Женщина на все времена
Шрифт:
— Доброе утро! Я думала, вы еще спите, ребята, — дружелюбно приветствовала она мальчиков.
— Доброе утро! Мы уже давно встали, — весело сказал Киган.
Хиз промолчал.
Ноле показалось, что дети скованны и чего-то все время опасаются. Они передавали ей чувство, что она здесь чужая, ненужная.
Хиз поставил молоко на стол и взял у брата корзину. Немного подумал и положил ее на лавку в углу кухни. При дневном свете его сходство с отцом было еще более явным. Просто одно лицо! И все повадки такие же.
— Ты хочешь спросить, где отец? Он только что ушел, — Нола изо всех сил старалась наладить контакт
Хиз посмотрел на брата.
— Загляну на конюшню. Может быть, он там. А ты разбуди Шеннон.
Через пять минут он вывел заспанную девочку, держа ее за руку.
— Хочешь пойти к Хизу? Иди. Я накормлю Шеннон завтраком, — предложила Нола.
Молодая женщина чувствовала, как мальчику хочется уйти, но он не решается. Видно, опасается оставить малышку с ней наедине. Она посадила Шеннон за стол, положила на тарелку омлет и поставила перед ней.
— Вам с Хизом тоже нужно поесть, — повернулась учительница к Кигану. — Пожалуйста, возьми с собой что-нибудь на конюшню. Положи сам.
Киган все еще медлил, и она добавила:
— Омлет сделал ваш отец.
Он взял еду и пошел к двери, явно разрываясь между нежеланием оставить Шеннон одну и сознанием того, что его ждет брат. Через четверть часа Киган вернулся с пустой тарелкой и сказал, что поедет с отцом и Хизом на пастбище. На дальнем выгоне от стада отбились несколько овец. Их нужно найти. Нола не ожидала, что Киган в первый же день начнет занятия, но тем не менее была разочарована.
Она решила посмотреть, что из одежды есть у Шеннон, и поняла, что ее одевают в поношенные вещи братьев. На самом дне нижнего ящика комода, стоявшего в ее спальне, Нола нашла несколько платьиц, завернутых в старую простыню, которые оказались слишком маленькими. Что интересно — они были с любовью вышиты и украшены бантиками. Судя по размеру этих одежек, дети потеряли мать по крайней мере три года назад. Нола сняла бантик с одного из платьев и привязала его к волосам Шеннон. Этот маленький скромный признак женственности заставил малышку восторженно заверещать.
Они вместе прибрали на кухне и вышли из флигеля. На дворе было тихо. Просто ни звука. Ощущение показалось Ноле Грейсон несколько странным, но очень приятным. Она впитывала в себя тишину. И воздух здесь намного чище, чем в Лондоне, и небо ярче, и деревья — эвкалипты — такие красивые! Она определенно не будет скучать по городской суете. Но в этом ей еще придется убедить двух женоненавистников.
— Похоже на то, что тебе придется быть моим гидом, Шеннон, — смеясь, сказала молодая женщина.
Девочка посмотрела на нее вопросительно.
— Гид — это человек, который водит везде других людей и объясняет им, где что находится.
— Это я, конечно, могу, — с готовностью кивнула Шеннон. — Что мы посмотрим сначала? Вот там была школа, мне папа говорил.
— Отлично! Идем.
— А потом я покажу вам наших курочек и коровок.
Шеннон улыбнулась. Неужели даже такая улыбка не может растопить каменное сердце Ленгфорда Райнхарта?
Когда они проходили мимо главного дома, Нола бросила взгляд наверх. Ей показалось, что за одной из гардин на втором этаже вырисовывается фигура. Учительница отвернулась, но неприятное чувство, что за ней наблюдают, осталось.
Свой сундук Нола нашла у входа в школу. Она не стала его втаскивать, и
А еще в классе почему-то был камин. Нола предположила, что первоначально здание школы было жилым, вероятно, даже пристанищем Ленгфорда Райнхарта, до того, как он построил главный дом. Они с Шеннон вошли во вторую комнату, и это предположение подтвердилось. То, что сейчас использовалось как кладовая, раньше, скорее всего, было спальней. На этом импровизированном складе было много разного хлама, но внимание Нолы привлекли прежде всего картонные коробки. В большинстве из них были сложены книги. Молодая женщина взяла наугад несколько штук, предварительно стряхнув с них пыль, полистала и крайне удивилась. Книги оказались любовными романами. Все как одна. Очень странно!
Она быстро сбегала в пристройку за водой, вытерла доску, дала Шеннон мел и попросила девочку что-нибудь нарисовать, а сама принялась за уборку. Нола подмела пол и переставила парты так, как считала нужным. Молодую женщину ужасно раздражала здешняя красноватая пыль. Ей казалось, что эта мерзкая субстанция забила ей нос, горло и даже уши, а вот Шеннон она, по-видимому, совсем не мешала. Вероятно, к ней можно привыкнуть, решила в конце концов англичанка. Значит, и она привыкнет.
Закончив уборку в классе, Нола решила освободить соседнюю комнату — там будет ее спальня. Она стала перетаскивать коробки с книгами в третью комнату, благо та оказалась пустой. Разрисовавшая доску до того места, куда сумела достать, Шеннон пришла к ней похвастаться, но, увидев, что делает учительница, удивленно подняла брови. Совсем как отец. Нола объяснила девочке, что она будет здесь жить. Личико Шеннон вытянулось.
— Что-то не так, детка? Ты думала, что сегодня я опять лягу с тобой?
Малышка опустила голову. Нола решила, что поняла, о чем она думает.
— Ты боишься, что тебе приснится страшный сон? Или другого несчастья?
Глаза девочки наполнились слезами.
Вспомнив о предостережениях Галена, Нола немного испугалась. Она присела и хотела взять девочку за руки, но Шеннон спрятала ручки за спину.
Молодой женщине очень хотелось приласкать малышку и сказать ей, что она будет с ней всегда, но, так как ее пребывание здесь было под большим вопросом, она не хотела давать обещания, которые могут оказаться невыполненными. Нола вытерла глаза Шеннон своим платком и рассудительно сказала:
— Вчера я легла в твоей комнате, потому что у меня не было своего места. Я буду жить в этом доме, но могу каждый вечер укладывать тебя спать. Что скажешь?
Шеннон все еще стояла насупленная. В зеленых отцовских глазах снова заблестели слезы.
— Мы будем видеться каждый день до тех пор, пока я останусь здесь, но как долго это продлится, пока сказать не могу. Но я хочу остаться.
Сколько она пробудет с этими детьми? Уж месяц-то точно. Это все, что она вчера смогла выторговать у Ленгфорда Райнхарта. Но у нее сильные козыри, — и она не отступит. Пусть только попробует нарушить договор!