Женщины вокруг Наполеона
Шрифт:
Гораздо более длительны были отношения Наполеона к мадам Дюшатель; пожалуй, на этот раз это было не только скоропреходящее увлечение. Она была недавно замужем за стариком статским советником Дюшателем, который, по словам герцогини Абрантесской, вполне мог быть отцом своей молодой жены. Мадам Дюшатель была придворной дамой Жозефины. Долгое время ее имя держалось в секрете в мемуарах современников. Мадам Жюно упоминает о ней как о мадам Д., точно так же, как и камердинер Констан. Мадам Ремюза заменяет ее фамилию тремя звездочками, однако уже немного позднее она говорит о мадам X., которая представляется нам идентичной с мадам. И только Льюис Гольдсмис называет полное имя мадам Дюшатель в своей «Histoire secrète du cabìnet de Napoléon». И тут же он рассказывает о скандальной сцене, которая будто бы разыгралась между любовниками на следующий день после сближения, но этот рассказ в своей грубой вымышленности дает нам только представление о ненавистническом
Сам Наполеон окружал свою связь величайшей тайной, отчасти, может быть, потому, что не хотел вносить раздор в семейную жизнь мадам Дюшатель, которая была со своим мужем в наилучших отношениях, а отчасти чтобы не возбуждать непомерной ревности Жозефины. Он простирал до того свою предосторожность, что предпринимал свои визиты к придворной даме не иначе как в самый глухой час ночи, когда во дворце все спали, крадучись, как вор, на цыпочках и в чулках. Ни разу Констан не освещал ему путь свечкой; он всегда нес ее сам, чтобы потушить ее тотчас же, если бы он заметил что-нибудь подозрительное. Так как шпионы Жозефины были очень бдительны, то он легко рисковал попасться. «Однажды, – рассказывает Констан, – почти уже совсем рассвело, а консул все еще не возвращался в свои покои. Так как я опасался какого-нибудь скандала, то я предупредил камеристку мадам Д., как он сам мне приказывал делать в подобных случаях, чтобы она сообщила своей госпоже, который час. Не прошло и пяти минут после того как я ей дал это поручение, как я увидал консула, возвращавшегося в большом возбуждении. Вскоре я узнал и о причинах этого возбуждения. На своем пути он заметил одну из приближенных Жозефины, которая наблюдала за ним через окошечко выходившей в коридор уборной. После сильной вспышки гнева по поводу любопытства прекрасного пола он послал меня к разведчице враждебного лагеря, чтобы передать ей приказ молчать, если она не хочет, чтобы ее удалили».
На этот раз Наполеон отделался только испугом, потому что молодая шпионка была достаточно благоразумна, чтобы молчать, – вследствие ли денежного подарка, или, может быть, вследствие угрозы Наполеона.
Эти путешествия по коридорам дворца показались, однако, со временем Наполеону слишком не безопасными, так что Констан должен был нанять для мадам Дюшатель особняк в «Allee des veuves» на Елисейских полях, где Наполеон и посещал ее время от времени. Тем не менее мадам Дюшатель зачастую появлялась и в тайных покоях дворца.
Отношения Наполеона с придворной дамой завязались уже в последнее время консульства, в конце 1803 года, однако приобрели более страстный характер только уже во время Империи.
Молодая женщина обладала всеми качествами, чтобы нравиться мужчине. Ей было лет 25, она была среднего роста, стройная и грациозная, белокурая и нежная. Она умела придавать любое выражение своим голубым глазам, кроме выражения открытой простоты. Искренность, по-видимому, не лежала в характере прекрасной придворной дамы. Она была большой актрисой и могла входить в салон Жозефины с невиннейшим лицом, только что выйдя из тайных покоев Наполеона. Ее внешность была скорее холодна, чем угодлива. Ее гордое лицо с немного длинным орлиным носом отнюдь не говорило о страстности натуры, и она всецело владела его выражением. Ничто не могло нарушить выдержанной ровности мадам Дюшатель. И все же в своей горделивой недоступности она была кокетлива на свой лад. Она часто и охотно показывала свои жемчужные зубки, потому что знала, что смех к ней идет и делает ее неотразимой. Ее руки были белы и прозрачны, ее ноги малы и узки. Она восхитительно танцевала, играла на лютне и обладала красивым, приятным голосом. В умственном отношении она была менее интересна, хотя была не лишена известной хитрости и изворотливости.
Все эти качества прекрасной дамы сумел оценить не только один Наполеон, но и его пасынок, юный Евгений де-Богарне. Он явно ухаживал за ней, и хитрая дипломатка делала вид, что разделяет его чувства. В действительности же он ей нужен был лишь для того, чтобы направить ревность Жозефины на ложный след. Злополучная Жозефина испытывала адские муки ревности. Она догадывалась, что между ее мужем и придворной дамой установилось тайное соглашение, но у нее не было на это прямых доказательств. Одно время она имела даже подозрения на супругу маршала Нея.
