Женщины в русском освободительном движении: от Марии Волконской до Веры Фигнер
Шрифт:
Спустя четверть века после декабристов на каторгу везли петрашевцев. В декабре 1849 г. они пробыли около недели в Тобольске в общей тюрьме с уголовниками, многие без всяких материальных средств. Декабристки добились ("умолили", по словам Ф. М. Достоевского) тайного свидания с узниками75. "Мы увидели этих великих страдалиц, добровольно последовавших за своими мужьями в Сибирь...- писал Федор Михайлович.- Они благословили нас в новый путь, перекрестили и каждого оделили Евангелием - единственная книга, позволенная в остроге. Четыре года пролежала она под моей подушкой в каторге"6. В Евангелие декабристки вложили деньги. В дальнейшем эта книга сохранялась в семье писателя как реликвия. В письме брату от 22 февраля 1854 г. Достоевский вспоминал: "Что за чудные души, испытанные 25-летним
В Тобольске петрашевцев распределили по губерниям и заводам. В связи с этим Е. П. Оболенский сообщал брату, обеспокоенному судьбой петрашевца Н. С. Кашкина: "Везде - по пространству всей Сибири, начиная от Тобольска - в Томске, Красноярске, Иркутске и далее, за Байкалом,- он найдет наших, которые все, без исключения, будут ему помощниками и делом и словом..." Далее декабрист советовал писать "прямо к Катерине Ивановне Трубецкой"78.
Советская исследовательница С. В. Житомирская опубликовала большое и весьма интересное письмо Н. Д. брату мужа, в котором Наталья Дмитриевна в подробностях описывала свои встречи с петрашевцами, в том числе и с самим М. В. Петрашевским, в остроге: "Боже мой, в каком ужасном положении нашла я несчастного! Весь опутан железом, больной, истощенный... Он успел сказать мне многое, но такое, что сердце мое облилось кровью..."79
Узнав об отправлении Ф. М. Достоевского и С. Ф. Дурова в Омск, Фонвизина в тридцатиградусный мороз поехала за Иртыш, чтобы проводить их80. И в дальнейшем Фонвизины принимали участие в судьбе петрашевцев. Наталья Дмитриевна переписывалась с Достоевским уже после возвращения из Сибири.
В ее имении Марьино под Москвой подолгу живал Дуров. "С каким удовольствием я читаю письма Ваши, драгоценнейшая Наталья Дмитриевна! Вы превосходно пишете их, или, лучше сказать, письма Ваши идут прямо из Вашего доброго, человеколюбивого сердца легко и без натяжки",- писал Ф. М. Достоевский в 1854 г.81 Он делился с нею самыми сокровенными мыслями, доверил свой "символ веры".
Вообще в Сибири Н. Д. Фонвизина вела себя чрезвычайно активно, даже с вызовом. На всякое притеснение властей она отвечала протестом, не стеснялась атаковывать начальство резкими письмами, находясь на поселении, позволяла себе самовольные отлучки, о чем сохранилась переписка на самом высоком уровне82. Вероятно, не без участия Фонвизиной эти документы попали в вольные издания князя-эмигранта П. В. Долгорукова83.
После истечения срока каторги Достоевского и Дурова большую помощь им оказала другая декабристская семья - Анненковых. В доме их зятя старшего адъютанта Отдельного сибирского корпуса К. И. Иванова они прожили почти месяц перед отправлением в Семипалатинск. Уже оттуда Достоевский писал Полине Егоровне Анненковой: "Я всегда буду помнить, что с самого прибытия моего в Сибирь Вы и всё превосходное семейство Ваше брали во мне и товарищах моих по несчастию полное и искреннее участие". Знакомство с Ольгой Анненковой-Ивановой он расценивал как одно из лучших воспоминаний своей жизни. "Ольга Ивановна,- писал Достоевский,- протянула мне руку, как родная сестра, и впечатление этой прекрасной чистой души, возвышенной и благородной, останется светлым и ясным на всю мою жизнь... Я с благоговением вспоминаю о Вас и всех Ваших"84.
Помощь декабристов, их жен и детей петрашевцам символизировала связь и преемственность двух революционных поколений - дворянского и разночинского. Для женщин же эта связь была проявлением их политического роста, переходом к более активным формам борьбы.
Оказавшись в добровольном изгнании в Сибири, женщины-декабристки в определенном смысле предвосхитили общественное движение, мощно развившееся в 70-х годах,- хождение в народ. "Хождение в народ" декабристок было вполне органичным, естественным проявлением их теплого, участливого отношения к простым людям, среди которых они оказались.
