Жестокая любовь мажора
Шрифт:
Илай опирается на подлокотник и проводит пальцами себе по губам. Это заставляет меня заерзать на месте.
— Хорошо. Сложности меня не пугают, — легкомысленно соглашается он.
— Ты такой самоуверенный, да? — улыбаюсь, слегка закатывая глаза.
— Немного.
Мы смотрим друг на друга. Я какого-то черта сижу на месте, кусаю щеку изнутри. Ерзаю на сиденье. Господи, да я же выпрашиваю у него этот проклятый поцелуй. Почему эта задница даже не пытается сократить между нами расстояние?
Первое,
Получается не так круто, как хотелось бы, но я не тушуюсь и продолжаю целовать какого-то черта безответные губы.
— Не зли меня, — шиплю сдавленно и комкаю его толстовку, с новой силой приникая к его сомкнутым губам. — Багиров, — я стучу ладонью по твердой груди. — Не будь задницей и поцелуй меня уже наконец!
Он запрокидывает голову, и я слышу… Чистый, глубокий и искренний смех. Это становится последней каплей, я отталкиваю его, намереваясь выбраться из машины, но легким движением руки он обхватывает меня под грудью и пересаживает к себе на колени.
Сначала я оказываюсь прижата спиной к его груди, находясь на грани асфиксии, а затем он щелкает рычажком и сиденье резко отъезжает назад, предоставляя мне больше места.
Я возмущенно выдыхаю и порываюсь вперед, но Илай возвращает меня к себе.
— А я уже думал, не попросишь, — хрипит он мне на ухо, а потом с такой же легкостью разворачивает лицом к себе.
Втягиваю носом воздух.
Илай опускает ладони мне на задницу. Я чувствую, какие они горячие, даже сквозь джинсы.
— Обязательно быть таким говнюком?
Я ерзаю на нем, заставляя Илая сильнее вжимать пальцы мне в бедра.
— Как показывает практика, иногда полезно быть говнюком.
Он улыбается и располагает нас удобней. И я бы рада разозлиться, но то, как он наслаждается нашей близостью, поглаживая большими пальцами под кофтой, которая слегка задралась, заразительно.
Я обхватываю его за шею и приближаюсь к довольному лицу.
— Я думаю, нашему сыну досталась самая гремучая смесь.
Илай ухмыляется, приподнимает мой подбородок и нежно целует сначала нижнюю, затем верхнюю губу.
— Я думаю, нашему сыну досталось самое лучшее.
Его слова обжигают мою кожу, и мне должно быть стыдно возбуждаться, ведь мы говорим о нашем ребенке. Но я ничего не могу поделать: нервные окончания воспламеняются, а легкие начинают гореть от переизбытка кислорода.
Илай скользит пальцами с подбородка на горло, вынуждая меня резко сглотнуть, а затем медленно сжимает шею и, притянув к себе, по-хозяйски раздвигает мои губы языком.
Дыхание перехватывает, и я роняю стон, когда он начинает поглощать меня жаром своего голодного рта,
Боже, он всего лишь целует меня. Но он делает это так жадно, такой хрупкой кажется моя шея в его руке и так утяжеляется его дыхание, когда он, прикусывая мои губы поочередно, вырывает слабые стоны, что заставляет мои бедра задрожать от потребности прижаться к нему теснее.
Илай всасывает мою нижнюю губу и выпускает ее с влажным шлепком.
— Черт… тише, детка…
Он шипит сквозь зубы и сильнее сжимает мои бедра, чтобы остановить покачивающиеся движения, которые я, мать вашу, даже не замечала до этого момента.
— Нам лучше остановиться, если ты не готова, чтобы я зашел дальше, — мрачно выдыхает он и ударяется затылком о подголовник.
Я вижу, как грубо дергается кадык на татуированной шее, и немного отстраняюсь, прижимая ладони к разгоряченным щекам.
Внизу все пульсирует и требует, чтобы я возобновила восхитительное трение о твердую выпуклость Багирова, но он прав. Это будет нечестно, если я продолжу и не смогу потом доставить ему такого же удовольствия, как и он мне…
Тяжело дыша, перебираюсь обратно на свое место.
Нервно улыбаюсь и убираю волосы за уши.
Несколько минут мы сидим в полнейшей тишине, я искоса посматриваю на Илая, и его напряжение, кажется, ни на йоту не ослабевает. Даже когда он, поправив стояк в штанах, резко выпрямляется и, выдохнув, начинает растирать лицо.
Почему-то это вызывает улыбку, и я тянусь, чтобы поцеловать его в щеку.
— Спасибо тебе. За то, что уважаешь меня.
Я выбираюсь из машины, и Багиров провожает меня горящим взглядом. Я поднимаю руку и машу ему:
— До завтра.
— До сегодня.
Глава 32
— Черт, — выдыхаю я и с силой провожу пальцами по волосам, давя на кожу головы до жжения.
Алиса задерживается. Буквально пятнадцать минут назад написала, что ей нужно срочно помочь бабе Люсе и, дважды извинившись, перенесла нашу встречу на несколько часов.
А я как бы, блядь, уже у ее парадной. И весь на взводе. Потому что сегодня мне впервые предстоит общение со своим сыном.
Утром я был смелее, особенно когда выдвигал предложения… А теперь даже не знаю: потяну ли… если меня сейчас так колбасит.
Я ведь его совсем не знаю. Что ему нравится, а что расстраивает. Царапаю пальцами лоб. Черт, я был настолько самоуверен и даже не подумал, что не мешало бы подготовиться к встрече с сыном.
Теперь это придавило меня тонной нервозности. Я так близок к желаемому, что оступиться, кажется, нет никакого права.