Жернова. Книга 2

Росс Вик

***

— Ты что — все накопленные деньги за меня отдал, афи? — задал Бренн вопрос, меняя неприятную тему разговора. — Просто так Хрящ вообще не заморачивался бы помогать.

Не отвечая, кузнец сжал ему здоровое плечо: — Ожоги как?

— Как всегда, — поморщился Бренн, — мазь помогает…

— Вот и ладно, — тебе и вправду везет, парень…

— Да неужто! — вскинулся он, — ты всерьез, афи?

— Более чем, — спокойно подтвердил Морай. — По всем раскладам ты просто обязан был сгинуть. И не один раз… Но ты жив. И даже не стал калекой. Это первое. Второе — у тебя есть настоящий друг, — Морай глянул на Дуги, — что во все времена большая

редкость. Есть добрые приятели — и семья Ри, и Якоб, и Хаган. Ну и я — старый пень — еще пригожусь… Ну а в третьих — тебе не придется до отъезда театра сидеть в Канаве, хлюпать носом и сокрушаться о том, какой ты несчастный…

— Не понял. Это как?

— Вечор боги подкинули нам воздушный корабль с севера, Дуги не сказал? — приподнял бровь Морай.

— И что? Я и сам видел, как дирижабль из смерча вывалился, — медленно проговорил Бренн, вспоминая жуткую картину небесного гнева, пока он сам, как букашка, висел на скале Свартрока.

— Чудное дело — первый раз слышу, чтоб смерч через Лютую лужу воздушный корабль перетаскивал… — Да еще вместе с заморским принцем… — Кузнец помолчал, набивая трубку свежим табаком. — Так вот, по причине благополучного прибытия наследника энраддского престола Красный король объявил праздник, а любой праздник — это бардак и суета… Потому, ты уже сегодня сможешь неспешно перебраться к своим циркачам и заняться делом… Дядька Гримар, прикинув свою выгоду из-за кучи зевак, что ринулись в Бхаддуар со всей округи, решил пару недель повременить с отъездом — мошну потуже набить. А среди комедиантов тебя никто искать не додумается…

— Это уж точно, — хохотнул Дуги, — особенно если тебя как деву невинную размалюют, напудрят пошибче и парик нацепят…

— Не лыбься, Дуг, не смешно ни разу, — мотнул головой Бренн, — в Казаросса тебя под деву никто гримировать не станет. Хлопотно. Просто стручок с яйцами отрежут, и ты уже девка, готовая для дальнейшего употребления.

Повисла тяжелая тишина. Дуги смутился, и Бренн виновато похлопал его по плечу, понимая, что не стоило окунать приятеля в глубины той мерзости, которой он сам нахлебался в последние месяцы до блевоты…

— Хорош! — Мораю не терпелось продолжить разговор. Он глубоко вздохнул, будто перед прыжком в воду, и Бренн смутно ощутил, что тот хочет открыться, но сильно из-за того тревожится…

— Афи, ты должен сказать мне что-то… неприятное?

— Приятное иль неприятное — это только старая Ойхе знает — так ведь, Дуги?

Дуги нахмурился и хлопнул себя по коленке: — Ааа, да, Бренн, бабушка, непонятно как, узнала, что ты вернулся, а я ведь ничего ей не говорил, никому не говорил — веришь?!

— Дуг, не суетись — кому ж мне верить, как не тебе? — устало отмахнулся Бренн, — так что Ойхе?

— Велела прийти. На исходе ночи. Правда, зачем — я не понял.

— А тебе, Дуг, и не надо ничего понимать, — пояснил кузнец, — ты лучше подумай, как Бренна в дом провести, чтоб его снаружи ни один гнилой глаз не заметил…

— Да это не запара, — пожал плечом Дуги, — по крышам пройдем, если что… — не в первый раз…

Бренн хмыкнул, вспомнив, что именно по крышам быстрее всего можно добраться от Старого портового квартала, где тянулись угрюмые склады и мастерские канатных плетельщиков до Пьяной Русалки…

— Ну-ну, — усмехнулся Морай, — только не забывайте, что в те времена вы были раза в полтора легче. Крыши носами не пробейте! — Он со странным выражением лица мельком посмотрел на Бренна. — А насчет выкупа, который тебя так беспокоит… Часть денег мои, как опекуна

и твоего мастера, а другая часть — матери твоей, Кьяры…

Бренн напрягся. Глухая тоска послышалась в голосе Морая, когда он продолжил: — Ей и пятнадцати не было, когда она брюхатая ходила по кварталу, искала работу. Одета бедно, но чисто, волосы под платок убраны. Только позже я понял — боялась она чего-то… Шибко боялась.

— А где ж ее родня была? — спросил Дуги, предупреждая вертевшийся на языке у Бренна вопрос. Но Морай на него не ответил, продолжая рассказывать. — Деньги у Кьяры кой-какие были — на них и жила. Но ей, кровь из носа, надо было найти работу, а никто одиночку не брал — считали беспутной бродяжкой из Канавы. Помню, зеленщица Барба все злорадствовала, что мол, матроны-попечительницы уже справлялись о безродной деве с дитем во чреве незнамо от кого, и скоро запрут ее в Доме милосердия для одиноких девиц, вынашивающих дитя, а после родов отнимут младенца, как у «склонной к распутству». Или вообще, отправят служить в Храм Плодородия…

Бренн похолодел, вспомнив сидящих на ступенях Храма рабынь с отрезанными носами, кормящих грудью поросят. Значит он был прав. Ее выгнала семья за то, что забеременела без мужа, и потому она жила одна в вонючем переулке Канавы и боялась, что Бренна сразу отберут у нее после рождения.

— В тот день она мимо кузни проходила. Якоб как-раз жеребчика взялся подковать, да тот зол был не в меру, — так ему в грудину приложил, что тот на двор улетел. Повезло — удар по косой прошел. Я на шум выскочил, гляжу — а дева пузатая коня за удила ловко так развернула, животом к его боку прижалась, за шею притянула и шепчет ему что-то. Жеребец зуб скалит, глазом косит, но стоит как вкопанный. А потом, вдруг успокоился, фыркает ей в нос, а она смеется… И глаза у ней — как солнечный камень на свету…

Бренн невольно коснулся левого виска…

— Ну, да, — чуть дернув углом рта, кивнул Морай, — цвет левого глаза у тебя, как у нее… А правый — синий, наверное, от отца достался. Случается такое порой…

Бренн поджал губы, промолчал. Да уж, гордиться нечем. Противно осознавать себя ублюдком, особенно, рядом с теми, у кого есть семья. И зачем только Морай начал этот разговор при Дуги, — было бы куда легче, если бы приятель ничего этого не знал…

— Взял я ее к себе служанкой — дом прибирать, — не обращая внимания на гримасы Бренна, продолжал свой рассказ мастер. — Да наказал больше никогда с лошадьми на людях не шептаться, коли не хочет, чтоб ее в скверне обвинили да в Узилище не отволокли. А через месяц и ты родился, и чуть было в Детское гнездо не попал по доносу повитухи…

Морай пыхнул трубкой и помрачнел: — А за неделю до того, как тебе пять годов стукнуло, Кьяра поутру пришла смурная — ей, мол, сон дурной приснился. И давай упрашивать, коли с ней что плохое случится, чтоб я тебя в приемыши и в ученики взял. И кошель принесла, — тебе на пропитание, да на обучение. Я, понятно, отмахнулся тогда, уверил ее, что все сделаю, а сбережения свои пусть спрячет до времени. Не верил, само собой, в эти дурацкие девичьи сны… А оно вон как все обернулось.

***

Они тихо прошли в кухню, где едва теплился очаг и пахло крепким массарским табаком. Увидав внука с приятелем, дремавшая в кресле старая Ойхе, оживилась. Прикусила деснами помятый мундштук длинной трубки, вглядываясь в лицо Бренна маленькими блестящими глазами, и подозвала: — Сядь рядом, Бренни. Приспело время для долгого разговора судя по тому, как спешно все клубки распутываются…