Жемчужница
Шрифт:
Мужчина устроился у нее между ног поудобнее и осторожно развел ее половые губы кончиками пальцев. Алана дернулась, стоило ему только ее коснуться, и запустила ладонь ему в волосы.
– Ооо… о океан… – только и выдавила она, жмурясь и откидывая голову назад. И подаваясь ближе к нему, словно давала позволение, которого Тики уже не требовалось. Или – словно просила его сделать ей хорошо.
Микк поцеловал ее правое бедро и заскользил ближе к раздвинутым половым губам, вскоре погружая язык в ее влагалище и помогая себе пальцами. Алана замычала, едва сдерживая стоны и явно снова кусая губы, и притянула его голову ближе. И Тики,
До них едва-едва доносились блики догорающего костра, и лагерь был сонно тих – никому не было дела до того, чем они занимаются по ночам. И мужчину это только подстегивало. Он целовал Алане ноги, раз за разом возвращался к ее вылизыванию, и она была такой… такой ошеломляюще отзывчивой, такой вызывающе влажной, что в ее искренности не было никаких сомнений.
А то, что она иногда глядит на него с этой умилённой лаской, словно он был мальчиком, чьи поступки её приятно забавляли, – это можно было же объяснить без раздражающей ревности, не так ли? Просто русалка была в несколько раз (в двадцать, в двадцать, о дракон, раз) старше его – так что ничего удивительного, на самом деле, в том, что Алана временами смотрела на него как на ребёнка, не было. Главное было то, что большую часть времени она смотрела на него с любовью и восхищением – смотрела так, что чуть не прожигала своим взглядом.
Тики аккуратно лизнул горошину клитора, с возбуждающим наслаждением слыша очередной приглушённой стон девушки, и она вдруг замерла, обняв его ногами и прижав к себе так, что мужчина с понимающим смешком уткнулся носом ей в пупок и проворно погрузил палец в сокращающиеся мышцы. Алана задрожала, соблазнительно замычала, подавшись ему навстречу, и крупно вздрогнула, сжимая его в себе так сильно, что Микк на мгновение даже пожалел, что это был всего лишь палец.
О, если бы он мог взять ее. Войти в нее, ворваться, толкаться в нее, узкую, влажную, горячую. Он бы ощущал сокращение ее мышц, и она сжимала бы его в себе, исходя стонами – как надрез на березовом стволе – соком.
Однако стоило вернуться с небес на землю. Его потрясающая русалка и в реальности приглушенно стонала своим потрясающим нежным голосом, и он ощущал ее пальцами и языком, а ее смазка была соленой как морская вода, и от этого Тики казалось, что он хочет обладать ей полностью, целиком еще больше.
Она была воплощением его моря. Той стихии, которой ему никогда не владеть, но ощутить мощь которой его всегда звал ветер, шепчущий перед сном о новых увлекательных корабельных странствиях.
Член пульсировал почти болезненно, и каждую секунду мужчине казалось, что вот сейчас, сейчас его просто разорвет от того, что Алана позволяет так откровенно к себе прикасаться, позволяет ласкать и вылизывать себя, совершенно ему не предназначенную, но как-то в одночасье ставшую его горячечным сном, его грезой, почти святыней.
Но его все не разрывало, и это было почти хорошо, потому что Тики еще был голоден. Он еще не насытился податливостью своей русалки, ее вскриками, вздохами, нежной трепетной кожей ее половых губ, влажных и соленых от обильно выделяющейся смазки, потрясающим зрелищем ее часто вздымающейся груди с набухшими торчащими сосками и тем, как она вздрагивает, когда он скользит кончиками пальцев по внутренней стороне ее бедра.
Она звала его – шептала: «Тики, Тики, Тики», – запуская
А потом Алана вдруг подалась вниз, ускользая из его рук, и повалила разнеженного и не ожидавшего такого поворота событий Микка на песок, устраиваясь у него на бёдрах и длинно целуя в шею. Мужчина глухо рассмеялся, позволяя сумасбродной русалке творить, что та хочет, и, послушно помогая стащить с себя рубашку, наслаждался прикосновениями холодных губ к плечам, к груди, к лицу – словно теперь это Алана метила его, словно теперь это она не желала отдавать его кому-либо. И это возбуждало ещё сильнее.
Девушка двинулась на его члене, напоминая чем-то их первый опыт таких игр, и, в смущении закусив губу, чуть приподнялась, чтобы в следующую же секунду пробраться прохладными пальцами ему в штаны.
Тики дернулся, цепляясь взглядом за то, как лукаво и предвкушающе сияют глаза русалки, и тихо застонал, когда она скользнула по стволу кончиками пальцев и вытащила член наружу.
– Мне так нравится это делать, – шепнула она, наклоняясь и целуя его в губы. Так, как он сам любил ее целовать – посасывая губы и скользя в рот языком. Словно проверяла на нем новый навык – как мужчина отреагирует, что почувствует.
Микк вскинул руку и притянул ее к себе ближе, вынуждая принять наверняка неудобную позу – потому что Алана продолжала ласкать его и как будто даже замышляла что-то. Подвигав на стволе рукой, она осторожно опустилась на член, не впуская его в себя, но начиная тереться об него половыми губами и каждый раз вздрагивая, как только задевала разбухший клитор. Вскоре Тики уложил ее к себе на грудь, предпринимая ответное движение. Они терлись друг о друга, и их смазка мешалась между собой, и мужчина стонал, стонал, стонал, а девушка кусала его губы острыми зубами и сжимала ногами его бедра.
И – внимательно и с какой-то совершенно шальной улыбкой вслушивалась в его стоны.
Когда Тики дернулся и сжал Алану в руках, не давая ей двинуться и кончая, они оба почти задыхались. У девушки дрожали ноги и вспотела спина, а мужчина так остро чувствовал чирканье ее сосков о свой торс, что ему почти хотелось повторить все прямо сейчас. Вот только слабость немного пройдет.
– Ты так мило стонешь, – внезапно заявила драконова русалка, шумно выдыхая и целуя его в подбородок.
И Тики ощутил, как уголки губ у него сами тянутся вниз.
Милый… Милый?
Мужчина недовольно фыркнул, кусая Алану за нос и заставляя её смешливо накукситься, и сердито пробормотал:
– Я не милый.
Потому что он просто не мог быть милым: он же мужчина! Это вот русалка была милой – стонала она так, что внутри всё трепетало, улыбалась так, что хотелось улыбнуться ей в ответ, а смотрела так ласково, что в груди сразу же от этого нежного взгляда всё теплело.
Алана, однако, мягко хохотнула и потёрлась лицом о плечо мужчины.
– Милый-милый, – произнесла она таким тоном, словно ничто на свете не могло её переубедить в этом – даже Микк и его только что прошедшие и, видимо, не принёсшие никакого результата попытки. – И ты милый не потому, что маленький или что годишься мне в правнуки, и даже не потому, что мой родственник, а потому, что я люблю тебя, слышишь? – нежно проговорила девушка и подняла на замершего Тики искристый взгляд. – Очень люблю.