Жертва
Шрифт:
— … не так давно разнес бедному Араму целое крыло замка… — вставил неугомонный Кадм.
– … ничего страшного, мы починим. Но…
— …но к вождю его пускать не хотите. Хочу посмотреть, как вы его остановите.
— … мы надеялись…
— А вот на нас не смотри, Арам. После недавней выходки Нэскэ наш вид скорее еще более разозлит Армана, чем успокоит.
— Придержи язык! — отрезал Миранис. — Простите, Арам, это мое упущение. Арман лишь недавно стал высшим магом, я не подумал, что он может не справиться с собственной силой. Если вам не трудно…
— То же сказал
— Я решу эту проблему, не сомневайтесь. Но пока проводите меня к вождю. Когда я убежусь, что Рэми справляется с проверкой, я займусь Арманом.
Надо было бы сразу, но Миранису не разорваться. А пускать к Арману телохранителей, это нарваться на новую драку. С одной стороны Миранис понимал, зачем Нэскэ поставил Арману ультиматум, с другой… полубог бы мог быть и поделикатнее. Все же Арман теперь необученный высший маг, да еще и носитель души Киара. Очень опасное сочетание. Вот Арман и взорвался, боги, так невовремя!
— Слушаюсь, принц, — низко поклонился Арам.
Миранис вспомнил, как относился к нему хозяин замка прежде. Как к гостю, которому не хотелось, а вынудили прислуживать. Теперь же в нескрытой щитами душе юноши читалось лишь искреннее почтение, и это почтение раздражало. Миранис вполне понимал Рэми, которому претила эта инфантильная сладость виссавийцев. Но, на счастье, Мир тут всего лишь временно и терпеть все это надо было лишь Рэми.
За мгновенное темнотой перехода была небольшая площадка, уложенная белоснежной брусчаткой. За ней стремился вверх острыми колонами и башенками сияющий ледяным спокойствием снежно-белый замок. За ступеньками, от площадки убегала широкая, усыпанная мелкими белыми камушками дорожка. По обе стороны дорожки, почти вжимаясь в цветущие розовые кусты, стояли на коленях виссавийцы. Столько виссавийцев Миранис еще не видел. Такой ауры искренней радости, любви и сладости не ощущал никогда.
«Фу как приторно, — на счастье мысленно заметил Кадм. — Они все так искренне любят своего вождя, свою богиню, что аж тошнит».
Мираниса тоже тошнило. Но виссавийцы как-то быстро забылись, ведь на площадке Мираниса встретили искренней улыбкой и этим неизменным:
— Мой принц.
Одетый в белоснежные, а не синие одежды, Рэми еще больше походил на хрупкого мальчишку. Но взгляд его был слишком мудрым и понимающим для беспечности юности, и Миранис вновь подумал, что ведь это он сделал Рэми таким. Кассия и служба трону. Впрочем…
— Мой принц, я рад, что ты пришел, — поклонился Миранису Рэми.
— Ты не должен мне больше кланяться. Теперь ты равен мне. Ты рад?
— Мой принц, разве я всегда не был тебе равен?
Хороший вопрос. Мудрый. Достойный целителя судеб. И в темных глазах сверкнул, сразу пропал синий блеск магии. Виссавия думает, что выиграла, Радон показывал Миранису, что на самом деле выиграл он. Впрочем, как и всегда.
Миранис улыбнулся грустно, подошел к Рэми, похлопал его по плечу, и взошел по ступенькам к стоявшему за вождем трону. Одному трону. Видимо, кому-то из них
И в самом деле, стоило ему опуститься на трон, а двум телохранителям встать за его спиной, как Рэми сделал небольшой жест, и на дорожке перед ним упал на колени потрепанный виссавиец в зеленых одеждах.
Выглядел он жалко и слишком неопрятно для виссавийского целителя. Испачканный в грязи зеленый балахон, перехваченный на талии тонким поясом, босые, покрытые грязью и кровью ноги, растрепанные, слипшиеся от пота седые волосы. К тому же старик был безумен. Смотрел на своего вождя с ненавистью, а рот его перекосило в презрении.
— Ну убей меня! — выплюнул он.
Рэми ничего не ответил. Медленно сошел по ступенькам, подошел к пленнику, и, скользнув пальцами под его подбородок, заставил поднять голову. Старик вздрогнул, наверняка, встретившись взглядом со своим вождем, а Рэми молчал. На миг Миранис увидел контур крыльев за его спиной, повеяло белым туманом, и виссавийцы еще сильнее вжались в светлые камушки дорожки.
— Нет! — выкрикнула вдруг одна из женщин, пытаясь броситься Рэми в ноги.
Кадм был быстрее. Перехватил безумную старуху, швырнул ее о дорожку, и сказал:
— Чего ты хочешь от вождя? Говори с безопасного расстояния!
— Не убивай моего мужа, пощади…
— Пощадить? Он чуть было не убил вашего наследника! А ты просишь пощадить!
— Кадм! — одернул его Рэми. — Я сам разберусь. Посмотрите на меня, я хочу вам что-то показать.
Рэми встал перед стариком спиной к Миранису. Покачивались на ветру его белоснежные одежды, опустилась над Виссавией тугая тишина. И вдруг в один миг стало темно. Перехватило дыхание, вошла в душу тихой поступью тоска. Тисмен опустил руку Миранису на плечо, сжал, слегка подбадривая, а Миранис смотрел и глазам своим не верил: он видел душу старика. Истерзанную, истекающую болью, едва поблескивающую серым в темноте.
— Чем дольше живет его тело, тем более истерзана его душа, — тихо сказал Рэми. — Просишь пощадить. Кого? Его или галлиона, живущего в нем? Существо, питающееся силами его бессмертной души? Так скажи мне…
— Исцели, вождь…
— Думаешь, я всесильный? — мягко ответил Рэми, и вновь вокруг засиял солнечный день, и виссавийцы вновь уткнулись лицами в дорожку. — Думаешь, я могу? Даже Айдэ не может…
— Мы найдем способ…
— Найдем, — подтвердил Рэми. — Будем искать. Но. У твоего мужа больше нет времени. Он не может ждать. Так пощадить или нет? Не говори, я не буду от тебя требовать ответа. Кадм, ты не мог бы…
Мелькнуло в лучах солнца оружие, оросила тропинку кровь, и старуха бесшумно заплакала, безнадежно, страшно. По чуть заметному знаку ее и тело ее мужа быстро забрали, а Рэми вдруг неожиданно устало приказал:
— Оставьте нас, продолжим позднее.
Виссавийцы исчезли, Рэми, все так же повернувшийся к Миранису спиной, медленно выпрямился и едва слышно вздохнул через зубы. Будто сам вздох причинял ему боль…
— Я же просил не приходить… — прошептал он.
— Я требую объяснений! — холодно ответил появившийся перед ним Арман.