Жемчужница
Шрифт:
Но сейчас Алане казалось, что все их можно решить и потом просто забыть о них как о страшном сне.
========== Двадцатая волна ==========
Тики широко зевнул, усаживаясь на коня, и мельком взглянул, как Алана забирается в карету, о чём-то перешёптываясь с Изу на русалочьем, отчего, ясное дело, понять смысла их диалога он не мог. Правда, мужчина ничего против не имел: мальчик на каждое слово так искрился и радовался, словно бы соскучившись по родной речи, что теперь Микку становилось ясно, почему ребёнок всегда так восхищённо прикрывал глаза, стоило девушке запеть или
Так что мужчина был только рад, что Изу наконец-то всё же решился признаться, решился рассказать о себе всю правду. И всё это благодаря Алане. Если бы здесь не было девушки, то вряд ли бы мальчик так скоро позволил себе раскрыться, продолжая бояться и волноваться. Тики улыбнулся, пуская коня рысцой, и подумал, как же сильно ему повезло с приобретённой (найденной, Микк, представляешь, ты их нашёл) семьёй.
Осталось лишь теперь сохранить её.
Этой ночью заснуть у них с Аланой так и не получилось. Тики злился от осознания того, что не только его любимая девушка, но и его ребенок оказались связаны с человеком, к которому он априори никаких положительных чувств не испытывал и доступ воздуха в легкие которого готов был каждую секунду перекрыть.
Он подумал об этом сразу, как только Алана рассказала ему о том, что Изу по законам ледяных крепостей является рабом управителя провинции, но высказать или даже как-то материально выразить эту мысль не успел. Девушка зажмурилась как-то очень испуганно – и бросилась к нему, крепко его обнимая и приглаживая ладонью приподнявшиеся от порыва ветра волосы.
Она просила не злиться и попробовать решить все не просто насилием, а по закону – переговорами или дуэлью, в которой победивший имеет полную власть над проигравшим и может приказать ему что угодно.
Линк никогда не нарушает законов, говорила Алана. Он выполнит любое твое указание, пусть это и будет ему противно.
И Тики смирился, смирился с этим. И согласился с мнением девушки, перебравшейся к нему на колени и утыкающейся ему носом в шею. Она нашептывала ему на ухо утешения, и он успокаивался и думал уже не о том, как хорошо будет раз и навсегда избавиться от этого раздражающего тритона, а о том, как много еще предстоит сделать для того, чтобы все кончилось хорошо.
И вот как раз об одном из пунктов этого “хорошо” необходимо было поговорить с кем-то, кто знал морскую культуру и при этом не был Аланой. То есть Лави. Лави, который несколько дней назад оставил мерзкие отметины на тонкой шее девушки. Лави, который кричал на неё и злился, который ненавидел её лишь за то, что она выжила. Который перестал презрительно откладывать тарелку, стоило там появиться лишней котлете.
Который словно наконец смирился с чем-то. С тем, что Алана не была виновата в смерти его отца, их семьи.
Тики несколько часов провёл за мыслями о том, что нужно будет поговорить с тритоном: обдумывал темы, вопросы, собственное поведение, ответы, – и даже как-то не заметил, как к нему подъехал Неа.
– Слушай, а можно мне подраться с Аланой? – легко поинтересовался он, и Микк, пребывая всё ещё в своих мыслях, сначала даже не понял, про что брат говорил.
И – кивнул, не желая отвлекаться
Алана! Бой!
Какой бой, она же девушка!
– Э-э-й! Стой! – он поспешно развернул коня и поспешил к карете, рядом с которой уже ехал только что не подпрыгивающий в седле Неа. – Нельзя, слышишь?! Нельзя, говорю тебе!
Однако в ответ на это императорский засранец только шкодливо показал ему язык и взмахнул рукой, окутывая карету порывом ветра и весело заорал:
– Эй, улитка! Как только ты вылезешь из своей раковины, я подкину тебя в воздух, и ты шлепнешься на… – в рот ему залетел лист, заставив подавиться и захохотать.
Тики недовольно скрестил руки на груди, отпуская лошадиные поводья, и недовольно припечатал:
– Я. Не. Разрешал.
Из кареты послышался высокий мелодичный смех, и Алана высунулась из окна.
– За улитку ты у меня получишь вечером, – жизнерадостно заявила она Неа – и обернулась к Микку, шутливо хмурясь. – А ты – ты… тоже получишь, ясно? За то, что не слушаешь, о чем тебе говорят, и слишком поздно спохватываешься!
Тики захлебнулся возмущённым вздохом, заставляя девушку рассмеяться, и сердито вскрикнул:
– Он воспользовался моей задумчивостью!
Неа закатил глаза, говоря этим жестом, что плевал он на задумчивость мужчины, и Алана, явно видя, как закипает Микк от такой неслыханной дерзости (зачем с ней было сражаться? ну зачем?), спросила у Уолкера, облокотившись о раму окошка:
– Но почему ты хочешь сразиться со мной? Я.. – она тут запнулась на мгновение, потупив стыдливо взгляд, – не очень люблю драться.
Тики нахмурился, сердито взглянув на Неа и призывая его замолкнуть, но тот лишь лукаво улыбнулся и воодушевлённо обратился к Алане:
– Просто ты так умела в управлении водой, что я просто не могу перестать думать о битве с тобой!
В ответ на это девушка только удивленно захлопала глазами и вдруг в каком-то внезапном волненье защелкала костяшками пальцев. Словно боялась или стеснялась признаться в чем-то.
– Но… эм… – в конце концов выдавила она, – я… я не управляю водой… я просто ее прошу…
Неа, как показалось Тики (знавшему, в принципе про жриц и воинов в русалочьем народе), просто застыл. При этом удивлен был, как видно, только он, потому что сидевший вместе с девушкой в карете Мана только улыбнулся и снисходительно покачал головой, подтверждая, очевидно, причину его замешательства.
– То есть… – наконец как-то совершенно жалко пискнул мужчина, – ты… ты заклинатель, а не повелитель? Но как же… как же это… – он ошарашенно округлил глаза и замолк.
И Алана тоже молчала, глядя испуганно и удивленно.
– А что, есть отличие? – как-то робко спросила она в итоге, вскинув брови, и хмыкнувший Мана, сокрушенно покачав головой, пояснил:
– Повелитель – это хозяин стихии, а заклинатель – ее служитель, жрец. Во всяком случае, такого мнения придерживаются в Поднебесной.