Помощь народу деньгами, медикаментами, безвозмездным лечением, обучением грамоте и т. п. составляла часть их жизни.
Сохранился рассказ о М. Н. Волконской сибирского старожила М. С. Добрынина, записанный в 1870-х годах
Во многих декабристских семьях, особенно бездетных, воспитывались дети-сироты или дети из многодетных бедных семей. Эти воспитанники получали не только материальное обеспечение, но и хорошее - по тем временам и условиям - образование.
С народом декабристкам приходилось общаться, прежде всего, в собственных семьях - через прислугу, крепостных. Как говорилось выше, царь не разрешил лишить женщин права на крепостных людей. Но для того чтобы взять их с собой в Сибирь, им требовалось согласие самих крепостных. Бывали случаи, когда привезенная прислуга выражала желание вернуться на родину86. В большинстве же случаев отношения складывались вполне удачно. Няня Фонвизиных, Матрена Павловна, все сибирские годы провела вместе с господами и вернулась на родину с ними. Такой же честностью и преданностью отличалась Анисья Петровна, жившая в семье Нарышкиных. Вполне естественно, что декабристки хлопотали о вольных для своих слуг. Не надо, однако, идеализировать эти отношения. Хотя и "бывшие", лишенные политических и имущественных прав, "государственные преступники" оставались господами, барами, пусть добрыми, хорошими, но хозяевами. Характерно, что местные жители называли Дамскую улицу в Петровском заводе "барской", или "княжеской"87.
Амнистия, а вместе с нею и разрешение вернуться на родину пришли тогда, когда их уже не ждали: только через тридцать лет, после смерти Николая I.
* Вольф Фердинанд Богданович (1796 или 1797-1854 гг.) - штаб-лекарь, член Южного общества декабристов. Был осужден на 20 лет каторги.
Тех, на кого она распространялась, в живых осталось совсем мало. Сибирскую ссылку пережили восемь из одиннадцати декабристок: первой умерла А. Г. Муравьева в 1832 г., еще в Петровском заводе; через семь лет после нее - К. П. Ивашева, жившая на поселении в Туринске; Е. И. Трубецкая похоронена в 1854 г. в Иркутске, в одной могиле с тремя детьми.
Раньше других в Европейскую Россию вернулись А. В. Розен и Е. П. Нарышкина с мужьями, отправленными на Кавказ в 1837 г. Давыдова, Ентальцева и Юшневская, как уже говорилось, приехали на родину вдовами, схоронив в Сибири мужей, ради которых отправились в добровольное изгнание.
Вернувшиеся изгнанники, явившие пример высокой нравственности и душевной стойкости, были встречены передовым обществом с почтительным уважением и симпатией. "Довелось мне видеть возвращенных из Сибири декабристов,- писал Лев Толстой,- и знал я их товарищей и сверстников, которые изменили им и остались в России и пользовались всяческими почестями и богатством. Декабристы, прожившие на каторге и в изгнании духовной жизнью, вернулись после 30 лет бодрые, умные, радостные, а оставшиеся в России и проведшие жизнь в службе, обедах, картах были жалкие развалины, ни на что никому не нужные, которым нечем хорошим было и помянуть свою жизнь; казалось, как несчастны были приговоренные и сосланные и как счастливы спасшиеся, а прошло 30 лет, и стало ясно, что счастье было не в Сибири и не в Петербурге, а в духе людей, и что каторга и ссылка, неволя, была счастье, а генеральство и богатство и свобода были великие бедствия..."88
Слова о "духе людей" по праву можно отнести к спутницам декабристов - их женам, исполнившим в Сибири, по словам Ф. М. Достоевского, "высочайший нравственный долг". П. И. Чайковский, познакомившийся (и породнившийся) с последней из декабристок - А. И. Давыдовой, считал, что она представляла одно из тех редких проявлений человеческого совершенства, которое с лихвой вознаграждает за многие разочарования в столкновениях с людьми. "Она была и в Чите, и в Петровском заводе и всю остальную жизнь до 1856 года провела в различных местах Сибири. Все, что она перенесла и: вытерпела там в первые годы своего пребывания в разных местах, заключения вместе с мужем, поистине ужасно. Но зато она принесла с собой туда утешение и даже счастье для своего мужа... Я питаю глубокую привязанность и уважение к этой почтенной личности"89.