Железный замок
Шрифт:
Для отряда это стало настоящим праздником, особенно для Прута. Здоровяк ужасно страдал от жажды из-за экономии воды: он самый первый подбежал, сбросил внутрь ведро и, вытащив его, принялся жадно пить — обливаясь, чавкая, урча от наслаждения, даже не дожидаясь, пока осядет грязь.
— Ну как? — спросил ухмылявшийся Ибар. — Не горчит?
— Нет, — улыбаясь во все шестьдесят четыре зуба, ответил Прут. — Всё прекрасно. А что, должна?
— Ну, мало ли. Я просто слышал, что дикари, когда уходят, отравляют все колодцы.
Три секунды молчания. Прут
— Шутка, — Ибар издал жуткий звук, отдалённо напоминавший смех. — Набери ещё.
Айтер закряхтел неодобрительно, стоя за спиной юноши.
— Ну и шуточки…
— А нечего без проверки пить и жрать что попало, — отмахнулся Ибар. — Как маленький.
Водой заполнили всё, что могли, включая себя — Табас высосал залпом целый литр и, заполнив флягу снова, пил маленькими глоточками, смакуя, как алкоголь, прохладную воду, слегка отдававшую чем-то кисло-болотным…
В очередной раз глядя на засаленную крышу пикапа, лежа на заднем сиденье, Табас подумал, что было бы слишком хорошо доехать до цели вот так — размеренно, без приключений, с завтраком, обедом и ужином по расписанию. Машина тряслась, Рыба, сидевший за рулём о чём-то вполголоса переговаривался с Айтером. Отвратительно воняло грязными портянками и немытыми ногами.
Солнце, превратившееся в огромный безжалостный белый шар, жарило с неба так, что грозило испепелить машину и людей внутри: кондиционер не работал, ветерок из открытых окон лишь чуть-чуть остужал взмокший лоб и шею. Вся одежда пропиталась липким потом, ужасно хотелось её снять и отмыться как следует — под душем, с наслаждением отскребая мочалкой грязную корку, но не судьба. И когда будет судьба — неизвестно.
Табас, мотавшийся на сиденье, как в колыбели, снова закрыл глаза, намереваясь подремать ещё немного, но проснулся, как потом оказалось, лишь через несколько часов.
Ему снился странный сон — реалистичный до невозможности. Он ехал в том же самом пикапе вместе с Айтером, Ибаром, Прутом и Рубой, но не по пустыне, а в каком-то заброшенном городе. Машина неторопливо, раскачиваясь на ямах, двигалась вперёд, а Табас прилип к окну, рассматривая окружавшие его руины. Здания, ранее пронзавшие небо, как иглы из стекла и бетона, теперь стояли и неодобрительно косились на одинокую машину тысячами мёртвых провалов окон. Обрушившиеся этажи и пролёты, провалившиеся крыши, битое стекло, вспучившийся асфальт, воронки. Сломанные зубы человеческой цивилизации.
Солнца не было видно: Табас поднимал взгляд в небо, но видел лишь странную тускло-красную пелену, окрашивавшую весь город в свой цвет.
Тем не менее, юноша понимал, что это сон — глядел по сторонам без опаски, несмотря на то, что подсознание пугало его и нагоняло жути. В окнах мелькали странные тени, сквозь фырчание двигателя вдруг прорезалось странное завывавшее бормотание и металлический скрежет. Присмотревшись, наёмник увидел, что одно из зданий ему кажется смутно знакомым — длинное, с заколоченными верхними этажами и вывесками магазинов. Внезапная догадка испугала —
Ибар постучал по крыше кабины и Табас, повернувшись, увидел его перебинтованное лицо.
— Контакт! — крикнул он, и в тот же миг прямо над ухом юноши грохнуло так, что сердце едва не выпрыгнуло из груди от испуга.
Табас подскочил на сиденье, стукнувшись макушкой о потолок кабины, когда машина дёрнулась. Грохот повторился, в правом ухе зазвенело. Табас отшатнулся и чуть не свалился на пол, когда Айтер с рычанием заложил крутой вираж.
— Что за херня?! — Табас испуганно повернулся и посмотрел через заднее стекло на то, что творилось в кузове.
— Да я откуда знаю? — огрызнулся Айтер, выкручивая руль в другую сторону, отчего Табас снова потерял равновесие и упал на сиденье.
Машина мчалась по пескам, что было мочи, водитель выжимал из неё всё возможное для того, чтобы оторваться от трёх едва видимых чёрных точек, которые обстреливал из пулемёта Прут. Ибар, прятавшийся за бортом, держал автомат наготове, но пока не стрелял — расстояние не то.
— Да не виляй ты так! — заорал Прут, которого едва не выкинуло за борт. Очередь из пулемёта ушла полностью в «молоко»: ствол увело в сторону. — Потом вилять будешь!
На чёрных точках что-то вспыхнуло. Табас физически почувствовал, как в них летят пули и съежился на сиденье, но расстояние сыграло свою роль — преследователи, кем бы они ни были, тоже не могли нормально прицелиться.
— А ты тогда хрен ли стреляешь?!
— Отпугиваю! — громкий голос Прута почти не был слышен из-за шума двигателя и свиста ветра в открытых окнах.
Табас высунулся, вцепившись в подголовник, чтобы не улететь во время очередного резкого поворота.
Зашипела рация Айтера, которую тот сразу же сделал погромче. Говорил Ибар:
— Не виляй, так они нас только быстрей догонят. Небольшими зигзагами едь! Главное — скорость не терять.
— Принял! — отозвался наниматель. — Блядь, ну так же всё хорошо было.
Табас нервно хихикнул, вспомнив свои недавние мысли по поводу того, что всё не может идти так хорошо. Стекло разлетелось на тысячи мелких осколков, от которых Табас едва увернулся, наклонив голову. Айтер заорал, как резаный и снова крутанул руль так, что пикап едва не завалился набок.
Рация тут же сочно выругалась, пройдясь по близким родственникам водителя, снова заработал пулемёт — очереди стали длиннее и злее, Прут что-то громко рычал.
Из-за шлейфа пыли, поднятого колёсами нападавших, не было видно, однако их пули ложились в пикап с похвальной точностью. Оставалось лишь молиться, чтобы они не зацепили колёса. Табас подобрал с пола свой автомат, снял его с предохранителя и передёрнул затвор. Высовываться не хотелось, впивавшиеся в тело мелкие осколки, густо усыпавшие сиденье, говорили, что это плохая идея.
— Кто это вообще? — спросил Айтер по рации, но с тем же успехом он мог просто крикнуть.
— А я откуда знаю?! Документы спросить?!