Жестокая любовь мажора
Шрифт:
Больше суток, с тех пор как я в последний раз видел ее голубые глаза, чувствовал прикосновение и слышал голос.
Сажусь возле кровати, беру ее руку, ту, что не проткнута иглой капельницы, в свою и провожу большим пальцем по хрупкому запястью.
Я сосредоточенно смотрю на ее спокойные веки, надеясь, что они затрепещут от моего прикосновения. Но ничего не происходит.
Алиса крепко спит.
Я опускаю взгляд на опухшую скулу, и у меня образуется глубокая черная дыра в груди: какой уязвимой
Сжав челюсти, наклоняюсь и прижимаюсь губами к травмированным костяшкам ее пальцев. Нежно целую каждую ссадину, пока в один момент не чувствую движение в своей руке.
Я напрягаюсь, замираю, боясь, что мне это почудилось, а потом вскидываю взгляд и вижу, что ее веки подрагивают, прежде чем она неуверенно открывает их.
Удары сердца замедляются, эхом отдаваясь в ушах, пока я смотрю, как Алиса тяжело моргает, медленно возвращаясь к жизни.
Кадык дергается, и я сильнее стискиваю ее руку в своей, боясь пошевелиться, чтобы не напугать.
Сначала она лежит с открытыми глазами, глядя в потолок, потом осторожно поворачивает голову, и постепенно осознание врывается в ее разум, отзываясь паническим блеском в глазах и учащающимся дыханием.
— Алиса, — мягко зову и, протянув руку, касаюсь ее щеки. — Детка, посмотри на меня.
В каком-то оцепенении она обращает растерянный взгляд ко мне, и в следующее мгновение ее потухшие голубые глаза заволакивает туманом слез.
Я глажу ее лицо, пытаясь понять: плачет она от боли или от облегчения, вспомнив, что все закончилось… Не имеет значения, потому что ее слезы вызывают во мне чертовски хреновые эмоции.
— Все хорошо, — мой голос грубеет от напряжения, — ты в безопасности.
Ее губы дрожат, когда она открывает рот, но из него не вылетает ни звука.
Я наклоняюсь ближе, обхватываю ее лицо и только потом разбираю слабый хриплый шепот.
— Кирилл… Где мой сын?
А потом ее глаза закрываются, и она опять глубоко засыпает.
Алиса
Я медленно открываю глаза, но веки такие тяжелые, что я снова проваливаюсь в темноту, а когда мне удается из нее выбраться, головная боль и больничный запах возвращают меня в сознание.
Я морщусь, пытаясь пошевелиться, но что-то мешает мне сдвинуть руку. Осторожно опускаю взгляд и замечаю катетер в вене. И тут меня накрывает волна ужасных воспоминаний.
Зажмуриваюсь, но это не спасает от жестоких картин, встающих перед глазами, и тело мгновенно цепенеет от ужаса.
Мягкое прикосновение вырывает меня из этого состояния, и я вздрагиваю, но остаюсь неподвижной.э
Это не он.
Он не знает, что такое нежность.
Он
Надо мной нависает тень, и когда я вновь открываю глаза и прищуриваюсь, чтобы вернуть зрению четкость, вижу перед собой красивое напряженное лицо Илая.
Он улыбается, но это тяжелая улыбка.
Он реальный?
— Только не вздумай снова засыпать, — его большой палец блуждает по моей щеке, — иначе я точно свихнусь.
Снова? Я уже просыпалась?
Задумчиво хмурю лоб, пытаясь вспомнить, а когда собираюсь спросить об этом Илая, из саднящего горла вырывается кашель, который вызывает в груди слабую боль.
Без лишних слов Илай приподнимает меня в сидячее положение, а потом подносит к моим сухим губам стакан.
— Попей немного.
Он держит его так, что первые теплые капли воды попадают мне в рот, а потом я обхватываю запястье Илая слабой рукой и делаю большие жадные глотки через тонкую соломинку.
Пью, пока сухость во рту не исчезает и я снова не захожусь кашлем, оттого что тороплюсь и не контролирую глотки.
Илай убирает стакан и, не отрываясь от моих глаз, вытирает мне губы и подбородок.
Я судорожно сглатываю. Перевожу дыхание, и новые чудовищные воспоминания проносятся в голове.
С трудом раскрываю губы, с которых слетает хриплая паника:
— К-кирилл… — голос дрожит. — Что с ним? С-с ним… все х-хорошо?
Илай вновь берет меня за руку, сжимает пальцы.
— С нашим сыном все хорошо.
Из меня вырывается вздох облегчения, а глаза увлажняются, и я не могу сдержать слезы.
— Я хочу увидеть его. — Голос похож на скрип. — Где он?
Илай успокаивает меня, нежно поглаживая.
— Скоро, совсем скоро ты увидишь его. Лена уже едет.
Я втягиваю носом воздух, моргаю и судорожно киваю.
— А… мой отец… что с ним?
Лицо Илая немного размыто из-за слез, но я все равно вижу, как оно искажается гневом.
— О нем можешь больше не переживать. Этот ублюдок вернулся туда, где ему самое место.
Сердце сжимается с чудовищной силой. Это облегчение, но оно такое сильное, что причиняет боль.
Новый поток слез застилает глаза, и я дышу частыми короткими вздохами.
Осознание свободы потрясает меня настолько, что у меня не выходит справиться с эмоциями.
Я свободна.
Господи.
Я наконец свободна! Мне больше не нужно бояться, что прошлое настигнет меня.
— Эй, детка, ты так много плачешь, мне стоит переживать из-за этого? Может, позвать врача? — Я отрицательно качаю головой, когда Илай вытирает слезы, которые бесконтрольно срываются у меня из глаз. — Ты точно в порядке?
Я без слов киваю несколько раз.
Да. Я в порядке. Я чертовски в порядке.