Женщины прощают первыми
Шрифт:
В два часа я вхожу в ту же квартиру, где уже всё чуть-чуть не так. По коридорам шастают незнакомые люди. Я слегка дрожу. Мы с Мотькой всю ночь не спали. Мотька пытался угадать, что мне достанется. Он остановился на меховом салоне .Я готова к небольшой сумме в деньгах. Мне достаточно. Хотя, конечно, неплохо бы и салон…Но…
Я вхожу в бывший кабинет Казимиры Львовны. За столом ручной работы сидят Зборовски , Артур Сергеевич и незнакомый мне мужчина с приятным лицом. Это нотариус.
Зборовски встает и зачитывает ту часть завещания, которая касается меня. Сквозь гул в ушах летит моя фамилия. Это напоминает
– Сочинения Чарльза Диккенса в пятнадцати томах. Год издания 1912 .Издательство Маркса…
Поезд замедляет ход. Всё…приехали .Ах , старая кочерга! Я! Не Казимира Львовна. А Мотька – кочегар! Раскатали губы оладьями. А здор-р-о во она нас!
Сидящие во все глаза смотрят на меня. Спокойней, Лиза, спокойней! Чему тебя учила несостоявшаяся актриса ,но состоявшаяся миллионерша. Красивая женщина , как незамутненный бриллиант, должна быть холодной и спокойной!
Благодарно улыбаясь, я вежливо интересуюсь, когда можно получить завещанное ?
– А хоть сейчас! – с улыбочкой говорит Артур Сергеевич.
Я подношу бумагу к лицу, буквы плывут перед глазами. Послать бы их всех! Но , выдерживая характер, расписываюсь в указанном месте, забираю свой пакет и – ариведерчи, господа, – гордо топаю к двери. Представляя ,какая физиономия сейчас будет у моего Матвея ?
– Одну минуточку, госпожа Петелина !
Это снова Зборовски. Чего ему ещё надо ? Может к пакету с Диккенсом полагается ещё и пеньковый шпагат ? Я поворачиваюсь и любезно улыбаюсь адвокату.
– Вы невнимательно читали завещание. Там есть ещё один пункт и примечание…Взгляните…
Он выходит из-за стола и протягивает мне ту же бумагу, в которой в самом углу мелким шрифтом написано « В случае выполнения условий, предусмотренных в п.1 « Примечания »,в силу вступает второй вариант завещания.
Это ещё что такое ? Я, сжимаю ледяными пальцами текст «Примечания», читаю, а там что-то про эмоциональную бесстрастность, которую я должна продемонстрировать при оглашении первого варианта завещания. И только в этом случае, исполнители завещания имеют право признать меня наследницей всего того, что указано во втором варианте.
– Мы признаем, что вы выполнили условия , предусмотренные госпожой Марцинковской !– с важностью говорит адвокат и начинает перечислять то, что отныне принадлежит мне.
Но про меховые салоны и картинные галереи я слушаю вполуха , потому что это уже не важно. Я справилась со своей ролью, справилась…А вот с пальцами справится не могу. Они дрожат. Очень дрожат.
ИСКУССТВО ПОЦЕЛУЯ
– Что-то чувствуешь?
Я киваю, не открывая глаз. Его взгляд проходит сквозь запертые веки, как жар солнца сквозь увеличительно стекло.
– Что?
– Шейные позвонки хрустят…
Молчу. Внутри жаркой розой распускается улыбка.
– А еще что-то чувствуешь?
– Пить охота.
Его руки слабеют. Правая, на которой лежала моя спина, разгибается, как стальная пружина. Как дачный гамак, раскачивающийся под ветром.
Я открываю глаза, выпрямляюсь.
Лешик никогда не отступает. Лешик – плейбой! Он ведет свои полки сквозь тьму времен. Фаланги длинноногих блондинок смешиваются с конницей шоколадных брюнеток. На их лицах звездный отсвет. Это Лешик бросил на них свой взгляд. « О, наш повелитель, веди нас на хрустящие простыни снегов, на зеленые поляны бильярдных столов, на нежную стерню персидского ворса! Наши последние стоны пронесутся над погибающим миром, но только бы видеть твой быстрый профиль, твою облитую пурпуром рассвета спину, вдыхать шафранный аромат твоей сигареты. О, наш император, Лешик Первый! Лешик Последний!»…
И Лешик ведет. Покоренные армии протекают через его однокомнатную квартиру в Дегтярном переулке. Во всяком случае, так полагает его сестра Ритка, моя сокурсница.
Сидя на лекциях, она часами расписывает покоренные Лешиком страны. Я знаю их по именам: Наташка из Мариинского, Лиля Чокнутая, Та, Которой Мало, Йоко Оно с курносым носом. Есть и другие, мелкие, как песок, сочные, как медвяные груши. Но мне-то что? Я не завоевательница и не хочу носить за Лешиком полы его балдахина!
– Балда! – сопит Ритка.– Может, Лешик – второй Том Круз! Или – Марат Башаров! Он щедр, как Бог. Лови свет, пока льется.
Я глубоко задумываюсь. Мне ясно – ловить таких, как Лешик, все равно, что носить воду в решете. А я и целоваться-то толком не умею. Разве можно считать поцелуями то, что было в школе? Ха, это больше напоминало завтрак вампиров. И с таким багажом приступать к Лешику ? Нет, уж лучше с сачком на тигра.
– Целоваться не умеешь? Подумаешь? Ты полагаешь, что эти его…– Ритка чешет нос, моргает, подбирая определение для сонма его девушек, – …конкурсантки умеют целоваться? Не уверена…
Ритка наклоняется к моему уху, седлает своего конька и устремляется в погоню за улепетывающим языком. Она развивает любимые теории, главная из которых так же нереальна, как проблема ожирения для выпускницы Вагановского училища. Выглядит она так. Мир – это гигантский подиум, залитый светом. Вокруг него в кромешной тьме сидят Те, Кто Выбирает. Их никто не видит. Только слышат. Они едят, пьют, смеются. Но если тебе что-то надо от этого мира – денег, славы или, на худой конец, немного любви – ты должна выпорхнуть на подиум и продемонстрировать себя с самой выгодной стороны. Не важно, что у тебя длинный нос, а ягодицы мешают передвигаться. Покажи то, чем можно гордиться. Самое-самое лучшее. А у каждого из нас всегда есть, чем гордиться.
Эту теорию я выслушиваю через день. Мысленно я спорю с ней до хрипоты. У меня железные аргументы, об которые риткины теории разбиваются, как волны об кованые носы римских трирем. Во-первых, я не хочу шляться по подиуму. Я не люблю выставлять напоказ свои достоинства. Во-вторых, почему я должна ходить на свету, а они сидеть в темноте. Нет уж, подымите мне веки! Света, света! Я хочу видеть Тех, Кто Выбирает! В третьих, я не знаю своих достоинств. Умение два дня обходиться чипсами и « Фантой» – недостаток или достоинство? А второй размер груди – достоинство? Или, все– таки, недостаток?