Железный поход. Том четвёртый. Волчье эхо

Воронов-Оренбургский Андрей Леонардович

Вслед за назначением Воронцова с ним и за ним потянулись из Петербурга и со всех концов России сотни гражданских и военных маменькиных сынков и откровенных карьеристов. Следует сказать, что именно в эту эпоху левый фланг и Владикавказский округ сделался излюбленным краем всех сорвиголов, авантюристов, старателей, разбойников и просто искателей приключений, отличий и наград. Случалось, и нередко, что предпринималась какая-нибудь экспедиция или вылазка, стоившая немало крови, в виде угощения какого-нибудь важного гостя. Эти лихие походы доставили русской литературе¹³ и прессе, художникам¹⁴ и исследователям дикого Кавказа¹⁵ немало блестящих страниц, картин и набросков, но успеху

общего дела не помогали, и более - были вредны коренным деятелям, офицерам постоянных войск, часто несшим на своих плечах бремя той беспощадной войны и большей частью остававшимся в тени.

Многие из этих новых гостей Кавказа, понюхав пороху и потеряв друзей, вернулись восвояси, но очень много их осталось. Всех нужно было пристроить, а это было нелегким делом. Следствием сего явилось множество новых мест, должностей и управлений. «На бумаге это было благовидно, на деле очень дурно. При А. П. Ермолове гражданское управление в Грузии сосредотачивалось в канцелярии главнокомандующего; там было три отделения, которыми заведовали чиновники отнюдь не высокого класса. При графе Воронцове управление наместника состояло из нескольких департаментов, которыми заведовали тайные советники и сенаторы. В Главном Штабе было более 125 офицеров разных чинов. Главная квартира разрослась неимоверно! Нужно было иметь вдесятеро больше энергии, чем было у Ермолова, чтобы давать инициативу всей этой крайне сложной и громоздкой машине. У старого графа ее явно не хватало».¹⁶ В Главной квартире постоянно находилось бесчисленное множество людей праздных, интригующих, весело живущих и успевших уверить себя и других, что они делают важное дело и приносят пользу. Расходы на войну и на администрацию увеличились непомерно и тяжело легли на государственный бюджет. Число войск на Кавказе беспрестанно увеличивалось, а дело покорения Кавказа вперед не подвигалось.

* * *

Как бы ни было, но Кавказская война была благодеянием для русской армии - суровой школой, подобной петровской Северной войне и суворовским походам. Благодаря этой войне ей удалось сохранить свои бессмертные победоносные традиции, возжечь ярким пламенем начавший было угасать светильник.

«Малая часть огромной русской армии, заброшенная на далекую дикую окраину (но постоянно обновляющаяся свежими силами), свершила здесь великие дела. Ее не коснулись гатчинские вахтпарадные эспантоны, ее не осквернили шпицрутены военных поселений, ее бессмертный дух не стремились угасить плацпарадной фикцией “линейного учения”. Горсть русских офицеров и русских солдат, не стесняемая тлетворным рационализмом доморощенной пруссачины, показала здесь, на что способен русский офицер, что может сделать русский солдат. Суворовское «Мы русские, с нами - Бог!» огненным лучом пронизывает всю эпопею - от Иоры и Аскерани до Ведено и Гуниба»¹⁷.

В дебрях чеченских лесов и на раскаленных дагестанских утесах, в молниеносных рукопашных схватках с отчаянно храбрым противником и в изнурительных напряжениях прокладки дорог и расчистки просек крепла воля, закалялись характеры, создавались легендарные боевые традиции, вырабатывался глазомер начальников и бесстрашие подчиненных. Из одних выковывались Котляревские, из других - Архипы Осиповы¹⁸. И эту русскую боевую сноровку, эти боевые традиции, эту науку побеждать кавказские полки передавали из поколения в поколение, показывали ее во всех своих дальнейших встречах с врагом - при Башкадыкларе и Кюрюк-Дара, в хивинских и текинских походах, на Аладже и при Деве-Бойну и после, много лет спустя, при Сарыкамыше и Эрзеруме, под Ивангородом и Козеницами, на Бзуре и на Сане… «Вот почему нам должна быть бесконечно дорога каждая капля русской крови, пролитая здесь, между тремя морями, должен быть дорог каждый стрелянный здесь патрон. И должна быть священной память всех вождей, отцов-командиров и рядовых бойцов, не давших угаснуть русскому духу!»¹⁹.

Глава 2

26 мая на место сбора прибыл сам главнокомандующий граф Воронцов с сопровождавшими его лицами из Северного Дагестана; и Ташки-чу оживилось во всех отношениях. Граф делал все распоряжения к предстоящему походу, постоянно совещался с прибывающими в форт начальниками частей и в особенности с генералом Фрейтагом.

