Жемчужина дракона
Шрифт:
— Какая вы неловкая, леди Изабелла, — сказала она с притворным участием. — На вид легкая, а поступь у вас, как у двухгодовалого быка.
Я промолчала в ответ на это оскорбление, потому что сейчас мне было не до словесных пикировок. Ступени были влажными, и мои туфли на каблучках скользили, как по льду. С огромным удовольствием я полезла бы вверх на четвереньках, но тогда Милдрют, пожалуй, сравнила бы меня не с быком, а с собакой.
Поколебавшись секунду, я сняла туфли, оставшись в одних чулках. Так каменные выступы больно впивались в ступни, но можно было идти, не боясь упасть.
Мне пришлось подниматься
Последние ступени я преодолела почти бегом, и, выбравшись на вершину скалы, ахнула от восторга.
Я словно стояла на палубе корабля, который, рассекая волны, мчался к востоку, к солнцу. Словно летела к солнцу на крыльях, и я в самом деле раскинула руки, наслаждаясь упругим соленым ветром, ласкавшим лицо. Чайки пролетали совсем близко, едва не задевая крыльями, а шум прибоя был не таким громким, как на берегу, и казался далекой музыкой.
Милдрют и Тристан поднялись следом за мной, и Тристан сразу угадал мое настроение.
— Вам здесь понравилось, — сказал он утвердительно. — Я рад этому. Конечно, это не место для такой изысканной и благородной девушки, но мне хотелось бы верить…
— Здесь чудесно! — перебила я его. — Теперь я понимаю, почему вы так стремились вернуться сюда!
— Пойдемте, покажу вам дом, — пригласил он, и улыбка снова заиграла на его губах. На этот раз она была отчетливей, очень добрая, даже радостная, не такая, какую я видела во дворце герцога.
— С удовольствием принимаю ваше предложение, — ответила я самым любезным тоном. — Тогда сделайте мне одолжение, обопритесь на мою руку. Мне будет приятнее услужить вам, а вы сможете без труда выполнить роль хозяина. А Милдрют окажет мне огромную услугу, если принесет из лодки мой сундук.
Она так и вскинулась, и уже открыла рот, чтобы резко ответить, но Тристан уже отпустил ее и потянулся ко мне, шаря рукой. Я сразу же взяла его за руку, устроив его ладонь на сгибе своего локтя.
— Отличная идея, — согласился лорд Тристан. — Милдрют, будь добра, перенеси вещи леди Изабеллы в восточную комнату, там ей будет удобнее всего, — и пояснил, обратившись ко мне. — Комната не слишком большая, но обустроена более привычно для вас. Я живу так, как мне удобно, но в своей комнате вы можете обставить все по-своему.
— Нет, я не хочу менять ваших порядков, — ответила я. — Уверена, что без труда привыкну ко всему.
Мы пошли по дорожке, выложенной деревянными плашками, вдоль которой вместо перил были натянуты веревки, а Милдрют ничего не оставалось, как вернуться к лодке и тащить мой сундук на пятьдесят ступеней вверх. Я не смогла отказать себе в удовольствии посмотреть на ее злое лицо, и оглянулась.
Телохранительница смотрела нам вслед, и если я умела читать взгляды, она мечтала придушить меня прямо здесь и сейчас. Я улыбнулась ей и чуть пожала плечами, чем вызвала новую волну ярости. Круто развернувшись, Милдрют исчезла в каменном проеме, а Тристан тем временем рассказывал историю странного дома на скале:
— Это место открыл мой отец. Он каждую субботу уединялся здесь, превращаясь из человека в дракона. А потом он приказал построить здесь дом и часто прилетал сюда, чтобы побыть одному
— Тогда вы очень счастливый человек, — сказала я, подумав, что у меня не осталось даже возможности попасть в замок, плиты которого помнили голос моего отца и звук его шагов.
— Вы сказали это с такой горечью, — лорд Тристан осторожно погладил мои пальцы — словно подбадривая, поддерживая. — Но вы счастливее меня — ваш отец жив, и вы можете говорить с ним не в мечтах, а наяву.
— Да, вы правы, — засмеялась я принужденно. — Но сейчас папа далеко, и я так прочувствовала ваши слова, что горечь проявилась поневоле.
— Не грустите, Изабелла, — произнес он с теплом и сочувствием, — скоро вы встретитесь с семьей.
Сам того не зная, он произнес нечто зловещее. Моя семья уже давно была на небесах, и как бы я не горячилась, утверждая, что честь дороже жизни, торопиться на тот свет мне совсем не хотелось. Поэтому я промолчала, а Тристан уверенно шел по деревянной тропе, по направлению к дому.
— Сквозь скалу бьет родник с пресной водой, — сказал он и указал в сторону.
Там я увидела каменную чашу, в которой свободно могли поместиться четыре человека. В нее тонкой струйкой лилась вода из трещины в камне.
— Отец приказал вытесать здесь ванну, — объяснил Тристан, — ванна под открытым небом — не слишком приемлемо с точки зрения морали, но здесь никого нет, а птицам и ветру нет дела до ограничений, установленных людьми.
Я смотрела на этот естественный бассейн и представляла, как хорошо было бы плескаться в нем в знойный полдень или утром, или вечером, перед сном, в тихую погоду. Экстравагантно, вызывающе, но кому бросать вызов, когда поблизости нет даже рыбацких лодок? И кто сможет увидеть тебя на вершине скалы кроме птиц, ветра и солнца?
Мы обогнули родник и каменную чашу, и вышли к дому. Здесь скала была ровная и плоская, словно срезана великанским ножом. Получилась площадка шириной и длиной около двадцати шагов. Справа, у самого обрыва, росло огромное дерево — оно было похоже на сосну, но в то же время не похоже. Корни его оплели камни намертво, проникая в самую глубь скалы, вцепившись в нее, став с ней одним целым. Могучая крона была видна даже с берега, но дерево тянулось не к берегу, а к морю, простирая толстые узловатые ветви к солнцу. Возле сосны в скалу были вбиты металлические сваи, а на перекладине между ними на цепях висели качели — тоже из металла, тонкой и искусной ковки, покрытые ржавчиной. В звеньях цепи застрял цветок, бессильно поникнув высохшей головкой.
— Здесь качели… — сказала я удивленно.
Если раскачаться, то, взлетая вперед, окажешься прямо над морем, на неимоверной высоте. Кто же осмеливался на такую забаву?..
— Их поставил мой отец для моей матери, — сказал Тристан спокойно, безо всякого выражения.
Мы прошли мимо качелей, но я не могла оторвать от них взгляда. Позабытая игрушка, заржавленные цепи, сухой цветок — все это производило гнетущее впечатление, и совершенно не вязалось со свежестью и радостью утра.
— Позвольте спросить, — поинтересовалась я у Тристана, — а где ваша уважаемая матушка?