Жертва
Шрифт:
– Еще какой ребенок, – смеясь отозвался брат. – Помнишь, как в детстве ты ночью проскальзывал ко мне в кровать… А ранним утром возвращался в свою комнату. Думал, что сплю и ничего не знаю.
Рэми улыбнулся – он всегда знал. Арман думал, что маленькому братишке было страшно спать ночью одному… а маленький братишка и в самом деле боялся… боли. Не своей, Армана. Ведь по ночам брата душили кошмары, и на самом деле это Арман не мог заснуть, пока рядом с ним клубочком не сворачивался Рэми.
Сквозь сонную одурь Рэми слышал, как зашелестела тяжелая ткань балдахина, отрезая кровать
14. Арман. Ритуал
В эту ночь Миранис глаз не сомкнул. Еще не рассвело, а он уже был готов к выходу. Будто почуяв это, Элизар явился перед самым рассветом, необычный в неброской кассийской одежде.
Только глаза его, проклятие и украшение их рода, временами чуть поблескивающие магией, не походили на кассийские. Слишком горд. Слишком заметен. Впрочем, вряд ли им это всерьез помешает.
– Мои телохранители недовольны, – сказал Миранис. – Я чувствую это. Один твой племянник спит непробудным сном.
– Мой племянник сейчас со своим братом.
– Так я и думал. Это ты его туда затащил.
– Арман всегда был для него близок. Но ты знаешь, что это ненадолго. Братьям стоит проститься.
– Ты ведь знаешь, – усмехнулся в тон ему Миранис, накидывая простой плащ, – что это ненадолго. Знаешь, что твоего племянника нельзя ни к чему принудить, и все равно делаешь вид…
– Я лишь стараюсь сделать это как можно менее болезненно для всех нас, – ответил Элизар. – Не усложняй.
Миранис лишь пожал плечами: все же Элизар не знает собственного наследника. Или не хочет знать. Впрочем, это ли сейчас важно. Он кивнул в ответ на поклон появившихся в покоях, так же просто одетых, трех высших магов и спокойно вошел в приготовленный для них переход. А солнце только-только пустило над деревьями первый луч.
***
Балдахин не пропускал ни лучика света, спускаясь до самого пола тяжелыми складками, легкими отблесками отражался от него свет магического кокона, расплылся по кровати мягкой завесью туман. Арман медленно повернул голову, посмотрел на спящего брата и улыбнулся. Теперь, без повязки, свернувшийся клубком, он так напоминал того мальчика, каким Арман помнил его с детства. Каким бережно хранил в памяти, прежде чем заменить его образ другим… уже взрослым.
Темные волосы брата рассыпались по подушке, пухлые губы чуть приоткрылись, показывая полоску ровных зубов, татуировки на запястьях жили своей жизнью, плели по коже узор магии. И витал над ними пряный аромат силы, для людей почти неощутимый, но очевидный для оборотня с обостренным чутьем… Обычно Рэми день и ночь был укутан щитами, но здесь, рядом с братом,
Арману вот спать не хотелось: он и без того слишком много проспал в последние дни. Но вставать ему еще не разрешали. Лил в вены чужую силу кокон. Окутывал мягким туманом и ореолом сонливости, мерцал и переливался зеленым светом с вкраплениями белоснежных искр. Магическое создание самого вождя Виссавии… за любимым братом наследника ухаживали, пожалуй, лучше, чем за Миранисом и его телохранителями. И все ради того, чтобы Рэми не принялся его исцелять собственноручно. Себя бы хоть раз исцелил!
Арман сжал зубы. О слепоте брата он узнал только сегодня вечером. Нечаянно, Рина проговорилась. Просила не беспокоиться, объяснила, что брат будет видеть, но Арман слышал только одно: «Еще немного и…» Он преодолел на миг упругость кокона, ударил кулаком по кровати, и Рина умолкла. Посмотрела вопросительно, прошептала:
– Почему гневаешься?
Он не гневался. Он старался улыбнуться мягче и спросить спокойно:
– Где мой брат?
Но получалось, наверное, плохо. Он видел в широко распахнутых глазах Рины отголосок того страха, какой часто улавливал во взглядах допрашиваемых дозором рожан. Именно потому он редко лично проводил допросы. Именно потому он вообще редко принимал лично посетителей, предпочитая все решать через секретаря. Люди его боялись. И, наверное, у них были для этого основания.
– С Миранисом и Лией, – ответила Рина, как-то вмиг расслабившись. Будто вспомнив, с кем она сейчас. И поверив, что Арман ее не обидит. Правильно поверила, девочка. – На прогулке.
Арман с облегчением выдохнул:
– Значит, Миранис и телохранители уже знают?
– Да. Только… сегодня узнали…
Рэми, что б его! Арман сжал ладонь в кулак, всеми силами стараясь успокоиться. Только сегодня, значит, узнали. А до этого Рэми оставался во власти виссавийцев и отвергал чью-то помощь. Боги! Идиот упрямый! Надо потом высших допросить. Если и те за ним не присматривали, Арман им лично голову оторвет!
– И что Миранис? – ровно спросил он.
– Миранис… Миранису не до боли его телохранителя, Арман.
– Значит, – Арман вздрогнул. – Это вы тоже знаете?
– Всегда знали.
– И помочь даже не думали? – так же ровно спросил Арман, все более поражаясь. И после этого кассийцы жестоки? Они знали, что принц и его телохранители умрут, а все равно отпустили их в Кассию? Вместе с целителем судеб, который исцелил их вождя? Твари неблагодарные! Таким помогать только себя не уважать. И дайте боги не показать о чем он сейчас думает Рине. Только…
Рина ведь видела. Глаза ее стали печальны, голос слегка задрожал, и Арману сделалось ее жаль. Бедная девочка, она же ничего не решает в этом суровом мире мужчин. Как и никто из виссавийцев. Лишь вождь и его совет… улыбчивый и вежливый Арам. Лицемеры!
– Ар, – тихо ответила Рина. – Я все понимаю… мы все понимаем… но… ни я, ни мой брат, не можем отвечать за всех. На плечах моего брата Виссавия. Кассия… у Кассии есть повелитель. Есть двенадцать душ полубогов. Есть кому побеспокоиться.