Жестокеры
Шрифт:
Кроме этой добродушной соседской девушки у меня в городе …sk не было никого – ни одного близкого человека. А я даже не спросила, как ее зовут. Мучительно желая найти настоящих друзей, я, видимо, безнадежно разучилась это делать – открываться и верить.
***
Когда-то, в прошлой жизни, я умела и любила петь. Когда-то у меня был голос. Пытаясь напомнить себе, что я не всегда была вот этим, я тихонько затянула песенку. В стену тут же постучали. Да что ж такое! Ни жить, ни петь здесь нельзя!
Да, я по-прежнему жила в крохотной комнатушке бабушки Фриды, в этом жутком старом доме, откуда мне захотелось сбежать в первые же дни. За эти годы у меня так и не появились деньги на «улучшение своих
Мне часто приходилось менять работу. Я сама не понимала почему, но после того злополучного салона дверей как будто все пошло наперекосяк. Те варианты, которые на собеседовании представлялись так себе, на деле оказывались еще хуже. Но от безысходности и безденежья я соглашалась и на них – на должности в каких-то непонятных конторах, без перспективы и финансовых выгод. Там из меня выжимали всё, все соки. Превращали меня в отжатый чайный пакетик! С работы я приползала уже поздно вечером, совершенно измотанная и ничего не соображающая. Сил хватало только на то, чтобы просто раздеться и завалиться спать. Иногда я просто падала на диванчик животом вниз и засыпала прямо в одежде. И лишь часа через два вставала, чтобы переодеться и поужинать. Были года, которых я не помню. Они стерлись из моей памяти. Помню только, что мне постоянно хотелось спать. Больше ничего.
При этом я жила от зарплаты до зарплаты. Денег едва хватало на существование, а взамен у меня забирали не только все мои силы, но и все мое время. Довольно циничным образом хитрые работодатели умудрялись похищать его все – в том числе и то, которое я не собиралась им предоставлять. Ведь даже придя домой, я в каком-то смысле оставалась там, в офисе. О, сколько ночей я мысленно провела «на работе» – не в силах успокоиться, пытаясь переварить то, что произошло за день! Раньше рабов заковывали в цепи, лишали свободы физически… Сейчас они полонят нас психологически, не только покупая за гроши наше рабочее время, но и похищая (нагло, вероломно и, разумеется, бесплатно) наше личное время. Когда ты не освобождаешься от рабочих вопросов ни на минуту. Когда, придя домой, ты мыслями остаешься там, в ненавистном офисе…
Находиться в этих офисах по большей части было не то что не комфортно, а просто невыносимо. Наши бережливые работодатели экономили на всем и не считали нужным хоть как-то улучшить условия труда. Да что там, сделать хотя бы температуру воздуха в офисе пригодной для обитания! Зимой нам приходилось сучить коленками в плохо отапливаемых помещениях, а летом наоборот изнывать от жары и духоты из-за проблем с вентиляцией, которые никто не решал годами. Когда единственный на весь офис кондиционер был давно сломан, и в нем даже поселилась плесень!
И если бы только это! Нет, кроме нашего времени и нашего здоровья нашим работодателям зачем-то нужны были еще и наши нервы – все, без остатка! До последней нервной клеточки! Руководству зачастую было глубоко плевать на то, что творится в коллективе. Ненормальная, нездоровая обстановка, когда одни съедают других, была в порядке вещей. Моббинг и боссинг… Сейчас этим явлениям даны названия. Аля уверяет, что скоро им будет дана и соответствующая оценка с точки зрения закона (впрочем, в этом я сомневаюсь). А тогда мы и слов-то таких не знали. Не знали их и те, кто производил над нами все эти психологические «эксперименты». Часто основанием для увольнения человека становились сплетни и козни его коллег. Опыт, профессиональные и личностные качества работника, отзывы его клиентов в расчет не принимались. Поиском правых и виноватых никто не занимался: наказывали зачастую именно
Постоянно думать о том, что малейшей твоей ошибкой кто-то обязательно воспользуется. Постоянно думать о том, что тебя могут подставить – в любой момент. Знать, что у тебя нет никакой подстраховки – все вокруг спят и видят, чтобы ты допустила оплошность. И если ты споткнешься, тебе помогут упасть – одним конкурентом меньше! А еще адский график, без времени не то что на обеденный перерыв, даже на стакан воды! Наспех засунутые в себя бутерброды всухомятку, от которых портится твой желудок. А потом еще бессонные ночи, когда ты ворочаешься с боку на бок, не в силах забыть события прошедшего дня… И зная, что завтра будет точно такой же день… Представьте, в каких условиях нам приходилось трудиться! И выхода не было: даже если ты уйдешь из этого офиса, на новом месте будет ровно то же самое! Ничего другого тебе нигде не предложат.
Впрочем, вынужденно соглашаясь на очередную работу, я каждый раз наивно верила, что вот в этот раз все будет по-другому и эта сделка между мной и работодателем будет такой:
«Любезный! Я на время действия трудового договора соглашаюсь добросовестно выполнять свои трудовые обязанности, но взамен прошу сущую мелочь: регулярную заработную плату в том размере, о котором мы договорились на собеседовании, сносные условия труда и наличие свободного времени после работы. То есть от меня – мой труд и часы моей жизни, которые я буду на него затрачивать, от вас – деньги и свободное время по вечерам, чтобы я могла отдохнуть и на время забыть о вас».
Но каждый раз выходило так, что эта сделка получалась какой-то нечестной, однобокой, невыгодной для меня. В те времена много говорили о том, что мы должны уметь продавать себя. Это почему-то никого не коробило. Считалось даже в порядке вещей – вы можете себе такое представить? Продавать себя… Если именно так на все это смотреть, то я совершенно не умела этого делать. Себя я продавала без всякой для себя выгоды. Все снова происходило по навязанному мне сценарию. Я проводила в офисе все свое время, не оставляя ничего для себя. Я работала добросовестно и знала, что приношу своим работодателям неплохие деньги. Но что я получала взамен? Было ли то, что я получала, равноценным тому, что наши боссы у меня – и у всех нас – нагло забирали? Однозначно нет. За наше время, здоровье, нервы нам платили сущие копейки… Моя зарплата… она была заплатой на вечной дыре моего бюджета… Получив эту «заплату», я шла в магазин и покупала то, что к тому времени успевало закончиться (а заканчивалось обычно все), вынося с собой толстенные пакеты и изрядно похудевший кошелек. Иногда, в особо тяжелые периоды, после увольнения из очередного офиса, мне снова приходилось довольствоваться солеными семечками и ватрушками с творогом.
Мать подливала масла в огонь моей и без того уязвленной гордости:
– Что? Кем ты работаешь? Магазин канцелярских товаров? Моя дочь вполне заслуживает места получше! Тебя там никогда никто не высмотрит, потому что богатые мужики в такие места не ходят. Нет, надо приехать и взяться за тебя! А не то еще пара таких пустых годков, и твою жизнь можно будет смело выкидывать на помойку!
Она думала, что все так просто в городе …sk! Наслушавшись матери, я и правда пыталась претендовать на более перспективные вакансии, в том числе, в тех компаниях, где на тот момент работала. Но всегда выбирали кого-то другого. Когда я узнавала, кому в итоге доставалась должность, я каждый раз недоумевала: предпочтение тому или иному человеку отдавалось не по его достоинствам, не по личным и деловым качествам и даже не по блату, а словно по прихоти. Необъяснимо. Непредсказуемо.