Женщины прощают первыми
Шрифт:
– У меня в моей жизни было две девушки! Две!… – Лешик выбрасывает в воздух два пальца, сложенных буквой «V». – Первая еще до армии. Она через год вышла замуж. Со второй мы расстались полгода тому…И все…Больше у меня никого не было. Если бы не Ритка, я бы и к тебе не подошел. Она сказала, что ты собираешься поступать в театральный. А умение целоваться, дескать, обязательное условие приема…– он с возмущением ставит чайник на стол.
Я – актриса? Я, которой легче перейти с Суворовым через Альпы, чем подойти к незнакомому мальчику на дискотеке? Интересно, какие же роли уготовила мне Ритка?
– А мне она сказала, что ты профессор
– Ну? – говорит хмурый Лешик. – А я что делаю?
– Ну! – отвечаю я. – А я не и не сопротивляюсь. Хотя, вероятно, ликбез пора заканчивать?…
Я встаю. Как мое зеркальное отражение, встает Лешик. Я делаю шаг к двери. Он делает шаг к двери. Он протягивает ко мне руки. Я протягиваю к нему руки. Господи, разбей это зеркало! Вот: его лицо наклоняется ко мне, – мое отодвигается на расстояние поцелуя . Наверное, это и есть то самое искусство, где все надо делать не в согласном единстве, а в единственном согласии: губы к губам, руки к рукам, языки…Хм, с языком я похоже пока не разобралась. Язык сжался цветочным бутоном, готовым распуститься. Почему-то вспоминается строка: и поцелуй у губ трепещет, как мышонок. Кто это сказал? Кто? Может Лешик?
Поцелуи вспыхивают и гаснут, я горю, в прихожей кто-то толпится. Может это Ритка вернулась, тысячеглазая Ритка, а может там временно столпились французские короли? Они качают напудренными головами, щелкают губами, как ранние соловьи, на пряжках их туфель сонными языками лежат розовые блики закатывающегося солнца.
Радуются ли они, скорбят ли?…
Может им тоже грустно оттого, что всему на свете можно научиться?…
КОМНАТА ДЛЯ ДВОИХ
Душевая кабинка напоминает ледяной куб. Эльза до отказа поворачивает выключатель. Световая лавина рушится с потолка. Ванная загорается белым пламенем. Зеркала, кафель, никель плавятся и горят. Эльза распахивает стеклянную дверь, становится на игольчатый резиновый коврик.
Вода, стиснутая французской насадкой, недовольно шипит. Через минуту загорается тело. В нем корчатся остатки сна.
Эльза вытирается мохнатым полотенцем. Зеркало отражает стройную, сорокавосьмилетнюю женщину с крупной, слегка обвислой грудью. Да-а…На бедрах снова нарос жирок. Стоит на неделю забросить тренировки, как тело мгновенно обкладывается жиром, как больной припарками. Телу лень. Тело в сговоре с мраморным мясом, с красным вином, с мягкой постелью. С каким восторгом оно приветствует наслаждение. Ликует и поет…
Но у Эльзы есть воля и честолюбие. Две стальные пружины. Это ее союзники. Утром они стиснуты, как молодые зубы. Но в любой момент, по ее приказу, могут распрямиться. Во всю свою гибкую, порывистую силу. Вместе они непобедимы. С их помощью она лепит и строит свое тело. Как и судьбу…
Она возвращается в комнату. Включает телевизор. Сообщения о заложниках, курсе валют и ежедневных кризисах бодрят не хуже холодного душа. Мир живой, порочный и восхитительный, ждет Эльзу.
Муж спит в соседней комнате. После того, как она поручила ему заняться журналом, он возвращается поздно. Вечерами ему лучше работается. Он подвержен приливам и отливам, как климактерическая дама. Сейчас у него отлив, все валится из рук. Эльзе приходится ходить следом и все подбирать – авторов, рекламодателей, кредиторов. У ней под ногами ничего не валяется. Все идет в
Сегодня вторник. Может поэтому она чувствует себя такой бодрой. Эльза гонит от себя мысли о предстоящей встрече. Смотреть вперед нужно только в делах. В чувствах это губительно. Забегая вперед, вспугиваешь новизну.
В девять она выходит из дому. Машина уже ждет. Черная «Ауди» выруливает со двора. Молчаливый Сергей Петрович едет аккуратно, но быстро. Интересно, догадывается ли он о чем-нибудь? Вряд ли…В тот раз она сама была за рулем , Сергей Петрович болел. Как все удачно сложилось. Впрочем, даже если бы он что-нибудь знал, то не показал бы виду. О болезни его жены в Доме узнали только через пять лет. Все эти годы он молчал. Хотя мог бы потребовать прибавку. В наши дни редкий мужчина станет ухаживать за парализованной женой. Это требует вознаграждения…
В Доме к ее приезду все горит и сверкает. Эльза помнит, с чего все начиналось. Как приходилось закрепляться на каждой ступеньке. Как ее сбрасывали. Она все помнит, но никогда не вспоминает. Между ней и ее прошлым воздвигнута стена. Ровная, гладкая. Кирпич к кирпичику. Ничему не просочиться.
Стена сложена из дорогих вещей. Из поездок на зарубежные курорты. Из пластиковых карт. Из скупых строк информационных сообщений. Из новых друзей…
Да, в стене есть калитка. Но ключи от калитки хранятся у ней. Об этом никто не знает. Даже Сергей Петрович…
Она проходит в свой кабинет. Сотрудники встречают ее улыбками. Скорее всего, сегодня они улыбаются искренне. Слабые, испуганные люди понимают, что надеяться можно только на нее. Они могут рухнуть, она устоит. И подымет их, вытащит из любого болота. Отряхнет, вытрет и снова пустит в дело.
До двенадцати Эльза «решает вопросы». Это суконное определение попадает в точку. Как таковой, проблемы не существует. Есть нагромождение фактов, цифр, чужих амбиций. Это как разобранный мотор. Разбитое витражное стекло. Надо только терпеливо, вдумчиво разобраться в происходящем. Иногда собрать из осколков прежний узор. Иногда заменить стекло. А то и целый мотор. Это отнимает кучу времени.
Эльза спокойна и собрана. Все-таки, сегодня вторник. Каждую неделю он с неизбежностью наступает. Уже полгода…
К двенадцати она раздает последние указания и выходит из кабинета. Секретарша Ирочка записывает, кого пригласить к ее возвращению. Она старательно морщит лобик, кивает стриженой головкой. Эльза знает, что ее муж когда-то имел с Ирочкой связь. Недолго, его хватило на два свидания. Возможно, Ирочка надеялась на что-то большее. Хотела что-то урвать. Глупышка, она полагает, что муж и жена одна сатана. Как бы не так. Сатана-то одна, но живет она в душе кого-то из двух. Тогда жила в квелой душе мужа. Вероятно, сатане там было недурно. Вдвоем, да в постели с Ирочкой…
В какой-то момент Эльза хотела оставить их втроем – Ирочку и мужа с его сатаной. Пусть бы поплясали. Возможно, она бы так и поступила. Если бы не тот день…
2
Сергей Петрович молчит. За полгода он уже прекрасно выучил этот маршрут. Он везет Хозяйку и преисполнен величественного достоинства. Сергей Петрович чем-то напоминает императорского кучера со страниц « Нивы». Только вместо хлыста и вожжей его крепкие руки занимает руль. Круть-верть, вправо-влево…Огибая граненые питерские поребрики, мимо залитых дневных светом витрин.