Жена чудовища
Шрифт:
— Если хозяин забудет рыбу на столе и уйдет, кому из котов она достанется? Самому шустрому, или тому, кто легко подерет остальных. А еще возможно, что два кота передерутся, а рыбку тем временем утащит какая-нибудь кошка, просто бегущая мимо.
— Тетя?..
— Ты ведь не дурочка, Элла. Должна понимать. Твоя племянница только тем и вредна кому-то, что должна родить наследника. А кому достанется герцогство, если наследника не будет?
— Это я понимаю. Думаю, там немало наследников. — леди Фан усмехнулась, — начиная с детей сестры,
Кого ты имела в виду, когда говорила о кошке, которая пробегала мимо?
— Никого, — отрезала гадалка, — откуда мне знать? Как будто я бываю при королевском дворе. Ты хочешь, чтобы я прочитала в отражениях судьбу твоей племянницы? Смотри, — она протянула руки, показывая.
Руки были больные, с распухшими суставами и старчески-набухшими венами.
— Я простудилась весной, — сказала она, — с тех пор не могу играть на бубне. К тому же мне надо бы видеть того, о ком ты спрашиваешь. А ты можешь сыграть о том, что тебе нужно. Попробуй, а я постараюсь увидеть.
— Я? — изумилась леди Фан, — но я никогда не делала этого. Я не умею! Даже не представляю себе, как надо играть на твоем бубне — о чем-то!
— Просто бей в него пальцами, стараясь подобрать мелодию. И думай. Думай о том, что хочешь узнать, вспоминай племянницу и тех, кто с ней рядом. Иначе ничего не выйдет, Элла.
Леди Фан с опаской посмотрела на бубен на стене. И все же подошла, легонько ударила по темной, туго натянутой коже, бубен отозвался звуком глухим, еле слышным. Она ударила опять, прислушиваясь.
— Сними его, — с насмешкой велела старуха. — И играй.
— А что на это монахини скажут?
— Думаю, что ничего. Но посмотрим.
Снятый бубен издал звук более чистый и звонкий. Надо бить так, чтобы получалась мелодия. И думать о
Тьяне.
Играть о том, что нужно. О, Пламя Всезнающее.
— Что ты хочешь узнать? — спросила Айнора. — Скажи сразу. Я ведь не могу разом увидеть все, так что скажи.
— Я хочу знать, приживется ли она в Нивере, и родит ли ребенка. И какие ждут ее опасности. И как к ней будет относиться муж…
— Довольно. Я поняла. Играй.
Бубен глухо зарокотал под пальцами, но это была никакая не мелодия. Слишком беспорядочно, некрасиво. Тревожно. Они все мелькали перед ее внутренним взором: Тьяна, герцог, герцогиня, колдун Хойр. А пальцы стучали по краю кожаного круга…
Она догадалась поправить бубен на коленях и стала ударять ближе к центру, так получался уже другой звук, гораздо звонче. Разное место удара — разные звуки. Она разобралась. Скоро стало похоже на мелодию, но все равно нестройную.
— Играй, Элла! — прошипела Айнора, когда леди Фан на несколько мгновений остановилась, — думай и играй.
И та поспешно принялась опять выбивать свою мелодию, не замечая, что та становилась постепенно стройнее и звонче, а пальцы все больше немели.
— Хватит, — наконец
Та мгновенно остановилась.
— Я видела того ребенка. Будет ребенок, наследник Айдов, но его рождение перестанет быть важным. И еще сын, потом дочь. Будет смерть. Будут зло. Трудно быть прозорливой и не держать зла на невиновного. И у нее скоро попросят прощения — пусть простит, теперь это нетрудно, — гадалка говорила, уставившись в одну точку, а леди Фан в панике старалась все запомнить и горько жалела о том, что нет под рукой пера и бумаги.
Хотя, в сущности, не так и трудно было запомнить.
Айнора заморгала, словно просыпаясь, и добавила:
— Она ведь не такая курица, как Мерит? Тогда она выживет. А ты уезжай, ты не нужна. Она не должна ждать от тебя совета, ей надо слышать себя. Тогда, может, и обойдется.
— Что обойдется? — уточнила леди Фан враз охрипшим голосом.
— Зло не убьет. Ни ее, ни еще кого. Она выживет и родит сына. Но зло будет. И будет смерть. Чтобы ей выжить, не надо вести себя, как глупая курица… я хотела сказать, как истинная леди, достойная своего положения. И пусть простит. Скажи ей обязательно.
— Кого ей надо простить?
— Кто попросит. И не всегда будет легко. Это ты понимаешь. Всегда легко не бывает. Ей будет хорошо, очень хорошо, и если бы не зло… И другие чувства, которые мешают. Ты это тоже понимаешь. Она будет купаться в любви.
— В любви мужа? — рискнула уточнить леди Фан.
— Не знаю. Ты не показала мне мужа, — сердито заметила гадалка, и опять заморгала, — повесь бубен на место, — резко велела она, — я сказала все. Поняла? Простить. Слушать себя. Радоваться тому, что есть. И поменьше слушать, что ей велят другие. Пусть ей поменьше велят! А сын будет. Об этом пусть не беспокоится. Повесь бубен!
Леди Фан поспешно вернула бубен на стену.
— Вот, возьми, — Айнора сняла с шеи шнурок, на нем висело несколько колец, явно неподходящих для ее изуродованных болезнью пальцев. Она выбрала одно, с коричнево-желтым камнем. — вот, это золотое, и камень хороший, уместно для женщины из дома Айдов. Говорят, что этот камень обостряет способность слышать себя и видеть мир в отражениях. Его такие, как я, часто носят. Вранье! Ничего он не обостряет.
Просто камень. Но ты ей скажи, что обостряет. Пусть не боится себя слышать, и ни у кого не спрашивает советов.
Леди Фан взяла кольцо. Красивый камень, изящная оправа. Старое. И недешевое, да. Такое на руке у леди Айд не вызовет вопросов.
— Это означает, что у Тьяны есть твоя сила? Твои способности? — спросила она с трепетом.
— Они у всех есть, — старуха захрипела и закашлялась, потом продолжила, — у кого-то больше. У кого-то меньше. Но есть у всех. У нее, может, и больше, наша ведь кровь. Не все умеют слушать и слышать. А она пусть учится. Но она обычная, без силы, поняла? Иди, Элла. Я устала.