Женщины в русском освободительном движении: от Марии Волконской до Веры Фигнер
Шрифт:
На литературных вечерах, ставших характерным явлением общественной жизни тех лет, даже простое упоминание таких слов, как "свобода", "деспотизм" и т.п., вызывало бурю среди собравшихся. При появлении популярного писателя на публике "стон стоял от криков восторга, аплодисментов и стучания стульями и каблуками". Н. В. Шелгунов брал на себя смелость утверждать, что "никогда, ни раньше, ни после, писатель не занимал у нас в России такого почетного места"52.
Однако обостренное внимание к кардинальным задачам эпохи падения крепостного права определяло односторонний, можно сказать, утилитарный подход передовой молодежи к литературе. Нам, считала она, нужно только то, что служит общественным интересам непосредственно: стихотворения Некрасова, роман Чернышевского, некоторые вещи Тургенева, а Поль де Коков, Евгения Сю, а заодно с ними
Понятно, что в такой обстановке никому и в голову не могло прийти отнестись к роману Н. Г. Чернышевского "Что делать?" как к беллетристике. Для прогрессистов он - учебник жизни, новое Евангелие, для ретроградов - проповедь настоящего разврата во всех сферах жизни.
О влиянии романа Чернышевского на современников написано и сказано очень много. Но в чем секрет его особого успеха среди женщин? Наверное, в том, что Чернышевский первым в русской литературе указал конкретное дело, которого жаждала молодежь и, прежде всего, вырывавшиеся на свободу из душного плена домашних стен женщины, назвал конкретные пути и формы этого дела - производственные ассоциации, артели, которые хотя и оказались на поверку утопическими, несбыточными, но в целом сильно активизировали женский пол. Наконец, читательницы романа уверовали в высокое предназначение женщины в обществе и в семье, но в семье нового типа, неизвестной дотоле, узнали о фиктивном браке - наиболее простом и доступном способе высвобождения из-под родительской власти.
25 марта 1863 г. Е. А. Штакеншнейдер сделала в дневнике такую запись: "Вышел "Современник", .№ 3. В нем роман Чернышевского. Я этим романом наэлектризована. Он мне доставил наслаждение, какое доставляли книги в юные годы, он мне согрел душу своим высоконравственным направлением, наконец, объяснил то восторженное поклонение... иначе назвать не умею, которое питает к его автору молодое поколение, то влияние, которое он на него имеет"54.
"Что делать?" читали многие женщины и девушки, вплоть до гимназисток. Е. Д. Субботина - одна из трех сестер, судившихся в 1877 г. по "процессу 50-ти", вспоминала, как в первый ее гимназический год одна из учениц принесла в класс роман Чернышевского, а учитель как раз предложил написать сочинение о положении русской женщины по Домострою. "Вот мы и вплели туда и Веру Павловну и артели,- писала Субботина.- Хорошо, что учитель отнесся спокойно к этим писаниям и не предал их огласке"55.
Находясь далеко от России, в Ницце, прочитала "Что делать?" дочь Герцена Тата, Наталья Александровна. "Ты совсем права,- писала она 19 декабря 1867 г. М. К. Рейхель,- многое в нем странно, смешно и неестественно, но зато сколько дельного!"56
Именно это "дельное" и оценили в первую очередь русские женщины: "Дело, от которого нельзя отказаться, которого нельзя отложить,- тогда человек несравненно тверже"57.
"Это было удивительное время,- время, когда всякий захотел думать, читать и учиться и когда каждый, у кого было что-нибудь за душой, хотел высказать это громко"58, - свидетельствовал участник событий. Передовые люди тогда не просто много читали, но и обязательно обменивались мнениями по поводу прочитанного, обсуждали, спорили до вторых петухов. Естественно, что особенно много проблем для обсуждения было у женщин, только приобщавшихся к общественной жизни. Трудно было в то время найти интеллигентный семейный дом, в котором бы не устраивались вечеринки - в складчину, с самоваром, без водки и без вина, но с обязательными спорами, чтением рефератов, иногда с лекциями-чаще всего по естествознанию. Кружки, идейные вечеринки, журфиксы - еще одно характерное явление тех лет.
