Женщины вокруг Наполеона
Шрифт:
– Ну, и что же, тебе не грустно от этого? – спросил он.
– Конечно, мне очень грустно.
– Нет, неправда. Тебе нисколько не жалко, что я уезжаю. – С этими словами он положил мне свою руку на грудь и прибавил полусердито, полушутя: – Это сердечко ничего не чувствует ко мне. (Мадемуазель Жорж особенно подчеркивает это выражение, как «собственные слова» Наполеона.)
Это было для меня очень мучительно, и я дорого дала бы, если бы могла пролить хоть несколько слез. Но я не могла заплакать.
Мы сидели близко около топившегося камина. Я пристально смотрела на огонь и на раскаленную каминную решетку. Так просидела я несколько минут неподвижно, точно мумия. Стало ли больно моим глазам от
Что мне сказать вам? Он прямо опьянел от счастья и радости. Если бы в эту минуту я попросила у него Тюильри, то он не отказал бы мне в моей просьбе. Он смеялся, он играл со мной и бегал по комнате, а я должна была его ловить. Чтобы я не смогла поймать его, он забрался на лестницу, которая служила для того, чтобы доставать книги с верхних полок. Так как эта лестница была на колесиках, то я стала возить его по всей комнате. И он смеялся и кричал: "Ты ушибешься! Перестань, или я рассержусь!"».
После этой сцены, которую Жоржина передает таким комичным образом, она простилась с Наполеоном, получив от него пакет с банковыми билетами на 40000 франков. Он не хотел, чтобы его «милая, добрая Жоржина» оставалась без денег во время его отсутствия!
Наполеон виделся с мадемуазель Жорж очень часто и в первый год своего знакомства с ней продлил свое пребывание в Сен-Клу дольше обыкновенного. Она утверждает, что он звал ее к себе два раза в неделю и что она часто оставалась с ним до рассвета. Но Констан отрицает это и говорит, что мадемуазель Жорж не оставалась у Наполеона больше, чем два-три часа. А Стендаль насчитывает не больше шестнадцати ее визитов к Наполеону.
Во всяком случае, посещения Жоржины в Тюильри продолжались после возвращения Наполеона в Париж. Там он принимал ее в том помещении, которое раньше занимал его секретарь Бурьен. Ее появление во дворце возбудило величайшую ревность в Жозефине, которая узнала об этом несмотря на все предосторожности. В то время Наполеон еще имел обыкновение спать с женой в одной комнате. Хитрая дипломатка сумела его убедить, что лучше для его безопасности проводить ночь вместе с ней, потому что у нее очень чуткий сон и она тотчас же может услыхать малейший подозрительный шум. Однако, когда знакомство с Жоржиной затянулось, он постепенно приучил ее к тому, что сначала очень поздно приходил в спальню, а потом под предлогом экстренной работы и вовсе не являлся в супружескую комнату. Но Жозефину трудно было провести. Она догадывалась об истинной причине этих отсутствий.
«Однажды, – рассказывает мадам Ремюза, – мы были с ней одни в ее салоне. Был уже час ночи. Полнейшая тишина царила в Тюильри. Вдруг мадам Бонапарт поднялась и сказала: "Я не могу дольше выносить этого. Я уверена, что мадемуазель Жорж здесь наверху. Но я помешаю им обоим. Пойдемте со мной. Мы обе вместе поднимемся наверх"».
Обе женщины поднимались наверх по потайной лестнице к покоям первого консула. Жозефина, вся охваченная своей страстной ревностью, торопливо шла вперед. Мадам Ремюза едва поспевала за ней, неся в руках зажженную свечу. Вдруг посреди дороги послышался шум. Мадам Ремюза так испугалась, что пустилась наутек вместе со своей свечкой, оставив любопытную Жозефину впотьмах на лестнице. Ей ничего больше не оставалось, как тоже вернуться, и на этот раз ей так и не удалось накрыть любовников.
В другой раз случай помог ей в этом. Может быть, даже он способствовал охлаждению в отношениях первого консула
Сам он никогда не посещал Жоржину на дому. По-видимому, он не хотел подвергать себя неприятности встретиться у нее с другими ее любовниками. Потому что несмотря на ее уверения, будто в течение двух лет она была верна Наполеону, факты противоречат этим словам, и известно, что помимо Костера де-Сен-Виктор [22] у нее в это время были еще и другие поклонники. Наполеон прежде всего заботился о том, чтобы его любовные похождения не возбуждали никаких толков. Поэтому он обращался с Жоржиной не так, как другие властители обыкновенно обращаются публично со своими любовницами. Его милостивое внимание к прекрасной актрисе не проявлялось в официальных доказательствах. Он покровительствовал ей не больше, чем другим ее товаркам. Она не пользовалась ни большими привилегиями в театре, ни получала большее вознаграждение, когда играла при консульском дворе в Сен-Клу. Когда однажды она осмелилась попросить у него его портрет, он протянул ей наполеондор со словами: «Вот возьми. Говорят, я тут очень похож».
И все-таки Жоржина была не в накладе. Наполеон не был скуп. Но подарки, которые он делал ей, носили совершенно частный характер. «Никогда, – говорит она сама, – император не передавал мне деньги через посторонние руки. Он всегда давал мне их лично сам». Только единственный раз ее имя было официально упомянуто при описи маленького частного имения императора. И то это было в 1807 году, когда Жоржина больше не была уже фавориткой. На этот раз она получила в подарок 10000 франков.
Когда Наполеон возложил на свою голову императорскую корону, его любовь к Жоржине утратила свой яркий колорит. Он не был уже прежним, когда встречался с ней. Его непринужденность уступила место сдержанной церемонности. Он был император и невольно давал почувствовать возлюбленной свое величие. «Я не знаю, – пишет Жорж, – зачем император прогнал моего первого консула. Все стало величественнее, внушительнее; счастье не может жить здесь. Поищем его где-нибудь в другом месте, если только вообще оно существует». И когда Александр Дюма спросил ее однажды, почему Наполеон покинул ее, она отвечала в театрально-патетическом тоне: «Он ушел от меня, чтобы стать императором!».
И действительно, Жоржина попыталась найти счастье в другом месте. В 1808 году ее возлюбленный, граф Бенкендорф, повез ее в Россию. Внезапно она вместе с танцором Дюппором уехала 11 мая из Парижа, нарушив свой контракт с «Comédie». Этим нарушением контракта она не только подвергала себя крупной неустойке, но и лишалась всех прав в качестве члена «Comédie Française». Она должна была уплатить денежный штраф в 3000 франков, у нее были отняты все членские преимущества, и сама она вычеркнута из состава членов «Комедии». Она исчезла, оставив в Париже только воспоминания о своей любви к Наполеону да свои долги.