Жил-был мент. Записки сыскаря
Шрифт:
И мы с Геной пошли по бульварам. Дом Полярника был жёлтым вычурным зданием. Встретила нас серьёзная бабушка, провела в квартиру, где на стенах висели фотографии укутанных в меха полярников, а в углу прихожей стоял полутораметровый якорь.
Старушка переписала наши фамилии, обозвала приятными молодыми людьми и поведала, что Пиня, подарок мужа, жил вон там, жест в сторону холодильника, что Пиня был её лучшим другом и вот несчастье — пропал!
Гена пожевав губами, тихо спросил: «Извините, гражданочка, а гадил он где? На кухне?»
Бабуля отшатнулась: «Пиня! Гадил!? Да я тебя!»
—
Пиня, весь в пыли, нашелся за холодильником. Упал, бедолага.
На прощанье он кивнул нам пластиковым туловищем. А Гена подытожил: «Хоть и муж у неё знаменитый полярник, но бабка — типичная контра!»
Пм или семейное
счастье
Володя К. был сыскарем от Б-га. Работа для него была всем. А семейная жизнь не ладилась. Не помогали даже визиты замполита. Да и какой жене понравится жить с мужиком, который может пропасть на пару-тройку дней, прийти в гусарском стаканчике и, не моргнув глазом, сказать: «В засаде я был, милая. В засаде!» Или припрётся в порванном пиджаке, а пятна на рубашке будут непонятного цвета. Попытка обнять и прижать решительно пресекалась. Ибо пахло после работы от К. — ну просто воняло («внутренние органы», сами понимаете). А один раз — О УЖАС! — пахло духами.
В тот день Володя дежурил по конторе. Дежурство было тихое. Так, бытовуха: утром жмурик, чуть позже парашютист. Рутина с писаниной.
Его жена позвонила в середине дня. Настроена она была романтично, предложила посидеть, поболтать за кружкой пивка в парке Кой-Кого, и после этого будет им мир и согласие.
«Барбосыч! Выручай! Подежурь!» Отказаться было невозможно…
Два часа пролетели незаметно. Вова со своей женой чинно-благородно вышагивал к выходу из парка. За кружкой пива был заключен мир на все времена.
И вдруг с боковой аллеи вывалился милый такой мужичонка. Увидев Вову, крутнулся и побежал. А что ещё делать человеку, находящемуся во Всесоюзном розыске, при виде крёстного? А что делать бедолаге оперу — бежать после пива тяжело, стрелять — нельзя (не в Америках!).
Вова поступил просто, достал Макарыча и, выщелкнув магазин (это он так в рапорте написал), бросил тушку пистолета в стаера. Макарыч, вырвавшись из рук опера, с радостным чмоком влетел в основание черепа бывшему разыскиваемому, а ныне задерживаемому. С криком «Попался, гнида!» Вовка упал на мужика, одной рукой подгребая к себе пистолет, а другой держа за шиворот. Подбежавшая жена К., заверещала: «Володя, он живой?!» — «Молчи дура! Я на покойников не сигаю!»
Короче, приехала патрульная машина, следователь, начальство и понеслось…
Домой Володя попал под утро. В состоянии среднего алкогольного опьянения.
Его никто не встречал.
Стажёр
Утро началось тем, что мне дали стажера. Он был худощав, спортивен и очкаст. Учился в Высшей школе милиции, что на ул. Волгина. И мечтал работать в МУРе.
А на Москву опустился Великий Мор.
Для начала мы поехали к магазину. На тротуаре около дверей магазина лежал старик. Из авоськи торчало горлышко разбитой бутылки. И белела лужица
Через 10 минут рация квакнула, что на Лихоборских буграх, возможно, труп в квартире. Дверь слесарь ЖЭКа открыл, и мы вошли в квартиру. Бабулька сидела на алтаре гигиены. Мёртвая. И давно. Запах был соответствующий. У стажёра в глазах стояли слезы, а пальцы зажимали нос. Нос синел. Приехала скорая, моя любимая 14 подстанция. Щедро налили специального средства от запаха. Рекомендую. Называется Спирт Неразбавленный. Написал Протокол, получил справку от скорой, что труп бабушки — действительно труп.
Через некоторое время рация ожила и сказала:
— Чёрт знает, что творится! Висельник в доме, напротив платформы «Моссельмаш».
— Это тебе будет любопытно, висельники, они не каждый день бывают, — пояснил я стажёру.
Прибыв на место, я снял покрывало с кровати, клеёнку с кухонного стола. Прибывшая скорая уже с 15 подстанции плеснула по граммульке средства от запаха.
Тут то и наступил «весёлый» момент. Труп висельника надо снять аккуратно, чтобы он не чебурахнулся с высоты, потому как если чебурахнется, то у трупа появятся телесные повреждения. И Прокурор, почёсывая репу и читая протокол и акт экспертизы, задаст вопрос: «А не били ли гражданина злыдни?» И всё… Кило бумаги надо будет исписать, опрашивая всяких обормотов, что они видели и что слышали.
Технология съёма проста. Стажёр становиться в позу раком. Ему на спину кладётся покрывало и клеёнка. Мудрый, старый опер перерезает верёвку, чтоб сохранить узел и не смазать трингуль. Труп мягко опускается на спину стажёра. Воздух выходит из лёгких покойного со звуком «РЫЫЫ-ГЫЫ».
Стажёр от впечатления сменил позу. Он был внизу, в положении лёжа. Покойник лежал сверху, молчалив и фригиден.
Получив лёгкий массаж щёк, стажёр ожил и потребовал казённого спирта. Получил нашатырный.
Приняв сообщение о четвёртом трупе, я приуныл. Стажёр был оживлен и весел. Он-то думал, что мы будем врываться в квартиры, грозя пистолетом и крича: «Стоять, МУР! Вы арестованы, гр. Гадюкин!» Распутывать запутанные дела, морщить лоб, демонстрируя работу мысли. А тут делов-то. Приехал, хлопнул спирта, написал тройку бумажек — и дуй себе дальше.
Стажер пошёл описывать очередного симпатягу, выклянчив у медсестричек спирту, а я остался сидеть на лавочке, стоявшей рядом с подъездом. Выкурил сигаретку, почитал газетку. Стажёра не было.
Думалось, вот тщательный какой парень, пишет там, старается. Медлительный правда, но это не страшно.
— Эй, сюда, сюда! Тут милиционеру плохо!
И мы побежали. На пятый этаж.
Наш стажёр мирно спал, склонив голову на живот трупа. Недописанный бланк протокола осмотра трупа валялся на полу.
— Защитная реакция организма, — сказала фельдшер Катя. Я ей поверил, она собиралась пойти учиться на врача.
Голова
Редькин, 34-летний слесарь завода «Моссельмаш», пропал. Вышел утром на работу и с концами.