Жесткая вода
Шрифт:
Вернувшись в палатку, я снова дрожал как осиновый лист, и принялся стягивать с себя одежду. Вероника, молча, наблюдала за мной, впервые, как мне показалось с женским интересом, разглядывая волосатую грудь и татуировку на ней, в виде скалившегося медведя.
– Что она обозначает? – тихо спросила она.
– Медведь? Это Россия.
– Патриот?
– Да, есть такое. Тут родился, тут и умру. Не на какую другую страну, не променяю.
– Я хотела тоже набить, но боли боюсь.
– Ну и не надо. Не порть тело. Раздевайся, холодно, пора греться. – С этими словами я стянул с себя трусы, повернулся спиной к девушке и принялся около входа выжимать одежду. – Сними кроссовки, но не убирай далеко. Оденешь снова.
– Как одену?
– Секрет один тебе покажу, с зимней рыбалки.
– Рыбацкие штучки ваши, мужские, - девушка сняла с себя одежду, оставшись лишь в моих трусах, прикрыла груди руками, и вопросительно посмотрела на меня. Я обернулся, взглянул на нее и не смог удержать смех.
– Ты все же налепила на себя мои семейные стринги?
– Это больше похоже на половую тряпку, - засмеялась она.
– Прости, я иногда не выбрасываю старую одежду, а запихиваю ее в рюкзаки и пользуюсь на рыбалке, но уверяю тебя, прежде чем им попасть в походный скарб, я их стираю.
Мы истерично принялись смеяться в голос, вытирая проступившие слезы.
– Снимай с себя этот мешок, давай выжму одежду.
Девушка робко оторвала руки от груди и, стянув с себя последнее, протянула мне все белье. Мои глаза немного нахально опустились вниз, и я увидел, тоненькую полосочку черных волосиков посередине лобка, аккуратно подстриженную и выбритую, по бокам. Сжав плотно бедра, Вероника присела на корточки и обняла руками свои колени. Ее зеленые глаза, смотрели на меня с ожиданием и заинтересованностью, но в тоже время как-то грустно и обреченно. Приблизившись к девушке, я достал из рюкзака газету с кучей рекламы, которую бесплатно для жильцов, распихивают по ящикам почтальоны. К моему удивлению, она была абсолютно сухой, такими же сухими оказались два целлофановых пакета, что я зажал в руке.
– Дай мне свои ноги. Я чувствую напряжение Вера, в чем дело?
– Не в чем, - ответила она и вытянула ноги в мою сторону.
– Врешь.
– Нет, все нормально, просто мне неловко, правда, чуть-чуть. Абсолютно голая убийца с таким же голым убийцей, но с поведением и мыслями нормального человека, оказались вместе, в одной палатке, при очень странных обстоятельствах.
Я посмотрел на нее и ответил:
– Нам нужно, просто все забыть и выжить тут. Другого не дано. Давай о случившемся там, не вспоминать? Остался еще третий психопат, надеюсь, он исчезнет из нашей жизни, и больше мне не придется стрелять.
Девушка кивнула, снова посмотрела на мою грудь, прикусила губу и уставилась на меня.
Я принялся обматывать ноги Вероники газетой, затем обмотал целлофаном и приказал ей, одеть кроссовки.
– Это, правда помогает? – с недоверием спросила она.
– Можешь не верить, но…да. Именно газета, самая простая. Если вдруг проваливаешься под лед ногами, обматываешь их газетенкой, надеваешь обувь, и ловишь дальше, если конечно нет возможности переобуться или далеко возвращаться домой. Станет теплее минут через пять, может десять.
– Уже, чувствую тепло. Здорово. Зимой тоже ловишь?
– Два, три раза. Как ритуал.
– Не говори слово - ритуал. Мне от него становиться не хорошо.
– Ладно, зимняя рыбалка несколько раз за зиму, как традиция у меня. Традиция моя и моего лучшего друга.
– А жена как на это смотрит?
– Я не женат.
– Сколько тебе Саша?
– Тридцать шесть.
– Но ведь у тебя кто-то есть?
– Вот именно, кто-то. Ничего особенного, неопределенно. Ладно, давай еще немного примем водки, по глотку, я немного поем, и надо поспать, пока погода нам позволяет. Черт холодно!
Мы улеглись во влажной палатке, прямо на пол, лишь подстелив рюкзаки, вывернув их наизнанку в том месте, где лежала Вероника. Я попросил ее лечь на любой бок, на котором ей удобней всего, а сам лег сзади, обнял ее руками и сильно прижал к себе. Носом уткнулся ей в затылок, согревая его теплым выдыхаемым мною углекислым газом с привкусом перегара. Согнул немного ее ноги, плотно прижался к бедрам, и прошептал:
– Теплее? – самого же меня, трясло как осину, спина заледенела, как будто на улице было минус двадцать.
