Женщины в русском освободительном движении: от Марии Волконской до Веры Фигнер

Павлюченко Элеонора Александровна

Воплощенное веселье, Радость в образе живом, Упоительное зелье, Жизнь в отливе огневом.... В Бенедиктов

И наконец, апогей - стихотворное послание страстно влюбленного Михаила Михайлова:

Мне грозит мой путь глухой Злою встречей, битвой ... Но душа полна тобой Как святой молитвой

Наблюдательная

и умная современница Е. Л. Штакеншнейдер, в доме которой часто бывали Шелгуновы и Михайлов, особенно недоброжелательна к Людмиле Петровне. "Вообще окружают Шелгунову почти поклонением, - записала она в дневнике 19 января 1856 г.
– Она не хороша собой, довольно толста, носит короткие волосы, одевается без вкуса, руки только очень красивы у нее, и она умеет нравиться мужчинам; женщинам же не нравится. Я все ищу идеальную женщину и все всматриваюсь в Шелгунову, не она ли. До сих пор кажется, что нет"¹⁷.

Даже тогда, когда выявилась причастность Шелгуновой к прокламации "К молодому поколению" (1861 г.),- а Штакеншнейдер считала, что "первая мысль о прокламации принадлежит Шелгуновой",- даже тогда Елену Андреевну брало "раздумье, скорбела ли Шелгунова в самом деле о людских неправдах, любила ли истину или у ней только руки чесались и идеал жил посреди лореток?"¹⁸.

Однако факт остается фактом: Л. П. Шелгунова была не просто близка к революционерам, но и сама причастия к конспиративным делам.

В 1856 г. Шелгуновы в первый раз выехали в Европу. Здесь, по признанию Людмилы Петровны, она "прочла все, что было издано из сочинений Герцена". В Париже состоялось ее знакомство с лидером женского движения во Франции 50-60-х годов Женни Д'Эрикур. Шелгунова в своих воспоминаниях опубликовала ее письмо от 10 августа 1850 г. Свойственная многим женским лидерам ограниченность чисто женскими проблемами, привела Д'Эрикур к наивному убеждению, будто "все пороки, все несчастья, как общие, так и частные, являются результатом приниженного положения женщины в государстве, обществе, семье и в образовании". "Если мы хотим освободить мужчин и вообще человечество,- считала французская феминистка,- необходимо, чтобы женщины стали свободны, образованны, начитанны и могли бы расцвести в соответствии с собственным духом"¹⁹.

Не вдаваясь в критику феминистских теорий, отметим только факт активного приобщения Л. П. Шелгуновой к проблемам женской эмансипации. В этом, несомненно, сказалось влияние Н. В. Шелгунова, который в те годы под воздействием Герцена. Огарева, Чернышевского формировался как революционер-демократ. Вторая поездка за границу в 1858-1859 гг. (совместно с Михайловым) в этом смысле была решающей. "В Лондон мы приехали специально на поклон к Герцену",-вспоминала позднее Людмила Петровна. Сохранила она и письменное подтверждение лондонского свидания - запись Герцена в альбоме: "Я не умею писать в альбомы. Простите меня, вместо нескольких строк - легких и веселых - я вписал вам целую страницу, печальную и длинную, из моей тетради "Былое и думы". Страницу эту мне только что принесли из типографии. К тому же в ней говорится о Лондоне,- вспомните иной раз, что в этом тумане и поднесь бродит русский, душевно уважающий вас Искандер. 15 марта 1859 г.". Вряд ли в ту пору в России была другая женщина, хранившая в своем альбоме автограф отторгнутого от родины Искандера...

В конце 1861 г. в судьбе Шелгуновой произошел очередной резкий перелом: в сентябре арестовали М. Л. Михайлова за распространение прокламации "К молодому поколению". Тогда мало кто знал, какой подвиг совершил этот человек, взяв на себя всю вину ради спасения друга и любимой женщины.

В марте 1862 г. Н. В. Шелгунов вышел в отставку, чтобы с Людмилой Петровной и ее ребенком (сыном Михайлова) поехать на каторгу в Забайкалье - к Михайлову. Существует в литературе версия, что ехали они освобождать Михайлова²⁰, однако в сентябре того же года были арестованы. Из Сибири Шелгунов возвращался под конвоем прямо в Петропавловскую крепость, а Людмила Петровна с сыном

и няней через Иркутск и Петербург - в Подолье. Примерно через год она была уже в Швейцарии, где прожила до осени 1866 г.

Некоторые современные исследователи считают: "Их отношения, основанные на большом чувстве, на взаимном уважении, честности и искренности, не нарушили дружеского союза этих трех лиц. Духовная общность и совместная революционная борьба еще больше его укрепили"²¹. Однако если и было у Людмилы Петровны "большое чувство" - вначале к Шелгунову, затем к Михайлову,- оно оказалось быстротечным. Оставив первого в Петропавловской крепости, а второго на сибирской каторге, она стала гражданской женой Александра Серно-Соловьевича, возглавлявшего так называемую молодую эмиграцию.

Следует отдать должное Л. П. Шелгуновой: она и в Швейцарии не оставалась без дела, жила в гуще общественных событий, содержала пансион для русских политических эмигрантов, ставший их своеобразным центром. А И. В. Шелгунов, томившийся в вологодской ссылке, по-прежнему слал ей нежные письма, помогал советами и деньгами: "чего бы я ни дал, чтобы быть с тобой, мой друг", "тоска, и никого я не люблю. Есть только одна прочная связь - это с тобою, так что я не могу представить себе жизни без тебя" и т. н. Людмила Петровна, оставаясь в Швейцарии, отправила к Шелгунову своего "гонца" - малолетнего сына, ее и Серно-Соловьевича...

Чрезвычайно любопытное (для нашей темы) письмо послал Шелгунов жене 22 марта 1865 г. из Тотьмы. В нем под видом задуманного им романа он описывал в проект семьи, может быть, из шести-семи человек, связанных не родовым, кровным началом, а единством нравственных интересов и общим мировоззрением". "Так могут жить, конечно,-добавлял Шелгунов,- только люди очень умные, очень честные, и таковы мои действующие лица".

Что же это за семья? Муж "уже не молодой - лет сорока" и более молодая жена в том возрасте, когда "любовные порывы кончились", однако "общечеловеческие связи их прочны и вечны". Но вот "сорокалетний старик" влюбляется в девушку. Обе женщины встречаются, "как встречаются все честные люди". "Ради торжества идеи я хотел бы устроить так, что они вдвоем (т. е. муж и любимая девушка) приезжают к жене, в то же время приезжает издалека один старый друг мужа, и вся компания, тут же и дети жены, составляет счастливую семью умных и честных людей, связанных нравственными интересами и доживающих мирно старость"²².

Нетрудно догадаться, что Н. В. Шелгунов развивал идеи устройства своей жизни в случае освобождения своего и друга Михайлова. Но тот погиб на каторге. Союз с полюбившейся Шелгунову Е. Н. Раковой не состоялся.

Людмила Петровна, вернувшись из Швейцарии после разрыва с Серно-Соловьевичем, временами навещала мужа в ссылке, внося в его жизнь радость и веселье. Во время одного из этих приездов в Вологду в 1868 г. ее впервые увидел П. В. Засодимский. Вот какой запомнилась ему Шелгунова: "Блондинка лет тридцати пяти или тридцати шести, среднего роста, довольно полная, с густыми белокурыми волосами, с умными, проницательными глазами, с милым, симпатичным лицом, свободно, просто, но изящно одетая"²³.

Царское правительство обрекло Шелгунова на жизнь вечного изгнанника. С момента первого ареста и 1863 г. и до конца 80-х годов он почти все годы перемещался с одного места ссылки в другое. Людмила Петровна то приезжала к нему, то возвращалась в Петербург, где хлопотала о нем, посредничала с редакциями, в которых активно сотрудничал Николай Васильевич, устраивала свои статьи и переводы. Люди, связанные с нею по работе, отмечали ее исключительную работоспособность, добросовестность и аккуратность. П. В. Засодимский вспоминал: "Л. П. Шелгунова была женщина умная, развитая, всесторонне образованная, деятельная, энергичная. До конца жизни она оставалась верна тем взглядам и убеждениям, которые теперь известны под именем "идей шестидесятых годов". Она предоставляла мужу полную свободу в его личных делах и сама пользовалась такой же свободой... Вообще, насколько мне известно, они всегда, живя ли вместе или в разлуке, оставались в самых дружеских отношениях"²⁴.