Жемчужница
Шрифт:
В человеческой ипостаси Алана была совсем как обычная девушка — только совершенно обнаженная и необыкновенной красоты даже с такими ранами. Есть такие люди — которые красивы даже абсолютно окровавленными и избитыми. И русалка была, как видно, одной из них.
Когда под контролем кое-где направляющего его Маны Микк промыл раны с одной стороны, брат вручил ему миску с травным отваром и новый кусок марли, щедро оторванной от толстой катушки.
— А теперь осторожно промокни по краям, — едва слышно приказал парень — и тронул его ладонь, направляя и показывая, как нужно делать. И при этом совершенно точно не касаясь кожи русалки ни на секунду.
Тики быстро кивнул, закусив губу до побеления, должно быть, и осторожно провел смоченной в отваре
Мужчина испуганно дёрнулся, взволнованно посмотрев на неё, но девушка мотнула головой, слабо улыбнувшись ему, словно говоря, что всё в порядке, и Микк подозрительно нахмурился, вновь принимаясь медленно и мягко обрабатывать рану.
И вдруг заметил ещё одно глубокое увечье — будто от ножа — рядом с бедром. Совершенно странное и, на самом деле, ненужное увечье, если отрезаешь плавник. Напряжённая злость всколыхнулась в нём, и Тики как можно спокойнее провёл пальцем возле запёкшейся корки крови, вызывая дрожь тонкого тела.
— Откуда у тебя это?
Алана вздёрнула брови, обведя взглядом его пальцы, и поджала губы.
— Один из них вонзил нож, когда я откусила ему язык, — тихо отозвалась девушка, и Микк ощутил, как эта злость разгорается в нём с новой силой: мало того, что охотники обрезали ей плавники и хотели забрать невинность, так ещё и целоваться лезли, чтобы полностью подчинить её себе. Как же мерзко и подло, как низко и бесчеловечно. Алана же даже и не знала, скорее всего, что такое поцелуи — она же вначале недоуменно хмурила брови, когда Мана целовал её в макушку или когда видела, как Изу чмокал Тики в нос.
Вряд ли она теперь вообще захочет знать, что это.
Вряд ли она теперь вообще позволит хоть кому-нибудь повторить с собой такое.
Отчего-то именно по этому поводу Тики ощутил совершенно убивающую его досаду. Зло поджав губы и хищно сузив глаза, он пообещал себе, что угробит еще не один десяток охотников на своем веку после того, как доставит Алану к императору, и тихо, но очень грязно выругался.
Так, что Алана недоуменно вскинула брови, а Мана — закашлялся, будто понятия не имел о том, что Микк знает такие слова. Правда, надо отдать брату должное, одергивать его он не стал. А Неа на его месте даже еще от себя добавил бы, с каким-то жестоким весельем подумал мужчина и осторожно промыл и эту рану на теле девушки.
Когда он закончил, Мана передал ему марлю для перевязки и попросил Алану немного приподнять ногу и чуть согнуть ее в колене, чтобы можно было перебинтовать все, а после того, как мужчина сделал перевязку, девушка осторожно, с его помощью, перевернулась на другой бок и позволила обработать вторую ногу.
Мана все это время надзорщиком нависал над ним и четко следил за тем, правильно ли Тики все делает.
Тики все делал правильно и гордился этим — потому что очень не хотел доставлять Алане еще боли сверх уже вытерпленной, а напротив — стремился утешить ее, обогреть и приласкать, чтобы она успокоилась и пережила это.
Он хотел показать, что не все люди — такие, как эти поганые охотники, что в Империи таких нет, а пленение и убийство русалок преследуются по закону.
Что прикасаться и смотреть можно по-другому. Что надводный мир, которого девушка никогда не видела, может быть не таким, каким она уже наверняка себе его представила.
