Женатый мужчина

Рид Пирс Пол

По дороге домой он опустил письмо в почтовый ящик.

На выходные Джон остался в Лондоне, и в субботу после обеда они пошли в парк Кенсингтон с Клэр, Томом и Анной. Том непременно хотел испытать на пруду свою лодку с моторчиком, и, пока он возился, Джон сел на скамейку, наблюдая за своим семейством. Клэр склонилась рядом с сыном, и, когда закатное солнце упало на ее густые каштановые волосы, он был поражен, до чего она хороша в вечернем свете осеннего октябрьского дня. Ее спокойная фигура, мягкая улыбка так контрастировали с его душевной сумятицей, что на минуту Джон почувствовал себя круглым

дураком и подумал: лучше бы ему вообще не встречаться с Джилли Масколл.

Солнце спряталось за тучи, и они отправились пить чай. Дети принялись спорить, что смотреть по телевизору, Клэр дулась на Джона, который обещал починить утюг, но не починил. Джон злился на Клэр, так как она не вынесла мусорное ведро. Каждый считал, что это обязанность другого, хотя ведро они выносили по очереди. Конечно, мусор не помещался у них в пластиковый мешок, как у нормальных людей — прихватил скрепками и вынес; вот и сейчас, когда Джон понес его к мусорным ящикам, мешок лопнул и мусор посыпался на пол. Джон ушел наверх, в гостиную. Под домом прогрохотал поезд метро. Стаканы на подносе ответили дружным перезвоном, и Джон увидел, что они немытые. Он посмотрел на улицу, где сгущались сумерки: люди куда-то спешили. Из десяти миллионов лондонцев им одним нечем было заняться в субботу. Джон проклинал семью, связавшую его по рукам и ногам. Ему страстно захотелось очутиться с Джилли в Бирмингеме. Он повернулся и взял газету, чтобы посмотреть, как убить остаток дня с помощью трех программ телевидения.

В воскресенье утром Клэр повела детей в церковь, и Джон остался один — он сидел на кухне в халате и читал воскресные газеты. Время от времени он отрывал от них взгляд и смотрел на желтый телефон. Ему не терпелось позвонить Джилли в Норфолк и узнать, получила ли она его письмо, он даже прорепетировал про себя этакий псевдопролетарский выговор, с каким изъясняется нынче молодежь ее возраста. Но желание услышать ее голос заглушалось страхом нарваться на леди Масколл и тем паче на Годфри Масколла, отца Джилли. Поэтому он выбросил из головы мысль о телефоне и углубился в газеты, отложив в сторону иллюстрированные журналы, которые, как всегда, приберегал для туалета. Джон убрал за собой посуду (в хорошем настроении он убирал ее не только за собой) и пошел наверх; когда Клэр с детьми вернулась из церкви, он уже был одет.

Клэр нахмурилась, увидев крошки на столе и невымытую посуду, выразительно вздохнула и, сложив все в посудомойку, принялась готовить субботний обед. Джон как бы в оправдание решил починить утюг. Взял отвертку, разобрал утюг, поломки не нашел, но понял, что собрать его не сможет. Когда Клэр принялась накрывать на стол, он смахнул детали в пластиковую сумку и предложил ей отнести утюг в мастерскую.

Клэр подала ростбиф и йоркширский пудинг. Джон открыл бутылку пива. Клэр пила минеральную воду. Ели молча, пока дети не начали между собой обычную перепалку. У Джона и Клэр после двенадцати лет супружества не осталось тем для разговора за обеденным столом, если не считать домашних дел.

— Гай собирается прийти во вторник к ужину, — сказала Клэр. — Ты не против?

— Ладно, только больше никого не зови, я еду в Бирмингем, а эти поездки выматывают.

— Гай не станет засиживаться.

—

Еще бы. Полагаю, он тоже будет еле держаться на ногах от усталости, — заметил Джон саркастически.

Клэр промолчала.

— Чем он теперь занимается, — поинтересовался Джон, — ведь для мороженщиков сезон прошел?

Клэр пожала плечами.

— Не знаю. Можно у него спросить. — Она увидела, что на лице Джона появилось прокурорское выражение. — Может, сходим в кино?.. — Осторожно проговорила она.

Но было уже поздно.

— Нет, это у меня в голове не укладывается, — произнес Джон, — на высшее образование твоего братца пришлось затратить столько денег, а он занимается черт знает чем…

Клэр вздохнула и хотела промолчать, но вдруг в глазах у нее появилась решимость.

— Ты судишь поверхностно, — сказала она. Джон выпрямился на стуле.

— То есть как это — поверхностно? — переспросил он, уже распаляясь.

— А так: называешь себя социалистом, а сам просто одержим всеми этими дипломами, престижным положением…

— Только потому, что это свидетельствует о росте человека.

— Вот-вот. Вперед и вверх. Карьера. Тебе и в голову не приходит, что есть вещи более важные, чем карьера.

— Во всяком случае, не продажа мороженого.

— Конечно. И для Гая торговать мороженым не главное.

— А что же главное?

— Ну, он любит размышлять и нарочно выбрал простую работу, которая не мешает думать. Шлифовал же Спиноза линзы.

— Значит, Гай — новый Спиноза? — сказал Джон едко.

— Не обязательно, но он много размышляет…

— О чем же?

— О том, что ты считаешь незыблемым. О карьере, О том, что он называет крысиными бегами.

— Рано или поздно ему самому придется выйти на этот старт.

— Может быть. А может быть, и нет. По крайней мере он будет знать зачем.

Джон набил рот мясом, картофелем, капустой и, прожевывая, сказал:

— Вряд ли стоит тратить тысячи фунтов на частную школу, а потом на университет для того лишь, чтобы наш Том, например, мог философствовать, доказывая, что земля круглая. Это он может делать в обычной средней школе…

— Ты не понял меня, — прервала его Клэр.

— Тогда изволь излагать свои мысли яснее, — произнес Джон.

— Мне ваши ссоры надоели, — прикрикнул на родителей Том таким тоном, каким Клэр обычно говорила это ему самому.

— Мы вовсе не ссоримся, дорогой, — сказала Клэр. — Мы спорим. Это разные вещи. — Она поднялась положить детям пудинг. — Ты слишком придирчив, — обратилась она к Джону уже спокойнее. — Не можем же все мы быть адвокатами.

— Извини, — сказал он. — Продолжай, пожалуйста.

— Гай получил хорошее образование. И не только сам прекрасно сдал университетские экзамены, у него и друзья умные люди. Они могут бездельничать, да, но говорят они о Марксе и Д. Г. Лоуренсе, а не о футболе и поп-музыке. Они на перепутье — вот и все, и когда они решат, чем заняться, то будут готовы к своей деятельности не только потому, что у них есть степени, но и сознательно… Не кончи Гай частную школу, — продолжала она, — у него не было бы хорошей подготовки и умных друзей. Торговать мороженым он мог бы и без диплома, но тогда думал бы лишь о девочках, пиве да футболе.