Жемчужница
Шрифт:
— Я недостаточно хорош, чтобы рассматривать мое предложение всерьез? — впрочем, из-за обиды на самого себя и свои глупые порывы перевести все в шутку так и не получилось. — Хотя ты права… Я могу тебя понять…
Алана вздрогнула, встрепенулась, вскинула на него удивлённые серые глаза, сразу же виновато закусив губу, и мелко замотала головой, словно бы не желавшая его расстраивать, но и журящая себя за какой-то просчёт.
Но в чём она могла ошибиться, о манта? В том, что только что пресекла, буквально обрубила все возможности, которые могли
— Н-нет! — потерянно воскликнула Алана встревоженно, сжимая его рубашку на груди. — Я… то есть… просто… — забормотала она, пряча лицо и закусывая задрожавшие губы. — Просто это очень неожиданно, — хохотнула девушка, стыдливо отведя взгляд, и Тики ощутил, как внутри у него что-то бьётся. Разбивается вдребезги. — Прости, — пискнула она, вновь сжимаясь будто бы в порыве раствориться, и мужчина, тяжело вздохнув, легко поцеловал её в макушку, думая, что, вообще-то, хорошо, что она отказала ему вот так. Если бы русалка (возможно, только возможно) согласилась бы на хоть какие-нибудь отношения только из-за своего иррационального чувства вины, то Микк бы просто не выдержал.
— Не беспокойся ни о чём, — тихо проговорил он, успокаивающе проведя ладонями по её боку поверх тонкого одеяла, и Алана смущённо (уши у неё алели) кивнула. — Спи, — покровительственно-просяще выдохнул Тики, не желая покидать тёплой кровати и не менее тёплой девушки.
Через несколько минут молчания, нарушаемого лишь их мерным дыханием (казалось, словно они дышат воздухом друг друга, но Микк сразу же отгонял такие мысли, слишком похабные и идиотские), он провалился в сон, неожиданно уставший и вымотанный.
И на грани мечты и яви ему виделось, как прекрасная русалка с лунным светом в глазах осторожно целует его в щёки.
========== Восьмая волна ==========
Алана проснулась в одиночестве. Тело ныло на месте шрамов, но уже не так сильно, как вчера, благодарение морю — и Мане с Тики.
При мысли о Тики девушка ощутила, как щеки загораются, и как в груди бьетсябьетсябьется. Что-то.
Что-то, что забилось, кажется, еще тогда, когда Алана увидела, как Тики сражается — сначала в шутку с Неа, чтобы повеселить Изу, а потом — с Кандой. Он был таким потрясающим, что перехватывало дыхание, и Алане казалось — в ней все заходится, когда она думает об этом.
И в ней все действительно заходилось, когда мужчина к ней прикасался. Когда обнимал за плечо в лавке у ювелирши, когда помогал переодеться в тот замечательный ханбок — теперь безнадежно испорченный, когда нес на руках, когда обрабатывал раны, когда обнимал…
Он прикасался к ее ногам.
Девушка ощутила, как в горле забилось что-то — то ли от страха, что он поймет, то ли от предвкушения чего-то… неясного.
Хвост всегда был предметом влечения у русалок, и из-за этого ноги… они были очень чувствительными. И Тики прикасался к ее ногам.
Тики, который говорил, что
И потом — то ли в шутку, то ли всерьез — предложил выйти за него замуж.
И Алана… а она что сделала?.. отказала ему, верно? Он ведь стал таким… уставшим сразу, что ей показалось — его это действительно огорчило. Потому что он был к ней добр, а она отвергла его чувства? А эти чувства — они и правда были? А сама она что чувствовала?..
Сердце частило, и девушка тихо, но длинно выдохнула, силясь хоть как-нибудь успокоиться, хоть немного, потому что иначе голоса не было, руки дрожали, и все тело прошивало какой-то судорогой.
Корабль качало.
Алана закрыла глаза и сосредоточилась на волнующемся уже четвертый день море.
Надо было успокоить надвигающийся шторм и позвать кого-нибудь — Ману или Тики (так ли это важно сейчас?.. хотя кому она врет, манта всех сожри), потому что тело… тело требовало своей порции влаги, а для этого нужно было снять перевязку.
Ах, как же хотелось бы сейчас окунуться в родное море, быть обнятой своим господином, расправить плавники и вдохнуть полной грудью солёный воздух. Как хотелось показать океану, что с ней всё хорошо.
Да только её хвост был изуродован, а с кровати подняться не было возможности, потому что любое движение отзывалось режущей болью, и Алана с иронией ухмыльнулась, прикрыв глаза.
Слабая и раздавленная.
Бесполезная.
Беспомощная.
Что же ей теперь делать? Теперь, когда дороги домой нет? Когда плавать она больше не сможет? Когда море оказалось так далеко, хотя было всего в нескольких метрах?
Алана выдохнула, пытаясь не думать об этом, потому что от таких мыслей становилось совсем тошно и желание сдохнуть накатывало с новой силой. А потом она вспомнила про Тики, который так трепетно и осторожно прикасался к ней, словно боялся причинить боль, словно боялся навредить и оскорбить, и румянец вновь разгорелся на щеках, такой незнакомый и неожиданный, потому что раньше воспоминания о ком-то никогда не рождали в ней столько ласки и взволнованного ожидания… чего-то.
Но нужно позвать кого-нибудь, иначе ноги у неё в скором времени отсохнут.
Алана улыбнулась самыми уголками губ, чувствуя нарастающее внутри предвкушение (придёт же Тики, да? да?), и соткала из воды в аквариуме тонкую руку, которую тут же отправила вверх по лестнице, раскрыв ею же деревянную дверь. Послышался чей-то вскрик, охи да ахи, стук об пол, звук упавших и покатившихся по ступеням предметов, а потом топот двух пар ног — в каюту ворвались запыхавшиеся Мана с Тики, а вслед за ними и та самая водная рука с желтеньким яблоком. Алана хохотнула, находя всю эту ситуацию довольно смешной, и положила яблоко на прикроватную тумбочку, намереваясь съесть его после перевязки.