Жили мы на войне

Малахов Владимир И.

— Чего ты сердишься? — удивленно приподнял брови врач. — Я же не на гулянке был, генерала нашего перевязывал.

— А вы мне не тыкайте, я — офицер, — распаляюсь я.

— Я тоже офицер. И вдвое тебя постарше. Ну хорошо, буду говорить тебе «вы». А теперь успокойтесь. Все будет в порядке.

Сказал, отошел, руки мыть начинает. «Вот, — думаю, — чистюля какой. Нашел время туалетом заниматься». И еще больше разозлился. Не знал тогда, что хирург операцию должен делать идеально чистыми руками. А тут, как на грех, лампочка под потолком замигала, потухла, потом загорелась, но

уже вполнакала. «Сейчас они понатворят со мной. В темноте вместо ног живот разрежут». Только подумал так, вижу: идет на меня какая-то фигура. Вся в белом, лица не видно, руки вверх держит, и пальцы растопырены. Я и взбеленился.

— Не подходи! — кричу. — Где врач? Он только что тут был!

— Я врач, — говорит фигура голосом доктора. — Успокойся.

— Не успокоюсь, — стою на своем. — Вам бы только резать. Где свет? Вы в такой темноте всего меня изрежете…

— Успокойся, парень, — уговаривает меня хирург. — Разрежем где надо.

А сам подходит все ближе да ближе. И тут я учуял запах спирта. И показалось, что от врача он доносится.

— Вы пьяны еще! — взвизгнул я. — Теперь понятно, как вы генерала перевязывали!

Хирург озадаченно посмотрел на медсестру, покачал головой.

— Позовите санитаров, — сказал тихо и чуть в сторону отошел.

Пришли два санитара, поговорили с врачом, а потом… Как говорится, схватка была яростной, но короткой. Уложили они меня на обе лопатки и держат. А раненую руку свободной оставили. И вот когда подошел врач с какой-то вонючей белой тряпкой и стал мне ее к носу приставлять, этой рукой и задел я его. А он словами меня успокаивает и знай сует мне эту тряпку под нос. Вздохнул я несколько раз и полетел в тартарары. Больше ничего не помню.

Очнулся на следующий день. Позвал медсестру, попросил пить. Вспомнил все, что накануне было, и так стыдно мне стало, хоть убегай. Отвернулся к стене, лежу, молчу.

Вскоре врач пришел. Гляжу — вроде другой, не тот, что операцию делал. Спросил о состоянии, осмотрел. Не выдержал я, говорю:

— Товарищ военврач, вчера я себя очень плохо вел. Хирурга ударил, в пьянстве его обвинил, в грубости. Вы уж как-нибудь за меня извинитесь перед ним, спасибо мое за помощь передайте.

Встал врач, снял халат, колпак и увидел я перед собой седого человека с морщинистым усталым лицом. Вгляделся — да это же тот самый, вчерашний. Улыбнулся он, пошарил по карманам и протягивает мне что-то.

— Держи, — говорит, — на память.

Гляжу — в руке у него осколок.

— Спасибо, — говорю.

Пошел он было к выходу, но вернулся.

— А спиртного я, брат, не пью. И тебе не советую. Это мы тебе руку спиртом перед операцией натерли. — Уходя, заметил: — Уж разреши мне тебя на ты называть. Стар я переучиваться.

Я еще больше покраснел.

Так я ни за что ударил человека. А может, и не ударил, может, показалось. Только стыдно мне до сих пор.

ВЫХОД

В госпитальной палате нас трое. Все лежачие: на троих две здоровых ноги. На койке слева от меня — Калман, курчавый, черноглазый лейтенант. Он самый старший из нас — уже

стукнуло двадцать пять годков. Однажды он проговорился, что перед войной защитил диссертацию и стал кандидатом философских наук. Я тогда и не знал, что это такое. Больше всего его угнетала неподвижность. Сестренки изрядно помучились с ним, пока он не придумал занятие для всех нас.

— А что же мы, братцы, теряем время? — сказал он однажды. — Три здоровых мужика лежат и бездельничают.

— Танцевать, что ли? — возразил Артем, мой сосед справа.

— Между прочим, танцы — тоже не очень содержательное занятие. Да и не получится пока из нас танцоров. Давайте-ка, буду я вам читать лекции. А что? Очень даже просто. Скажем, по диалектическому материализму. Итак, начнем…

Боже, как он читал! До сих пор его чуть торопливый говорок звенит у меня в ушах. Как будто споря с кем-то, он горячо доказывал, убеждал, приводил десятки примеров.

Позднее, уже в мирное время, я учился в вечернем университете марксизма-ленинизма, закончил партийную школу, но никогда и нигде не слышал больше таких лекций. Однажды меня даже вызвали к ректору и дали нагоняй за пропуски занятий, но, честное слово, я не мог слушать лекции других по диамату! Зато потом удивленные экзаменаторы, определив мои знания пятеркой, ставили в пример другим и качали головами:

— Вот что дает самостоятельная подготовка!

Обладателем второй здоровой ноги был Артем, богатырский парень с Донбасса. Он тяжело переживал ранение в связи с какими-то очень сложными отношениями с невестой. В письмах они то ссорились «навсегда», то мирились и клялись в вечной любви. Если, получив очередное письмо, Артем долго молчал и тяжко вздыхал, мы уже знали в чем дело. Тогда Калман требовал бумагу и мы начинали сочинять ответ: писали незнакомой девушке о ее прекрасных глазах, о волосах, белых, как лен, о ее добром и щедром сердце.

— Не поверит, — крутил головой Артем. — Ей-богу, не поверит.

Шло время, подживали раны. Каждый из нас особенно стремился стать настоящим, как мы говорили, «сухопутным» человеком, отказаться, наконец, от осточертевших и стыдных судна и утки. Первым подал пример Калман. Он долго готовился к выходу в свет, пристраивал костыли, пробовал вставать, а однажды, махнув рукой, ринулся в отчаянное путешествие. Поход его окончился полным провалом. Он был доставлен из интересовавшего его места санитарами. Но через неделю он все-таки достиг цели, а за ним и я. Нашему примеру скоро последовал Артем. Так мы стали «ходячими».

Вскоре мы задумали рискованное предприятие. Но прежде расскажу о начальнике госпиталя. По отзывам раненых и младшего медперсонала, это был зверь. Правда, никто не мог точно сказать, в чем заключались его зверства.

Как-то забежала к нам медсестра и испуганно прошептала:

— Идет!

А через минуту бежит врач и опять одно слово:

— Идет!

Мы примолкли. Вот по коридору раздались торопливые шаги. Распахнулась дверь, показался невысокого роста человек в длинном, чуть не до пят, халате. Зорко осмотрел палату, подошел к каждому, откинув одеяла, полюбовался постельным бельем и коротко бросил: