Жена на продажу, таверна на сдачу
Шрифт:
— Мне все равно, — не менее грубо ответила я. — Просто сделай так, чтобы я больше ни тебя, ни их тут не видела. Забудьте уже обо мне.
Муженек прищурился:
— Свободу отвергаешь? — с подозрением спросил он.
— Отвергаю твои грязные предложения, — ответила я. — Ты ведь не свободу мне предлагаешь, а преступницей стать. Но я лучше полы у папаши Якобса в таверне буду всю жизнь драить, чем воровать и мошенничать!
Я развернулась было, чтоб уйти. Но этот говнюк вдруг с нечеловеческой прытью кинулся вперед и ухватил меня
— Я сказал, — прошипел он, выкручивая мне руку и тараща злые глаза, — ты сделаешь так, как я велю! Забыла мою палку, сучка? Распоясалась совсем?
Видимо, прежняя его жена, Адель, была девушкой кроткой, тихой, послушной и запуганной, если он так уверен был, что она его угроз испугается и сделает так, как ему хочется.
И на помощь никого не посмеет позвать, ибо стыдно. Или страшно, что господин муж — хоть и бывший, — отлупит ее снова.
По крайней мере, я просто остолбенела, не в силах даже крикнуть. Внутри меня все похолодело от ужаса, когда этот гад ломал мне руку. Я и правда слова выкрикнуть не смогла, чтоб позвать того же Бъёрна мне на помощь.
Но этого и не понадобилось.
У горла муженька вдруг опасно блеснуло лезвие остро отточенного ножа, и голос, высокомерный и холодный, как горная река, рванул нервы.
— Леди же ясно сказала «нет», — неизвестный в капюшоне, непонятно откуда взявшийся, прижал шейку муженька сильнее. И тот вытянул ее длиннее, изо всех сил стараясь не пораниться о сталь. — Так отчего вы так назойливы?!
Пальцы мужа разжались, я вырвала свою кисть из его клешни, едва не плача от боли.
А мой неожиданный заступник, склонившись к его уху, провел ножом по его вытянутой, как у цыпленка на бойне, шее, с хрустом выбривая щетину, и произнес так же медленно, нараспев, словно с акцентом:
— Если я еще раз увижу тебя тут, то кишки тебе выпущу и брошу в лесной чаще. Зверье твои кости растащит, а в глазах прорастут маргаритки. Будет красиво.
Странный тип! Откуда он взялся?! Я готова руку дать на отсечение, что его тут не было, когда мы собачились!
Он чуть приподнял голову, мельком глянув на меня. И меня словно морозом обдало. Сердце зашлось в нервном ритме.
Неземной красоты глаза в обрамлении острых, как пики, черных ресниц!
Тонко очерченные скулы, изящный нос.
Серебристо-белые волосы, жемчужной рекой стекающие на плечо.
И острое ухо, виднеющееся из-под чуть сползшего капюшона!
Просвеченное ночным светом насквозь!
Он в маргаритках в лесу так уши отлежал, что они вытянулись и заострились на концах?!
Впрочем, можно было не задавать себе таких глупых вопросов. И так все было ясно.
Передо мной был эльф. Самый настоящий, живой, из крови и плоти, эльф. Представитель того народца, о котором говорили — пропал, исчез, вымер.
Однако, несмотря на все эти слова, эльф, облаченный в одежду лесного охотника, сидел у меня за столом, попивал пивко, ел жареное
— Нечисть! — прохрипел муженек в ужасе, тараща глаза.
— Нечисть тут ты, — парировал эльф. Несмотря на воспетую в стихах эльфийскую хрупкость, он оказался на редкость крепким мужчиной, с сильными руками. Его белые холеные пальцы сжались на горле муженька так, что чуть кадык ему не раздавили. Муж захрипел. — От тебя воняет, как от кабана в подлеске. Ты хуже болотного духа.
Эльф непочтительно тряхнул его, и муженек полетел на пол, чуть не сбив пляшущую рядом пару и Карла, несущего на подносе разом шесть кружек с пивом.
Пиво плеснулось на незадачливого муженька; лесорубы, почуяв драку, недовольно загомонили.
В самом деле, что ж такое! Раз в жизни выберешься погулять, а какой-то недоумок портит все веселье!
— Мелкое ворье, — с презрением выплюнул эльф.
— Ворье! — подхватили могучие глотки лесорубов.
Вмиг на муженька навалилось с десяток здоровых мужиков. И, как бы он не лягался и не сопротивлялся, его карманы обыскали, нашли там кошель и вытрясли из него монеты в счет оплаты за разбитую посуду и разлитое пиво.
А самого его, с криками и радостным улюлюканьем, за руки и за ноги вынесли под дождь, раскачали и выкинули в самую глубокую лужу.
И вернулись к веселью, как ни в чем не бывало.
Эльф же спокойно уселся на свое место, натянул капюшон поглубже и снова занялся пивом и мясом. И я, разглядывая его, с изумлением поняла, что если б он не пожелал, чтоб его заметили, его бы никто и не видел.
Сколько времени он ходит ко мне в таверну?
Сколько раз завтракал чечевицей? Он тут явно не в первый раз.
— Бла… благодарю, — вымолвила я.
И он снова глянул на меня своими неземными прекрасными глазами, немного удивленно и холодно.
— Не стоит, — сухо ответил он. — Этот мерзавец мог вас покалечить.
И замолчал.
Как будто хотел сказать что-то теплое, доброе. Но передумал.
— Я могу вас отблагодарить? — спросила я робко.
Эльф лишь отрицательно мотнул головой.
— Не думаю. Я сыт, — все так же сухо произнес он. — А напиваться пьяным в мои планы не входит. Тем более пивом. Я же не гном какой-нибудь. И уж точно не человек, — последнюю фразу он пробормотал себе под нос с непонятным презрением. Даже губы скривил.
Фу-ты, ну-ты, ножки гнуты!
Посмотрите-ка на него! Остроухий считает себя лучше людей?!
Интересно, почему бы это!
— Чем это наше пиво плохо?! — я, признаться, рассердилась на своего неожиданного спасителя.
Ну, и за человечество было обидно!
Эльф глянул на меня снова.
На сей раз в его светлых глазах сверкнул насмешливый огонек.
— Да ничем оно не плохо, — снисходительно ответил он. — Утолить жажду оно годится. Но не более.
— Не более?! А чего вам нужно более?!