Женщина с той стороны
Шрифт:
Он чуть сжал мои пальцы в ответ, и мы пошли. Не на юг и не на север. Мы сошли с пусть и чуть видимой, но натоптанной тропы, и пошли на запад.
Чем дальше мы заходили, тем сложнее было идти. Порой приходилось долго карабкаться ввысь, хватаясь руками за пучки травы, что пробивалась в трещинах камня, и ища ногами опору. Затем следовал долгий и утомительный спуск. Я смертельно устала и боялась думать о том, что ждёт нас впереди, ведь Назар и так выбирал для нас самый лёгкий путь, а чем дальше мы отходили от тропы, вьющейся меж горных пиков, тем сложнее становились преграды.
— Уже темнеет, — заискивающе сказала я Назару, нагнав его на прогалине, заросшей колючими кустами. Он сосредоточенно шёл вперёд, почти не глядя, и ветки тонко хрустели под его ногами. — Когда мы остановимся на привал?
— Я
Мысль о том, что позади может быть Карагач меня подстегнула, и я ощутимо прибавила ходу. Однако надолго пыла не хватило, и скоро я вновь шагала лишь из упорства, порой ощутимо отставая от своего спутника. Когда ровный участок закончился, а с небес опустилась непроглядная темень, он, наконец, остановился.
— Я никогда здесь не ночевал и лишь один раз шёл этим путём, и было это много лет назад. Однако помню, что здесь был развал камней, за которым можно скрыться от ветра, и если повезёт, то и от дождя. Посмотри по сторонам.
Я недоуменно огляделась. Как можно отыскать что-либо в такой темноте? Да и как понять, какой из сотен камней, что встретились на моём пути, годится для ночёвки, а какой нет? Но к счастью Назар справился сам. В жалком подобии пещерки, которое создала природа, уронив друг на друга камни и щедро припорошив их грязью оползней, мы обустроились на ночлег. Свернутая шкура, которую Назар нес пристегнутой к рюкзаку, послужила нам ложем, а укрывались мы тонким одеялом из моей сумки.
— Огонь разводить не будем, — бросил Назар, выдавая мне кусок копченого мяса и флягу с водой. — Слишком близко от тропы. Спим в куртках.
Поначалу мне все казалось даже романтичным. Горы, ночь, такая тёмная, что я уже не видела пальцев вытянутой руки, Назар, в объятьях которого я так уютно устроилась, одно одеяло на двоих. Но затем, когда он уже уснул, мне стало не по себе. Я чувствовала каждый мелкий камешек под собой, шкура не спасала. А потом, когда я, уже примирившись, стала засыпать, обрушилась буря. Либо она была сильнее всех прежних, либо старая хижина вводила меня в заблуждение своими хлипкими стенами и преуменьшала размах стихии, но только сейчас я поняла, что такое буря в горах. Ветер неистово обрушивался на наше убежище со всей своей мощью. Нисколько не смущаясь, залетал внутрь, припорашивая глаза песком, стоило только их открыть. Я зарылась носом в мех капюшона и сжалась, ожидая, что камни над нами не выдержат и сложатся, устроив нам одну могилу на двоих. Я не знаю, как мог спать Назар, от шума ветра закладывало уши. Потом начался дождь. Некоторые капли залетали к нам, ведомые ветром, а по одной из каменных стен вскоре заструилась вода. Она собиралась в тонкий ручеек, который тек наружу в паре сантиметров моей руки, я нечаянно попала пальцами в холодную воду. Я думала, никогда не усну. Что спала вообще, я поняла только тогда, когда Назар меня разбудил. Я обречённо застонала — одежда не мокрая, но, тем не менее, отсыревшая, хочется спать так, что даже этот ненавистный камень мил. А снаружи моросит дождь, который порой подхватывают порывы ветра. А больше всего хотелось горячего кофе, того самого, из прошлой жизни. Можно даже без сахара и без сливок. Главное, чтобы он был обжигающе горяч и слегка горчил, даря бодрость. Но кофе не было, была лишь холодная вода. И холодное мясо, которое казалось осклизлым от вездесущей сырости, а крупинки соли на нем раздражали язык. Но я заставила себя его съесть, мне нужны силы.
— Только не говори, что мы пойдём туда, — кивнула я на серую мерзость снаружи.