– Ты такой теплый Саша. Спине и попе, и ногам
Одну руку я оставил сверху лежать на ее руках, прикрывающих и греющих груди, а вторую я опустил ниже, и положил ей на живот. От этого прикосновения, девушка дернулась, сильнее обычного и вдруг повернув голову в мою сторону, снизу вверх посмотрела в мои глаза. Не знаю, почему я повел себя именно так, а не как иначе, но я жадно поцеловал ее, втянув немного нижнюю губку. Вероника отозвалась мгновенно, жарко, вжавшись в меня еще сильнее и крутанув бедрами, отклячила попку. Я гладил ее плоский животик, немного сжимая его, скользнул вниз, согрел немного ладонью прохладный лобок и двинулся дальше вниз. Она слегка приподняла ногу, позволяя мне, нащупать ее лоно, со средними, тугими половыми губками. Мой половой член, отозвался на прикосновения к ней, и жестко уперся в попу Вероники. Неожиданно девушка вырвалась из моих объятий, села, и произнесла:
– Прости, я ……не могу Саша. Может, и хочу, но, не могу.
– Что-то не так? Я груб?
– Нет, все классно было, вернее началось, вернее…- она вздохнула. – Я не могу.
– Можешь рассказать, не бойся. – Я нервно дотянулся до сигарет и закурил.
– Просто я смотрю на тебя, и понимаю, что уже второй раз, в моей жизни, не знакомый мне человек, абсолютно чужой, спасает мою шкуру. И знаешь, с тем человеком у меня ничего не было и в мыслях даже, а с тобой пришло, я боюсь просто переспать, или не хочу даже, вернее, телом хочу, разумом нет. Я не хочу быть должна тебе, хочу быть выше этого. Когда то в моей жизни, мне пришлось уйти от мужа, с маленькой дочуркой на руках, я пошла, бродить по городу, в тяжелом душевном состоянии. Моя мать была за него и вечно говорила, что семья святое, терпи дочь, муж какой есть, все равно муж. Кому ты с дитем нужна дурында. Ему вечно было плевать на меня и на ребенка, пил, балагурил, как не бил, не знаю, хотя попытки скажем так, имели место быть. В общем, пришла я на железнодорожный вокзал, ночь на улице, и сижу, малявкарядом сухарик обсасывает, и понимаю, что все…нет никого, и пойти не к кому. Знаешь, гордая была, а может глупая наоборот, ушла, денег не взяла, что в кармане было, с тем и…В общем, подошел ко мне бомж не бомж, алкаш не алкаш. Смотрю, а глаза у него, умные, честные, посидел с нами молча, и спокойно так, мне говорит, меня Гурзуф зовут.Мол, пойдем со мной, никто тебя не тронет у нас, обещаю, меня с малышкой жалко, тут и обидеть могут - цыгане, пьянь. Я встала и поплелась за ним, на краю вокзала, в заброшенном вагоне электрички, куда он меня привел, жила, целая община, с женщинами, детьми, мужчинами, своими правилами и законами. Мне дали место с малышкой, постельное белье, даже пачку памперсов. Гурзуф говорил мне, живи, сколько хочешь, только с меня в общину, если я могу, конечно же, литр спирта роялевского найти. Не поверишь, нашла, этот пережиток девяностых. Женщины, помогали мне с ребенком, я спокойно могла выходить в город. Чуть позже узнала, что Гурзуф, на самом деле Иван Сергеевич. Бывший преподаватель ВУЗа, доктор наук, профессор литературы. Жизнь не сложилась, родственники помогли на улице оказаться. После, когда я нашла хорошую работу, и смогла снять квартиру, я закатила пир горой в этом вагоне, гудели на полную, уходила от чужих людей, ставших своими и плакала. А муж, не искал, думал, я все это время у матери, и мать не искала, думала я дома с ним. Никто даже не подумал, просто взять и позвонить. Спросить как дочь, или как внучка. От мужа я ушла, теперь он ходит за мной, вечно просит прощение, слабину не даю, не возвращаю. Я смогла выжить и стать сильной. Ты же….спас меня, заботишься, кормишь, носишься со мной как с ребенком, друг мне по несчастью, но я реагирую еще и как женщина на тебя, но я не уверена, стоит ли, зачем ли, я боюсь потерять какую-то нить, может просто еще не время. Прости. Наверно я дура.
– Гурзуф, хм… - Я задумался и произнес.
– Когда луна сияет над заливом,
Пойду бродить на берегу морском
И созерцать в забвенье горделивом
Развалины, поникшие челом.
– Не поняла? – девушка улыбнулась и вопросительно уставилась на меня.
– Это Пушкин, он очень любил Гурзуф. Это город в…