Жемчужный принц
Шрифт:
– Понятия не имею.
– Ты недоглядел! Вот в чем твоя вина! – И Кроун потряс своим огромным кулачищем перед лицом лакея. – В этом замке живут всякие эльфы, феи и всевозможная нечисть, которая и сперла ключ. И я думаю, что Фаустина здесь тоже приложила свою ручку бывшей ныряльщицы! Ей хочется отомстить мне.
– Нет, сеньор Кроун, только не Фаустина. Она очень больна. – И обычно бесстрастное, каменное лицо Витторио омрачилось глубокой печалью.
– Что с ней?
– Во время отдыха к ней в спальню ворвался ворон и укусил ее за шею.
– Ну и что? От
– Доктор тоже говорит, что рана заживет, но принцесса слабеет с каждым днем.
– Когда я вернусь на остров, я придушу этого Робина вот этими вот руками! – И Кроун показал миру свои толстые, короткие, будто бы обрубленные пальцы с выпуклыми ногтями, которые никак не вязались с его изящной фигурой. – А кто теперь пользуется тронной залой? – ехидно спросил Кроун.
– Никто. Она сгорела в ту же ночь вместе со стенами и теперь напоминает открытую всем ветрам, площадку. Я отдал распоряжение расчистить ее и построить перила.
– Молодец. Хвалю, – буркнул регент.
– И еще принц Перль куда-то исчез.
– Что! – заорал Кроун так, что все размалеванные лица разом повернулись к нему.
– Простите, сеньоры! Это все нервы! – извинился Кроун.
– Здесь все на нервах, сеньор! И не надо щекотать их людям, которые делают ставки, прошамкал беззубым ртом старик в расшитом малиновом камзоле. Видимо, он хотел внешне походить на самого дожа, а возможно действительно имел этот сан.
– Куда он, по-твоему, мог исчезнуть? – шепотом спросил Кроун.
– Принц постоянно находился в своих покоях. Более того, он не покидал стен спальни. Наверное, как всегда, смотрелся в зеркало. Что ему еще делать?
– Или секретничал с Фаустиной. У него теперь прибавилось дел.
– Еще принц был в библиотеке, но он там обычно проводит столько, же время, сколько у зеркала.
– О, этот принц! Все мои старания прошли впустую! Я буквально выходил его в этом вертепе под названием жемчужный замок, а он, чувствуется, пошел по стопам своей матушки.
– Она была фея, – напомнил Витторио.
– Да, но своеобразная и очень легкомысленная.
– Зато добрая.
– Замолчи, Витторио. Принц изменился даже внешне. Раньше это был чудный ребенок с черными кудрями, который слушался меня во всем, а теперь его как будто бы подменили. Он стал высокомерен и подозрителен.
– Но ведь ему исполнился 21 год! Это естественно. На меня он тоже стал смотреть с явной неприязнью.
– Но чья? Скажи мне, чья это работа?
– Я не знаю, сеньор Кроун. Я всего лишь ваш слуга, – вздохнул Витторио.
– Ладно, возвращайся на остров, а я скоро присоединюсь к тебе.
– Вы не поедете со мной? Я заказал прекрасную галеру.
– Нет. Не забывай, что Жемчужный остров – это часть Венецианской республики, и с меня требуют выполнение определенных финансовых обязательств и уплаты налогов. Наше положение не столь блестящее, как кажется праздным обитателям Жемчужного королевства. А принц вернется, я в этом не сомневаюсь. Куда он денется от этой интриганки Фаустины! Все. Иди.
Поклонившись, Витторио покинул стены
«Принц, принц, принц…» – и слезы навернулись на холодные глаза Кроуна. «Когда он родился, я не обратил внимания на какого-то тощего лягушонка с синими глазами, которым восхищалась вся местная аристократия. Но когда он, двух лет от роду, забрел в траурную залу и пытался разбудить свою мертвую мать, сердце мое дрогнуло, и я почувствовал нежность к этому ребенку. Отцовскую нежность. Не больше. А потом я сам не заметил, как во мне поселилась пагубная страсть, которая начала сводить меня с ума. Но я боролся с собой и поклялся, что скорее убью себя, чем прикоснусь к принцу! Но за эту жертву он заплатит мне. Я воздвигну стену между ним и миром и буду жить при нем, как немой раб. Он станет, подобно римскому императору, приказывать, повелевать и казнить. Я сделал все. И что же я получил? Эта гадина Фаустина дала ему вкусить запретный плод, и он пустился во все тяжкие! И он позабыл меня. Хотя его можно понять. Сейчас на дворе 1773 год, и люди стали другими. Они все играют какие-то роли. Как, впрочем, и я.»
Да, я жесток, но каким еще может быть бедный ныряльщик за жемчугом, цель которого возвыситься среди тех, кого он ненавидит! И я этого добился. Только вот какой ценой? Коварная страсть живет внутри меня и не дает покоя! Я – содомит!
Казино с его нелепыми фигурами коломбин и желтыми цепкими пальцами игроков поплыло перед глазами Кроуна. Он плакал. Впервые в жизни.
– Вы плохо себя чувствуете? – с тревогой спросил его сосед? Вам помочь дойти до пристани?
– Нет, не надо, – жестко ответил Кроун и тут же пришел в себя. – Мне пора. Я не буду отыгрываться, сеньоры.
Кроун встал и своей раскованной, вихляющей походкой направился к выходу, но наблюдательный человек сразу заметил бы, что внутри он весь был как натянутая струна. Словно во сне он шел по Сан-Марко, где опять какая-то веселая компания разодетых мужчин и полуголых женщин прямо на улице пили шампанское, а акробаты в костюмах змей изгибали свои тела вокруг позолоченного шеста.
Проходя мимо кофейни, Кроун увидел, что за стеклом сидит та цветочница в белом платье, которая приходила в казино. Узнав Кроуна, она помахала ему ярко-оранжевыми маргаритками, как будто хотела о чем-то напомнить ему. Кроун вежливо кивнул ей, хотел подойти, но женщина опять исчезла.
Подойдя к набережной, Кроун подозвал мальчишку-гондольера в надежде, что его юность и наивность позволят ему сэкономить несколько лир.
– Жемчужный остров. Повезешь?
– Это далеко, сеньор, – ответил голубоглазый парень, явно набивая цену.
– Заплачу, сколько попросишь, – смягчился Кроун.
– Тогда садитесь, – сказал парень.
Кроун осторожно забрался в гондолу и сел на мягкое бархатное сиденье.
– Вам удобно сеньор? – вежливо осведомился мальчишка, отталкиваясь веслом.