— Хочешь дождаться Карагача? Он очень упорен и хорошо читает следы. В прошлый раз нам повезло только потому, что все они напрочь были затоптаны побоищем. Там было слишком много свежей крови, он нас просто не почуял. Сейчас вряд ли так повезёт. Но если хочешь к нему, могу отвести. Только и в этом случае идти придётся. В любом случае. Или ты хочешь остаться в этих горах на всю жизнь, Зоя?
— Нет, — передернуло меня от подобной перспективы. — Я готова идти. Только…встать помоги, пожалуйста.
Набравшись духу и закинув сумку за плечо, я шагнула в сырую мерзость снаружи.
— Мы поднимемся наверх?
— Через полосу гор лишь два удобных пути. Самый проторенный контролируется солдатами Валлиара. На тропе, что позади нас, наверняка ждут. Поэтому идти придётся на свой страх и риск.
— До линии снегов? — испугалась я.
— Обойти эту гору не выйдет никак. С другой стороны ущелье, в нем ледяная река. В ней тебе не выдержать и трёх минут, даже если уцелеешь при падении. Если мы пойдём южнее, то лишь углубимся в горы. Да, до снега пройти придётся, но на самый верх лезть нам ни к чему, не бойся. Обойдём пик с левой стороны, спустимся с гор и на запад пойдём равниной. Надеюсь, сумеем запутать след и оторваться.
— А ты был здесь когда-нибудь?
— Я шёл этим путём десять лет назад, сбежав из каравана, в котором меня везли невольником.
Я хотела спросить, что же такое случилось тогда, десять лет назад, что он попал в руки тех, с которыми сейчас неплохо ладит, но Назар решительно поднялся. Я поняла, что не стоит пока лезть к нему с этим вопросом, встала и приготовилась шагать.
Сквозь старые сапоги я чувствовала каждый камешек на своем пути, а был их миллион. Мышцы ног словно одеревенели, и конечности слушались меня с большим трудом. Вверх мы шли до самого вечера, чем выше поднимались, тем сильнее выл ветер. Кожа на лице обветрилась и буквально горела, стоило лишь её коснуться. Наверняка я красная, как свежесваренный рак. Быть может, глупо задаваться такими вопросами сейчас, но перед любимым мужчиной хотелось выглядеть хорошо даже в такие моменты. Назар уверенно вел меня вперёд, я шла за ним и надеялась, что ночевать не придётся под открытым небом. Дождь, наконец, унялся, но свинцовые тучи все также тяжело висели над головой.
Наконец, на берегу крошечного озерка, берега которого были усыпаны галькой, мы остановились на ночлег. В последних лучах прячущегося за пеленой туч солнца я полюбовалась на своё отражение в кристально чистой воде. Красная, измученная, короткие волосы выбились из косы и торчат из под капюшона. Лучше бы мне этого не знать. Я умыла ледяной водой горящее лицо и пошла помогать с обустройством на новом месте. Назар рубил длинные стебли камыша — по крайней мере, растения очень на него похожего — и вязал из них небольшой шалашик с подветренной стороны большого валуна. Землю он также выстелил ими. Мы наспех перекусили и залезли внутрь шалаша. Он был такой маленький, что я могла коснуться любой точки его стенок, вытянув руку. Но толи он был теплее предыдущего, толи на шуршащей подстилке было мягче, а быть может, сыграло роль то, что стихия не бушевала, лишь завывал привычно ветер, но только я легла, как сразу же вырубилась, даже не помню, как устраивался рядом Назар.
Наутро наш степенный подъём прервался, земля под нашими ногами круто пошла вверх. Приходилось карабкаться по огромным склизким валунам, местами покрытым пропитанным влагой мхом. Сказывалась высота, и от разреженного воздуха кружилась голова. Да и холоднело с каждым шагом все сильнее, и воздух, такой скудный на кислород, вырывался изо рта облачками пара. К вечеру ветер, дующий сверху, начал приносить морозную свежесть и снежную крупу. Мы почти добрались до снежной шапки. Мы так устали, что за весь день не перебросились и десятком фраз. Но в какой-то миг я залезла на плоскую вершину большого камня, остановилась и посмотрела назад. От красоты увиденного перехватило дыхание. Суровое царство камня и ветра играло всеми оттенками серого, в которые гармонично вплетался кирпично-красный. Пики исполинов гордо подпирали сами небеса, тучи тяжким грузом лежали на их плечах. Серое, серое, но как же красиво! И каким бледным был мой прежний мир, в котором я не видела и сотой доли подобного, ограниченная многочисленными рамками и собственной неполноценностью.