Когда Евгений убедился, что мадам Дюшатель только играет им и употребляет его вместо ширмы, он удалился от нее глубоко оскорбленный. Но она вскоре нашла других добровольных помощников в этом заговоре. Каролина и Мюрат весьма охотно взяли на себя роль пособников в любовной интриге императора. Мюрат разыгрывал роль влюбленного, а Каролина устраивала свидания брата с мадам Дюшатель.
Но Жозефину не так-то легко было провести даже самыми тонкими хитростями. Ее ревнивое ухо подслушивало под каждой дверью, ее недоверчивый глаз следил повсюду, где только она могла накрыть виновных. Еще в начале своего консульства Наполеон приказал надстроить в Сен-Клу еще один этаж над тем этажом,
Каждый вечер император приглашал мадам Дюшатель, Каролину Мюрат и мадам Ремюза составить ему партию в игре. Но вместо того, чтобы играть, он заводил с молодыми дамами сентиментальные разговоры о любви, о верности, о ревности и т. п. Каждое слово, каждая фраза предназначалась для возлюбленной, которая давала односложные ответы, но зато тем красноречивее говорили ее глаза. В свою очередь это красноречие взглядов предназначалось только для Наполеона. В это время Жозефина сидела в другом конце салона, также за карточным столом со своими дамами. Но она тоже только механически держала карты в руках, не думая об игре. С горящими глазами, с мукой в сердце, она буквально пожирала взглядом своего мужа и мадам Дюшатель. Но этой последней ничего нельзя было поставить в упрек в ее поведении с императором. Она была сдержанна и холодна, но в этой-то сдержанности и было заключено самое опасное кокетство. Ее глаза были томнее и нежнее, чем всегда, ее улыбка тоньше и загадочнее, ее слова осторожны, ответы рассчитаны и ее туалеты день ото дня становились все изысканнее.
Но вот однажды случилось, что мадам Дюшатель вдруг покинула салон императрицы без всякой видимой к тому причины. Жозефина заметила ее исчезновение. Ее подозрительность сразу всполошилась. Некоторое время спустя, так как мадам Дюшатель все еще не возвращалась, она тоже поднялась с места. Первым ее делом было пойти в рабочий кабинет императора. Ей сказали, что его там нет. В высшей степени возбужденная, она поднялась по винтовой лестнице наверх, в потайные комнаты. Дверь была заперта! За дверью она слышала голоса своего неверного мужа и придворной дамы. Бедная Жозефина! Она была вне себя. С отчаянием она постучала в дверь и плачущим голосом позвала ее по имени. На некоторое время все затихло. Потом дверь вдруг отворилась, и Наполеон появился перед ней с искаженным гневом лицом, а сзади него стояла мадам Дюшатель.
Ярость Наполеона на нескромность жены была беспредельна. Жозефина вся в слезах убежала в свои комнаты и дрожала от страха перед той сценой, которая должна была последовать. Действительно, Наполеон вскоре явился вслед за ней в ее будуар. Его гнев не утих и обрушился со всей силой на плачущую женщину. В своей ярости он разбил вдребезги несколько предметов, попавшихся ему под руку. Ему, наконец, надоело быть вечно под надзором, и он заговорил о разводе. Он должен это сделать ради политики, ему нужна жена, которая рожала бы ему детей. Она, Жозефина, кажется, должна бы уж привыкнуть к его развлечениям. Он не то, что все остальные люди, и не позволит никому ставить ему условия. Единственным ответом Жозефины на все эти обвинения были слезы. Страшное слово «развод» наполнило ее ужасом перед возможностью подобной перспективы. Тронутый ее слезами, Наполеон смягчился. Он постарался утешить ее и оставил ее почти успокоенной.
Тем не менее он продолжал видеться с мадам Дюшатель и, казалось, был очень увлечен ею. Но и ее час тоже пробил. Беллилот, Жоржина и другие должны были примириться с неизбежностью охлаждения; то же самое случилось и с мадам Дюшатель.
В Мальмезоне, в том дворце, где его обманывала Жозефина в те времена, когда он так страстно и горячо любил ее, должно было погаснуть то пламя, которое вспыхнуло в его сердце к гордой мадам Дюшатель. По какой-то странной прихоти он переехал в Мальмезон среди зимы, в конце февраля 1805 года. Там без всякого стеснения он показывался в парке под руку со своей любовницей. В это время Жозефина из окон своего будуара следила заплаканными, лихорадочно горящими глазами за обоими любовниками. Для жестокой мадам Дюшатель, казалось, было большим удовольствием мучить таким образом бедную императрицу. Она явно пренебрегала всеми правилами осторожности и, казалось, гордилась своим положением фаворитки, выставляя это всем на показ. Или она уже предчувствовала, что ее владычеству скоро будет конец?