Роберт Карлович,

опытный командир знаменитого Куринского полка, был человек умный, предприимчивый и большой мастер уживаться с людьми. О нем давно говорили: «Он немец, каких русских мало». И то правда: энергичного сорокатрехлетнего боевого генерала любили все подчиненные и особенно прикомандированные гвардейские офицеры, которые пользовались его открытым гостеприимством и добрым сердцем. Фрейтаг был опытным, смелым генералом, не раз ходившим на волосок от гибели и воочию знавшим доблесть и ярость мюридов Шамиля. Служба командира куринцев проходила на передовых рубежах, в диком краю, который являлся театром беспрестанных военных действий против Шамиля и подвластных ему племен.

К сожалению, последние неудачные действия генерала Граббе в Чечне, где русская сторона потеряла до четырех тысяч человек²⁰, придавали событиям размеры не локальной, «туземной» войны, а войны европейского масштаба.

Причин тому было несколько, и их хорошо знали опытные ветераны кавказского фронтира. Еще в 1833 году генерал Вельяминов, соратник Ермолова и его рьяный последователь, составил подробный проект для Государя Николая Павловича, в котором излагал свое понимание методов ведения Кавказской войны. Основная мысль сего труда заключалась в том, чтобы продвигаться вперед медленно, но безостановочно, плотно заселяя завоеванные пространства переселенцами из внутренних губерний и казачеством. Среди конкретных мероприятий, предложенных Вельяминовым, было неукоснительное лишение горцев пастбищ (и вместе с тем лошадей для набегов), уничтожение полей и фруктовых садов горцев в течение нескольких лет подряд, тотальное изъятие огнестрельного оружия у мужчин, постройка Черноморской береговой линии с целью прервать сношения с Турцией и пресечь скрытую помощь мюридам «двуликой» Англии.

Сами наибы и военные вожди горцев не раз заявляли на переговорах с русскими генералами, что-де они к неверным англичанам испытывают неодолимое отвращение и презрение… оттого-то они якобы никогда не прибегали к ним за помощью. Но это была знакомая тактика лукавого Востока. Английские суда как до, так и после Крымской войны с завидной регулярностью доставляли контрабандой на побережье Кавказа оружие и боеприпасы. «Непреодолимая ненависть к англичанам» отнюдь не мешала Шамилю во время Крымской войны вести бойкую переписку с британским генералом Р. Вильямсом, находившимся в Карсе²¹.

Его Величество Николай I нашел проект генерала весьма основательным, но не дал ему хода по причине того, «что это помешает окончательному покорению горцев в сем году». Тем же числом Вельяминову была передана высочайшая собственноручная резолюция на его рапорте: «Дать горцам добрый урок, чтобы они на первых порах обожглись».

«Добрый урок» включал в себя постройку Николаевского укрепления, над которым горцы… не могли не смеяться. Горько посмеялся над этим уведомлением и сам Вельяминов: «С такими установками… наша армия для врага, как безопасная бритва для волос. Что ж, цыплят по осени считают. Тогда же подсчитывают и убытки от их падежа. Посмотрим, что будет с нашей армией. Как видно, Россия еще не раз заставит содрогнуться грядущие века от того, сколько она заплатила за настоящее».

* * *

– …А годом позже, ваше высокопревосходительство, - Роберт Карлович Фрейтаг отогнал нахлынувшее раздражение, но что-то ожесточенное, наболевшее шевельнулось в эту минуту в его душе к петербургским «стратегам», - пришел новый приказ Его Величества… построить ряд форпостов по восточному берегу Черного моря… Вельяминову же приказано было послать из Геленджика один батальон навстречу другому, коий будет послан из Гагр. Эти батальоны должны были пройти по всему берегу, - командир куринцев недобро усмехнулся, прямо посмотрев в пытливые глаза главнокомандующего, - и возвратиться к своим отрядам, «дабы получить ясное понятие о топографии сего края».

– И что же Вельяминов?
–  отхлебывая чай из фарфоровой чашки, учтиво поинтересовался граф Воронцов.
–  Выполнил Государеву волю?

– Никак нет, ваше сиятельство. Однако смею уверить, Вельяминов - храбрый боевой генерал, - твердо констатировал Фрейтаг.
–  Но он еще и прекрасный знаток границы. Посланный им батальон был бы истреблен скопищами татар не далее следующего дня по выходе.

– Вы в этом убеждены?

– Голову даю на отсечение. Надо знать Кавказ, ваше высокопревосходительство. И наши возможности на сегодняшний день.