— Знаешь, тот ханбок… — вдруг выдохнула Алана, когда Тики начал перевязывать вторую ногу, и мужчина вздрогнул, настороженно взглянув на её шею и мерно вздымающуюся грудную клетку. — Он мне очень напомнил ханбок, в котором сестра выходила замуж, — мечтательно проговорила девушка, и Микк удивлённо замер, переглянувшись с таким же ошарашенным Маной. — Она влюбилась в моряка и сбежала с ним на сушу. А потом отец узнал об этом, но душа у того моряка была настолько белой и прекрасной, что в итоге он сдался и дал добро на
Мужчина осторожно погладил ее по волосам, и девушка перехватила его руку, подтягивая к себе и обнимая как игрушку.
Маленькая девочка, даром что выглядит как взрослая.
Тики осторожно устроился рядом с ней, пока Мана собирал все свои причиндалы обратно в саквояж, и тихо попросил:
— Расскажи мне, — Алана широко распахнула глаза, глядя на него недоверчиво и опасливо, и Микк скользнул пальцами по ее щеке, желая успокоить. — Расскажи мне. Может, тебе станет немного легче после этого. Ты… рассказывала когда-нибудь?
Девушка замотала головой — и тут же зашипела, явно потревожив рану на спине, отчего застегивающий саквояж Мана сразу вскинулся и бросился к постели.
— Не двигайся так резко, Алана, пожалуйста, — умоляюще вздохнул он и присел рядом с ней и Тики.
Девушка кивнула ему в ответ, выдавив из себя еще одну слабую улыбку, и снова обратилась к Микку. В этот раз головой она покачала.
— Никому, — ее голос сел и был похож на шелест. Как шелест волн в прибое. — Даже отцу — он ведь не видел, не знал, что я пережила… Люсиль была замужем — они ее задушили ниткой ее же жемчужных бус. Знаешь, как было бы здорово, говори та торговка правду!.. — девушка хрипло рассмеялась и сильнее сжала руку мужчины. — Если бы русалки и правда плакали жемчугом, их бы не убивали в таких количествах, разве нет?..
Тики почувствовал, как ком встаёт поперёк горла, как он распирает глотку. Как хочется обнять беззащитную Алану и одарить её заботой. Одарить её лаской и уверенностью в том, что всё будет хорошо.
— Конечно, — шепнул мужчина, осторожно проведя пальцами по серебряным волосам, и девушка зажмурилась, улыбнувшись так, словно только что услышала что-то прекрасное.
Мана судорожно вздохнул, жалостливо смотря на них, и мягко погладил её по плечу.
— Люсиль тогда гостила у нас: приплыла порадовать, что носит дитя под сердцем, — продолжала Алана, смотря в потолок затуманенным взглядом и блаженно улыбаясь. — Отца, правда, рядом с нами не было: у него были неотложные дела в ледяных крепостях, а потому и спасти он нас не смог, — она прикрыла глаза, будто переживая момент накатившей истерики, и Тики взволнованно пододвинулся к русалке, укладываясь в нескольких сантиметрах от неё и наблюдая за жемчужным спокойным лицом. И лишь дрожь в пальцах, крепко вцепившихся в руку Микка, показывали, насколько тяжело ей было вспоминать всё это. — После Люсиль принялись насиловать Тэнью. О, какой же высокомерной и наглой она была! — с едва заметной усмешкой воскликнула Алана и вновь поникла, превратившись в безэмоциональную хладную статую. — Она перерезала себе глотку своим же шипом. После этого наши плавники связали, чтобы мы не смели ранить себя.
Мана зашептал что-то — как будто какую ругань — и замотал головой, утыкаясь Тики лбом в плечо и судорожно выдыхая. Сам Микк до боли закусил щеку изнутри и, не выдержав, притянул девушку к себе, осторожно обнимая ее и ласково, почти невесомо гладя по спине — поверх перевязанной раны, стараясь приласкать, а не потревожить.
И Алана прижалась к нему, притерлась всем телом — так, словно мерзла и леденела и хотела согреться. Так, словно он был солнцем.
И это было смешно и больно, потому что сама Алана совсем недавно, всего пару дней назад, призналась ему в том, что он слишком ослепляющий для нее.