Жестокеры
Шрифт:
Когда я встретила ее, уже близкую к победе, но все-таки безнадежно отчаявшуюся, она почти разуверилась в том, что в жизни есть счастье, дружба и любовь. Я рада, что в этом мире есть человек, который живет, чтобы убедить ее в обратном. Я точно знаю, что такой человек есть.
Итак, разные люди видят ее в разном свете. Так, кто же она, «наш ребенок»? Мне кажется, что она — совесть тех, с кем ей довелось жить в одно время. Нас с вами. Как-то так получилось,
Но мало кто это понимает, пытаясь ей за это отомстить. И сейчас есть, и, наверно, всегда будут те, кто сочиняют о ней все эти небылицы, одна нелепей другой, стараются опорочить ее, выставить в неверном свете. Придумывают ее такой, как им нужно, выгодно и спокойно.
Ярлыки, ярлыки! Эти глупые ярлыки! Сколько мы с тобой говорили об этом, помнишь, АЕК?
Когда-то ты пообещала, что очистишь меня от наклеенных на меня ярлыков. С благодарностью за тот твой чистый и прекрасный порыв я делаю то же самое для тебя. В меру своих сил и своего красноречия я знакомлю их с тобой настоящей. Мало кто хотел и смог узнать тебя такой. Несчастливцы! Как многого они себя лишили!
Кто ты для них – пусть это будет на их отсутствующей совести.
Друг, которому повезло, очень точно сформулировал, кто ты для него: «Она слишком хороша, чтобы быть правдой». Вот с этим я, пожалуй, соглашусь.
Красавица Аля, которая удобно устроилась в мягком кресле, закинув ногу на ногу и слегка покачивая острым носиком туфельки, утвердительно кивнула:
– Верно. Все так.
Усатый ведущий с трудом отвел глаза от ее стройных голых ног.
– Складно. Ну просто поэма! Вам бы и самой книжки писать.
Слегка наклонив голову в его сторону, Аля наградила ведущего едва заметным движением век и легкой снисходительной полуулыбкой уголком рта. Его безусый напарник по эфиру был не столь мягок и не столь податлив чарам очаровательной женщины.
– Мы только что прослушали строки из вашего эссе, опубликованного в журнале «Город в лицах». Так?
Не глядя на него, Аля кивнула.
– Вы написали это про автора одной весьма скверной книжонки, которая тем не менее наделала немало шума. Я говорю о той, которая называет себя АЕК.
Аля лениво склонила голову в сторону ведущего.
– И я о ней же. Вот только с оценкой ее труда я не соглашусь. Это прекрасная книга.
– Оставим в стороне вопросы литературы – мы не специалисты, да и наша передача все-таки не об этом. Нас интересует личность автора. Знаете, после прочтения вашего эссе складывается такое ощущение, что мы с вами говорим о двух разных людях.
– Вы ее совсем не знаете.
– А вы ее знаете? Вы в этом уверены?
– Абсолютно.
Какое-то время в студии стояла тишина. Первым пришел в себя ведущий, который был без усов.
– Справедливости ради, выслушаем и альтернативную точку зрения.
Аля нахмурилась.
– К чему вы… О боже! – она запрокинула голову. – Только не это! Какого черта?!
Она с силой стукнула ладонями о
– Попрошу вас проявить уважение к нашему гостю! – назидательно сказал ведущий без усов.
В студию, шатаясь на длинных тонких ногах, вошел тот самый долговязый седой профессор психологии, в круглых очках и с прической, как у Эйнштейна. Злыми глазами Аля смотрела, как он приближается к ним. Неустойчивого профессора заносило то в одну, то в другую сторону. Он не сразу понял, на какой стул ему присесть, и потом долго пристраивался к этому стулу, словно никак не мог попасть в него.
– Я не хочу слушать этого человека, – категорично заявила Аля и скрестила руки на груди. – Зачем вы его сюда позвали?
Профессор, наконец, устроился и с кротким видом посмотрел на Алю, которая сидела напротив него.
– Каждый человек, который вам встречается, – учитель, – с глубокомысленным видом изрек профессор, не забыв при этом назидательно поднять вверх указательный палец.
Аля поморщилась: ее раздражали такие набившие оскомину банальности.
– В таком случае, некоторые уроки я бы предпочла прогулять.
На ее язвительную иронию профессор ответил все той же кроткой улыбкой ангельского всетерпения.
– Господин профессор, вы были экспертом по этому делу? – спросил ведущий без усов.
Аля рассмеялась и всплеснула руками.
– Какому делу? О чем вы? Словно кто-то заводил какое-то дело! Хотя справедливости ради, стоило бы. И я этого обязательно добьюсь.
– Вы составляли психологический портрет этой самой АЕК, – продолжил ведущий, сделав вид, что не услышал предыдущее высказывание.
– Какой психологический портрет? Она что, маньяк? Или подозреваемая в убийстве?
– Уважаемая Алла Александровна! Мы все с интересом следим за вашей… хм… общественной деятельностью и знаем, что вы особа эксцентричная и сейчас ведете себя в присущей вам манере. Но эту передачу ведем мы, а не вы. К тому же у нас не совсем тот формат шоу, понимаете? Вынужден попросить вас относиться уважительно к нашему гостю и к нашим зрителям и больше никого не перебивать. Господин профессор, прошу вас – расскажите же нам всем, что вам известно об этой… как там… даме с картин эпохи раннего Возрождения.
Профессор заговорщицки улыбнулся и сложил руки на животе, приготовившись к длинной речи. Он говорил нравоучительным менторским тоном, долго, нудно и до невозможности бесяче растягивая некоторые предложения:
– Главная – беда – таких – людей – в том, – что у них – низкий – эмоциональный интеллект! Это беда нашего времени – я не устану это повторять. Без высокоразвитого – эмоционального – интеллекта – сегодня невозможно – строить отношения, – добиваться успехов в коллективе. И вот этого эмоционального интеллекта и недостает вышеупомянутой особе АЕК. Именно поэтому она и напридумывала себе жестокеров – лишь по причине того, что элементарно – не умеет – общаться – с людьми. В действительности никаких жестокеров, конечно, не существует. Говорю вам это как профессор психологии. Равно как не существует и таких добрых, – одаренных, – безгрешных, – возвышенных, – исключительных людей, которых она им противопоставляет. И к которым, очевидно, по собственной нескромности и глупости, относит и себя. Мы просто – видим – пример – зашкаливающего, – раздутого, – неадекватного эго.