Жезл маршала. Василевский

Золототрубов Александр Михайлович

Вечером 25 июня Василевский прилетел в Москву и, наскоро поужинав, пригласил в Генштаб генерала Ванникова. Коренастый, широкоплечий, с лицом полным и открытым, он рывком шагнул в кабинет.

— Борис Львович, я только что с фронта, так закрутился, что ещё не поздравил вас с назначением на должность наркома боеприпасов. Так что поздравляю. — Василевский тепло пожал генералу руку.

— Лучше поздно, чем никогда! — весело хохотнул нарком.

— Как у вас с боеприпасами? Много и чего дадите фронтам?

— Прилично!

У меня всё подсчитано. — Ванников извлёк из портфеля бумагу и отдал её Василевскому. — Снаряды, мины, бомбы, гранаты, патроны... Всё мною учтено.

— Ну-ну, поглядим. Я случайно узнал, что вас представили к званию Героя Социалистического Труда.

— Я тружусь не ради Золотой Звезды, — смутился Ванников.

— Понятное дело, но я бы хотел, чтобы вам дали Героя Труда...

(Ванников стал трижды Героем Социалистического Труда — в 1942, 1949 и 1954 годы — за то, что внёс большой вклад в развитие оборонной промышленности, организацию производства новых образцов военной техники. — А.3.).

Василевский читал документ и радовался: наконец-то фронты получат боеприпасы в достатке. Снаряды, мины, ручные гранаты...

— С каждым днём мы наращиваем выпуск военной продукции, — сказал Ванников. — На снабжение только военной авиации мы передали более пятидесяти конструкций авиабомб! Мы разработали гамму осколочно-фугасных и специальных мин...

— Это хорошо, Борис Львович, — прервал его Василевский. — Но товарищ Сталин требует резко увеличить выпуск противотанковых средств — ручных противотанковых, зажигательных, фугасных и камуфляжных гранат...

Они засиделись допоздна и едва попили чаю, как загудела «кремлёвка». Это звонил Сталин.

— Чем занимаетесь, товарищ Василевский? — спросил он сухо.

— У меня в кабинете нарком Ванников, мы решаем вопросы резкого увеличения выпуска боеприпасов, особенно для борьбы с танками.

— Ну и как, получается?

— Борис Львович обещает дать фронтам самых разных боеприпасов, и я верю ему...

Верховный помолчал, потом бросил в трубку:

— Вы мне нужны. Приезжайте!

Прежде всего Сталин спросил, как работает в Генштабе генерал Бодин, и, когда Василевский ответил, что хорошо, Верховный сказал, что Ставка решила снять с поста начальника штаба Юго-Западного фронта генерала Баграмяна.

— Я им недоволен, — произнёс он. — Баграмян не извлёк урока из той катастрофы, которая произошла под Харьковом.

— Вместо Баграмяна вы хотите назначить начальником штаба генерала Бодина? — спросил Александр Михайлович.

— О том и речь. — Сталин придвинул ему стул. — Садитесь, пожалуйста.

— Оперативную подготовку генерала Баграмяна я ставлю выше, чем подготовку генерала Бодина, — заметил начальник Генштаба. — Баграмян спокойному течению событий предпочитает риск. И на фронте он себя проявил...

— Послушать вас, так Баграмян — герой! — возмутился Сталин. — Сегодня я запросил штаб Юго-Западного фронта, хотел узнать, какая ситуация

под Купянском, сооружается ли рубеж обороны на реке Оскол. Но толком мне ничего ваш Баграмян но объяснил.

— Странно, однако, — тихо обронил Василевский.

Верховный, словно не слыша его, сказал:

— Берите ручку, я буду диктовать личное письмо командованию фронта.

И он начал диктовать текст. Сталин учинил разнос Военному совету Юго-Западного фронта. И больше всех досталось генералу Баграмяну, а не Тимошенко или Хрущёву. «Тов. Баграмян но удовлетворяет Ставку не только как начальник штаба, призванный укреплять связь и руководство армиями, но не удовлетворяет Ставку и как простой информатор, обязанный честно и правдиво сообщать в Ставку о положении на фронте. Более того, тов. Баграмян оказался неспособным извлечь урок из той катастрофы, которая разразилась на Юго-Западном фронте. В течение каких-либо трёх недель Юго-Западный фронт благодаря своему легкомыслию не только проиграл наполовину выигранную Харьковскую операцию, но успел ещё отдать противнику 18-20 дивизий...»

Василевский старательно писал, потом перестал. Сталин оторопело взглянул на него.

— Что вас смутило? — спросил он.

— За дела на фронте отвечает в первую голову его командующий, в данном случае маршал Тимошенко. Надо бы как-то это отметить, — предложил Василевский. — Вина Баграмяна есть, но она не больше вины командующего и члена Военного совета.

— Я же ещё не закончил, — произнёс Верховный. — Им тоже достанется...

После того как Сталин продиктовал текст о том, что временно в качестве начальника штаба Юго-Западного фронта направляется вместо Баграмяна заместитель начальника Генштаба генерал Бодин, а Баграмян назначается начальником штаба 28-й армии, он сказал:

— А теперь воздадим должное тем, о ком вы только что говори ли. — И он продиктовал: — «Понятно, что дело здесь не только и тов. Баграмяне. Речь идёт также и об ошибках всех членов Военного совета, и прежде всего тов. Тимошенко и тов. Хрущёва. Если бы мы сообщили стране во всей полноте о той катастрофе — с потерей 18-20 дивизий, которую пережил фронт и продолжает ещё переживать, то я боюсь, что с вами поступили бы очень круто. Желаю вам успеха. 26 июня 42 г. 2.00. И. Сталин». Отнесите, пожалуйста, на узел связи, чтобы срочно передали, а сами идите отдыхать. В шесть утра жду вас с докладом о ситуации на Брянском фронте.

Василевский связался по телефону с командующим фронтом генералом Голиковым. От разговора с ним на душе остался неприятный осадок. Немцы нанесли сильный удар на Воронежском направлении, и войска фронта не сумели дать им должный отпор. Василевский упрекнул в этом Голикова:

— Надо было организовать массированный удар по флангам основной группировки врага!

— Почему мне не подсказал Генштаб? — съязвил Голиков, хитро сощурив глаза.

Василевского смутили его слова, но в следующую секунду он обрёл твёрдость.