Жена на продажу, таверна на сдачу

Фрес Константин

Старик меж тем решил в нашей драке участия не принимать.

Бочком, бочком, он пробрался к печи, черпанул из котла супа. Ему сразу же попалась мозговая косточка с влажно блестящим сварившимся костным мозгом. Старик мигом обо всем позабыл и принялся ее жадно грызть и трясти, стараясь добраться до лакомства.

Мы же со старухой сцепились не на шутку.

Она все дергала меня за косы, визжала, как циркулярная пила, а я безрезультатно лупила ее по плечам.

И кто знает, чем бы все это кончилось, если б

помощь не пришла с самой неожиданной стороны.

— Они бесплатно пожирают мою похлебку! — раздалось с лестницы трагично и драматично. Любой драматический актер обзавидовался бы.

Это мой хозяин вышел посмотреть, что это такое происходит в его таверне, откуда столько шума.

За его плечом маячил перепуганный Карл. Видно, это он позвал отца в поддержку, видя, что численный перевес не на нашей стороне.

А нетрезвый папаша Якобс — это был именно он, — выдержав эффектную паузу, громко икнул и кубарем скатился по ступеням.

Однако, тотчас же подскочил на ноги, как ни в чем не бывало, и накинулся с кулаками на старика.

Тот, не прекращая посасывать голую уже кость, зачем-то горстями хватал горох из стоящего рядом с печью мешка и сыпал себе по карманам.

Нападение папаши Якобса заставило его отказаться от этого увлекательного занятия и обратить все силы в оборону. Тем более, что папаша Якобс оказался не дурак подраться. Он принялся так мутузить старика, что ворованный горох брызнул в разные стороны.

— Мое добро-о-о! — визжал тенорным фальцетом папаша Якобс, кулаками выколачивая пыль из спины старика. — Мой горох, моя чечевица! Ме-еня обворовывать!..

— Не обворовывать, — пыхтел старик, кое-как защищаясь от крепких кулаков папаши Якобса. — А только лишь забрать причитающееся нам!

— Тут все мое! — ревел Якобс.

— Купил девку по дешевке! — завопила ему в ответ злая старушонка, выпуская мои волосы из своих цепких ручонок. — Да она стоит в несколько раз дороже! Отдавай то, что не додал!

Она так пихнула меня, что я кубарем покатилась по полу. А старая мегера накинулась на Якобса и повисла на его спине.

Тут и Карл подключился.

Схватив метлу, он принялся колошматить ею прицепившуюся к отцу бабку. Якобс воодушевленно тузил старика.

Я сидела в ужасе.

И неизвестно, чем бы кончилась потасовка, если б папаша Якобс не начал побеждать.

Старик рвался из его рук, оставляя клочья своей одежды. Та расползалась по швам с сочным хрустом. В руках папаши Якобса осталась уже пара черных клочков от парадного сюртучка старика.

Бабка, наполучав метлой, съехала со спины Якобса на пол и сидела, громко охая.

И тогда старикашка предпринял отчаянную попытку победить.

У стола он оставил свою трость; за ней-то он ринулся в великолепном прыжке.

И ею же нанес сокрушительный удар папаше Якобсу прямо по темени, отчего тот рухнул, как подкошенный.

Полилась кровь, пропитывая редкие волосы и колпак Якобса.

— Убили-и-и, — хрипел он. Его глаза совершали неторопливый обход глазниц независимо друг от друга.

Карл бросился к отцу — вот добрая душа!

Старуха, увидев такой поворот, ползком двинула на выход, притом весьма шустро. А старик, нервно одернув рваный сюртук, попытался придать себе гордый вид. Неспешно направился на выход, но не удержался — в пару прыжков вернулся к мешку с горохом и ухватил еще пару горстей.

— Вон! — прокричал Якобс. Он кое-как уселся и запустил свой тяжелый башмак в старика, как в нашкодившего кота.

Башмак прилетел точно старику по горбу, и тот прыснул, как испуганный курёнок.

А папаша Якобс внезапно повеселел.

— Хы-хы-хы, — рассмеялся он, рассматривая то, что было зажато в его руке.

Вместе с тканью сюртука он вырвал у старика и карман. В нем оказался кошелек, набитый медяками. Убытки и легкие телесные окупились с лихвой.

— Молодец, девка, — сурово похвали меня Якобс. — Не отдала хозяйского добра ворью!

Он почесал побитое темя и застонал. Видимо, удар был все же нешуточный. Папаша Якобс все никак не мог подняться, и нам с Карлом пришлось тащит его наверх под руки.

Там он повалился на свою кровать, прижимая к сердцу добытый в драке кошелек. Ему сделалось худо, и пришлось делать примочки из самогона и теплой воды.

А он метался и стонал, словно и в самом деле помирал.

Но денег из рук не выпускал.

Жуть!

Через полчаса, вроде, ему стало получше. И он прогнал нас, хлебнув как следует самогона и громко захрапев.

Мы с Карлом перевели дух и переглянулись.

— Ну, — произнес он. — Теперь идем кормить ужином лесорубов!

Глава 6. Праздник непослушания

К нашему с Карлом счастью, папаша Якобс не понял, что вместо чечевицы подавали гороховый суп. Да и бой у него отнял много сил. И, залив свою боль алкоголем, он отлично вздремнул, пока мы с Карлом продавали наш чудесный суп с горохом и копченостями.

Гороха мы не пожалели, мясо нарезали небольшими кусками, так что хватило всем. И все были сыты и довольны. Ну, и заработали мы немало, что уж.

Папаша Якобс все же унюхал копчености. Вечером спустился посмотреть, что это мы тут готовим. Но я уже отмыла котел, остатки костей уволок с собой побитый им старик. А горохового супа не осталось ни ложки.

— Чем это так пахнет? — подозрительно спрашивал Якобс, тычась во все горшки. — Как будто копченым?

— Лук немного подгорел, — соврала я. Получила, конечно, затрещину. Ай, больно!

Но денежки, наши честно заработанные денежки при нас остались!

Карл же придумал интересный тайник.