Поначалу на разного рода собраниях высказывались, читали рефераты мужчины, женщины только слушали. Постепенно ситуация менялась: женщины смелели, набирались опыта. Что же касается чтения рефератов на всевозможные животрепещущие темы, то уже к концу 70-х годов они стали до известной степени бедствием. "Лет пять-шесть тому назад,- вспоминала Е. С. Некрасова,- эти чтения в Москве только
Споры шли вокруг тех же проблем, какими были заняты литература, журналистика того времени,- раскрепощение личности, и, прежде всего, женской, воспитание нового человека, и в частности воспитание детей в семье, роль и значение искусства и естественных наук, вопросы любви и брака и т. д.
Многие современники запечатлели в своих мемуарах буйные молодежные споры той поры, когда в стране совершался исторический поворот от России феодальной к России капиталистической, а лозунгом эпохи было разрушение, отрицание. В разгар спора можно было услышать:
– Против фактов я не иду, а потому не могу отрицать искусства и поэзии. Но они для меня лишь средства будить народ, направлять его в нужную сторону, как, например, некрасовские стихи. Пушкин же - баловство, как брошка или браслет для женщины.
– Все ваши страсти и любови только рутина, старый хлам, который давно пора выбросить за борт!
– А как вы понимаете Марка Волохова?
– Я прочла брошюру "Дарвин как тип ученого"...
– Чем вы так восхищаетесь? По-моему, у Писарева все это изложено остроумнее и интереснее.
Спор прерывает чтение реферата о любви, начинавшегося так: "Подведем мину под Шопенгауэра и взорвем его навсегда". Затем кто-то декламирует "Узника" М. Л. Михайлова. После него хор грянул "Вниз по матушке по Волге". Один из студентов с большим чувством пропел "Вперед без страха и сомненья" - стихотворение Л. П. Плещеева, превращенное в гимн молодого поколения, И так до утра...60
Все ощущали недостаток знаний, потребность учиться, особенно женщины, образование которых значительно уступало мужскому. Поэтому лекции на частных квартирах собирали множество народа. В толпе мелькали и роскошные туалеты, но преобладали крайне просто или даже бедно одетые женщины в темных платьях, коротко остриженные-"стрижки". "Я приехала на лекцию в назначенный час,- вспоминала Авдотья Панаева о 1863 годе,- но все стулья уже были заняты слушательницами, между которыми находились дамы и девицы не из круга учащихся"61.
В большинстве случаев темы занятий выбирались из естественных наук, которые зачастую превращались в нелегкую, но модную повинность для женщин, изучавших их часто только потому, что они им были недоступны ранее. "Музыкантши, талантливые певицы, девушки со сценическим дарованием как загипнотизированные брели на уроки анатомии и плакали от отвращения к препаратам",- свидетельствовала современница62.
Одним из инициаторов чтения лекций для женщин выступил писатель В. А. Слепцов. Горячий поборник женской эмансипации, он придавал большое значение образованию женщин. Для лекций арендовали зал в частном доме. Однако довольно скоро это начинание, подобно многим другим новшествам 60-х годов, заглохло: число слушательниц убывало с каждой лекцией. Причина заключалась, прежде всего, в неподготовленности женщин к подобным занятиям, в слишком пестром составе слушательниц. Наряду с учащимися (которых, кстати, было мало, так как лекции читались по утрам) значительный процент составляли (по определению А. Панаевой) "мнимоучащиеся", которых было тогда немало и которые посещали лекции не столько ради знаний, сколько из принципа или из моды. К тому же "нигилисток" возмущало присутствие на лекциях хорошо одетых женщин - "аристократок". ""Аристократки" же, напуганные известиями о возможном приходе полиции, якобы уже предупреждавшей хозяина дома, переставали ходить на лекции63.
Понятно, что власти не сидели, сложа руки и как могли мешали новшествам. Иногда их распоряжения возмущали даже людей вполне благонамеренных.
Так, А. В. Никитенко описал в своем дневнике 5 ноября 1866 г. такой курьезный случай. Нижегородский губернатор сделал распоряжение, но которому "все женщины, носящие круглые шляпы, синие очки, башлыки, коротко остриженные волосы и не носящие кринолинов, признаются нигилистками, забираются в полицию, где им приказывают скинуть все эти наряды и надеть кринолины; а если они не послушаются, то высылать их из губернии". Изложив этот факт, солидный профессор не мог удержаться от ядовитого комментария: "Администрация в этом усердии доходит до того предела, где ее странные распоряжения уже перестают быть странными, а становятся комическими"64