Желтоглазые крокодилы
Шрифт:
В кабинет без стука вошла Каролина Вибер.
— Ну что, придумал стратегию по тому делу, что я тебе принесла?
— Нет, что-то я замечтался. Совершенно не хочется работать. Пожалуй, приглашу сына пообедать!
Каролина Вибер, раскрыв рот, глядела на него, а он быстро набрал Александру на мобильный, и вот уже из трубки неслись радостные вопли мальчика: пойти с папой в любимый ресторан! Филипп Дюпен поставил телефон на громкую связь, и крики ликования разнеслись по кабинету.
— А потом, сынок, пойдем в кино на тот фильм, который ты выберешь.
— Нет, — закричал Александр, — мы пойдем в парк и будем там стрелять по мишеням!
— В
— Да, папа, да! Будем стрелять, и если я попаду в цель, ты меня похвалишь!
— Ладно. Тебе решать.
— Йес! Йес!
Мэтр Вибер покрутила пальцем у виска, демонстрируя Филиппу, что она о нем думает.
— Французские носочки подождут… Все, побежал, у меня встреча с сыном.
…Сначала — гулкий звук шагов в вестибюле. Стены, выложенные бледно-желтой плиткой с голубой каемочкой, зеркало в человеческий рост, почтовый ящик, на котором еще сохранилась табличка «Мсье и мадам Антуан Кортес», Жозефина ее не сняла. Запах в лифте. Запах сигаретного дыма, пыли и аммиака. Затем — шум шагов в коридоре перед дверью. У него не было ключей. Он приготовился постучать, вспомнив, что звонок вроде бы не работал, когда он ушел. Может быть, она его починила. Решил позвонить, чтоб проверить, но тут Жозефина открыла дверь.
Они стояли лицом к лицу. Почти год! — говорили их взгляды, пока они пристально вглядывались в лица друг друга. Всего год назад мы были идеальной парой. Женаты, двое детей. Что же произошло, почему все так быстро взлетело на воздух? Немой вопрос, удивление — у обоих. «Как же все изменилось за этот год», — думала Жозефина, глядя на сморщенную пергаментную кожу под глазами у Антуана, на испещренную красными прожилками, на птичьи лапки морщин. Он пьет, это видно, лицо опухло, покраснело… «А ничего не изменилось, — подумал Антуан, подавив желание погладить белокурые пряди, обрамляющие лицо Жозефины, — только она стала как-то тоньше и жестче. Ты красавица, дорогая», — едва не сказал он. «Ты неважно выглядишь, дружок», — едва не вырвалось у нее.
Из кухни настырно тянуло поджаренным луком.
— Я готовлю цыпленка с луком на ужин, девочки его обожают.
— Но сегодня, может быть, мне стоит сводить их в ресторан, я так давно…
— Они будут рады. Я им ничего не сказала, я не знала, вдруг…
Вдруг ты будешь не один, вдруг ты будешь занят, вдруг другая приехала с тобой… Жозефина промолчала.
— Они, наверное, сильно изменились? Как они?
— Ну, сначала было трудновато…
— А в школе как?
— Ты не получил их табели? Я посылала…
— Не получил. Затерялись, наверное…
Ему хотелось сесть и замолчать. Просто смотреть, как она готовит цыпленка с жареным луком. Жозефина всегда на него так действовала: успокаивала его, умиротворяла. У нее был дар, как у некоторых людей, которые исцеляют наложением рук. Так хотелось бы отдохнуть, забыть про опасный поворот в его жизни! Ему показалось, что он дробится на части. Словно его сущность разделилась на тысячу частей, и они плавают в воздухе, а он не может собрать их в кучу, не может с ними совладать. На тысячу маленьких ответственностей, с которыми ему не справиться. Он только что встретился с Фожероном. Тот уделил ему едва ли десять минут и за это время три раза отвлекался, чтобы поговорить по телефону. «Извините меня, господин Кортес, но это очень важно…» Потому что я совсем не важен, хотелось крикнуть Антуану в последнем приступе отчаяния. Но он сдержался. Дождался, когда тот положит трубку, и вернулся
— В Париже еще зима?
— Да, — ответила Жозефина. — Как всегда в марте.
Было уже поздно, стемнело, на улицах зажглись фонари, их бесстрастный белый свет поднимался к темному небу. За окном кухни вдалеке сиял Париж. Давным-давно, поселившись тут, они любовались огнями большого города и строили планы. Когда переедем в Париж, будем ходить в кино, в рестораны… Когда переедем в Париж, будем ездить на метро и автобусе, машину поставим в гараж… Когда переедем в Париж, будем пить кофе в прокуренных кафе. Париж стал волшебной картинкой на открытке, средоточием всех их мечтаний.
— А мы так и не переехали в Париж, — пробормотал Антуан таким несчастным голосом, что Жозефине стало его жалко.
— Мне здесь хорошо. Мне всегда здесь было хорошо…
— Ты что-то переделала на кухне?
— Нет.
— Ну, не знаю… Что-то изменилось.
— Книг стало еще больше, вот и все… И компьютер! Да, я выделила себе угол для работы, поменяла местами тостер, чайник и кофеварку.
— Наверное, в этом дело…
Он сидел некоторое время и молчал — грустный, чуть сгорбленный. Тронул пальцами клеенку, смахнул несколько хлебных крошек. Она заметила у него седину на затылке и удивилась: считается, что в первую очередь седеют виски.
— Антуан… почему ты взял этот кредит, не предупредив меня? Это все же нехорошо.
— Я знаю. Все, что я делаю последнее время, нехорошо… Мне нечего сказать в свое оправдание. Но понимаешь, когда я уехал, я думал…
Антуан сглотнул, словно то, что он собирался сказать, было слишком тяжело произнести. Успокоившись, продолжил:
— Я думал, что преуспею в этом деле, буду хорошо зарабатывать, присылать тебе много денег, столько, чтобы жить не нуждаясь. У меня были большие планы, я представлял себе, что все пойдет как по маслу, а потом…
— Но ведь это еще не конец, все может наладиться…
— Африка, Жози! Африка! Она постепенно пожирает белого человека, он гниет медленно, но верно… Только дикари выживают в Африке. Дикари и крокодилы.
— Не говори так.
— Мне это полезно, Жози. Я не должен был тебя бросать. Я этого в общем-то и не хотел. И я никогда не хотел, чтобы со мной так получилось, как сейчас. Может, в этом и состоит моя слабость.
Жозефина поняла, что ему очень грустно. Нельзя, чтобы девочки видели его в таком состоянии. И тут ее пронзило ужасное подозрение.
— Ты пил… Ты пил перед тем, как прийти?
Он отрицательно качнул головой, но она подошла поближе и почувствовала запах.
— Ты пил! Сейчас ты примешь душ, переоденешься, у меня еще остались твои рубашки и куртка. Будь любезен, доставь мне такое удовольствие, держись прямо и будь, пожалуйста, повеселее, если хочешь пойти с ними в ресторан.
— Ты сохранила мои рубашки?
— Они такие красивые! У меня рука не поднялась их выбросить. Давай вставай и в душ. Они придут через час, у тебя есть время…