Жена Эмина. Его наследник
Шрифт:
Он сделал знак Коле и отошел назад, не сводя с меня взгляда. Словно я могла исчезнуть. Упорхнуть. Как четыре года назад.
Боже.
Нет, Эмин мне ничего не сделает. Не посмеет. Так нельзя. Меня ждет сын.
Мне нельзя в Волгоград.
– В машину ее, Коля. Пока суженый искать не начал.
Глава 16
– Я никуда не поеду, - сказала я твердо.
И тогда из-за спины зверя вышел Коля.
Неторопливо, медленно.
Будто давая мне шанс отговорить Эмина
– Ты совершаешь ошибку, Эмин. Одну за другой.
– Быстрее, - скомандовал Эмин.
Я с мольбой посмотрела на Колю.
А он покачал головой, мол, ничем не могу помочь, я тоже хочу жить.
– Я сама. Не трогай меня, - бросила я гневно, отшатываясь от чужих рук.
– Так будет лучше, Диана Булатовна, - тяжело вздохнул Коля.
Машину прикатили прямо к кафе. И даже открыли передо мной дверь, но мои глаза зацепились за узкий проход между кафе и бампером.
Я бы смогла.
Я смогу.
Эмин забирался на водительское, уверенный в моей покорности, когда я оторвалась от Коли и сделала рывок.
Жаль, закричать не успела.
Здесь либо рывок, либо голос. Силы на большее - поедал страх.
Меня схватили здесь же. И почти безболезненно затолкали в машину.
– Это было наивно. Впрочем, в твоем стиле, маленькая, - хмыкнул Эмин и тронулся.
В шестом часу меня увезли с вокзала. Истерить я не стала – это не возымеет смысла. На лице бывшего мужа непроницаемая маска, а дома меня ждал сын, которому я пообещала скоро вернуться.
А по факту? Эта мысль терзала мое сердце.
– Эмин, за что? – только и спросила я.
Зверь молчал, утопив педаль газа в пол.
Мы неслись по городу в неизвестность. Скорее всего – на выход.
– И что дальше? – я пыталась говорить спокойно, но голос то и дело срывался, - повезешь меня в Волгоград? Без документов, потому что сделаешь новые? Без права на голос, потому что снова запрешь меня на Батальонной? А «выгуливать» будешь опять по расписанию?
Судя по ожесточенному лицу Эмина, все так оно и будет.
Но для себя я все давно решила. После рождения Эльмана ничего не станет, как прежде.
Я отвернулась, кусая губы и заедая собственную речь - она здесь ни к чему. На вокзал я уже не успею, слишком далеко уехали. Почти к выезду из города.
– Почему вся боль достается мне? У тебя ведь тоже были женщины, Эмин!
– Дело не в этом.
Я ухватилась за его голос. Повернулась, дернулась.
И тут же спросила:
– А в чем?
– Я просто не могу без тебя.
Просто… для него это так просто - взять, наобещать, увезти. Мой муж самый жестокий человек.
Я всхлипнула.
Рядом с Эмином все вспомнишь.
– Эмин, я так больше не могу.
– Я тоже, маленькая.
– Ты не понимаешь… я много лет ходила к психологу. Я больше не хочу такой жизни!
Я повернулась к нему.
Холодный. Жестокий. Беспринципный.
Его грудная клетка вздымалась все чаще. Глаза зверя смотрели на дорогу. Он не собирался тормозить. За окном проплывали безжизненные пейзажи. На их фоне я увидела, как дернулся кадык. Эмин тяжело сглотнул.
– Достань свой телефон.
Эмин протянул руку.
Я выудила мобильный из сумки. Заберет все равно - обыщет с пристрастием. Лучше самой. Эмин забрал, отключил телефон на ходу и положил его к себе в карман.
– Я ненавижу тебя.
– Тоже чувство. Больше, чем ничего, - выдавил он напряженно.
Зверь говорил так, словно это смертельно тяжело – просто говорить.
Мы были на грани. Там, где заканчивалась нежность и начиналась суровая жизнь.
– Это не любовь, Эмин. Это безумие.
– Тогда мы в нем погрязли. Мне жаль, маленькая.
Сердце тревожно забилось в груди. И тогда я достала из сумки бумагу. Специальная с шероховатой поверхностью – она дольше хранит рисунок, я трудилась только на такой бумаге.
Я быстро начала ее разворачивать.
Эмин скосил на меня взгляд и тяжело сглотнул. На его лбу прорисовалась капелька пота. Он перевел взгляд на дорогу, затем снова на бумагу в моих руках.
И так несколько раз.
– Красивый, правда? – шепнула я.
– Когда? – прохрипел он.
– Утром. Пока ты спал.
На бумаге был нарисован Эмин. Нежный, безмятежный, домашний. Я только такие рисунки показывала сыну – пахнущие любовью.
– Вот, здесь любовь. Любовь на рассвете. А то, что ты делаешь сейчас, это безумие. Ты снова делаешь мне больно. Понимаешь?
Мы съехали на обочину. Эмин выхватил бумагу из моих рук и начал вглядываться.
Мы не остановились, нет. Это временное выздоровление. Он повезет меня дальше и ни на секунду не остановится.
– Это не я, - выдавил Эмин.
Его густые брови сошлись на переносице. Он не мог понять, что было не так на рисунке. Правду знала только я. На бумаге слились воедино лица Эмина и его сына.
О котором он еще не знал.
– Я так вижу, - увильнула я.
Эмин сложил бумагу вдвое и спрятал ее в бардачке. Отобрал у меня портрет, забрал себя у меня.
Ничего, нарисую новый. Если вернусь домой. В голове сохранился образ безмятежного Эмина.
– Ты счастлива? – процедил зверь.