Жирафка
Шрифт:
Если это свидание, то прежде всего нужно прийти вовремя. Ивета утверждает, что пять минут ждет товарищ, десять минут — поклонник, пятнадцать — осел. Я тоже напоминаю какое-то животное. Недаром наш Шеф говорит: «Никчемушная, ты побуждаешь меня прибегнуть к биологическим сравнениям». Ладно, посмотрим еще, Томаш, что тебе надо. Хотя, по правде говоря, ты мне нравишься.
Я решительно повернулась и направилась обратно к центру.
— Ты что? — услышала я за спиной голос Томаша. Он стоял за группой лип, теперь уже, конечно, голых, но с достаточно широкими стволами, и я не могла понять, как долго он там был. А если он там стоял и наблюдал,
— Я тут торчу как дура, а тебя нет.
Почему-то я не стала сразу спрашивать, зачем он меня позвал. Некоторое время мы молча стояли друг против друга. Я, конечно, очень хотела, чтобы это было свидание, хотя точно не знала, что на этом свидании нужно делать. Отсутствие времени и отставание в этом вопросе, чему радовалась мама, оборачивались теперь против меня. Я ужасно не люблю быть в чем-нибудь новичком. Меня это ужасно раздражает, и я в таких случаях чувствую себя неуверенно. Мое вступление в ряды второго «Б» кое-как обошлось. Нельзя сказать, что с Томашем я вела себя, как светская дама. Еще когда я рассказывала о нем Ивете, это была просто болтовня. Теперь не так. Теперь мне бы хотелось быть для него интересной.
— У тебя были гости, — сказал он наконец.
— Конечно, мама с папой. Скоро рождество, и мама будет очень занята. Она готовится к спартакиаде, как сумасшедшая.
— Так этот в «Централе» был твой папа?
Он делал вид, что задает вопросы просто из любопытства, но я сижу на одной парте с ним уже достаточно долго, чтобы понять, когда ему действительно все равно, а когда он просто делает вид. И вот теперь он делает вид, провалиться мне на этом месте!
Молодец папа! Я должна ему быть благодарна за это свидание, потому что Томаш решился на него только из-за ревности. Вот так-то.
— Да, это мой папа. У него скоро будет третья внучка, и он очень переживает. Очень жаль, что тебя там не было, я бы вас познакомила. Ты ведь интересуешься компьютерами?
— Он занимается компьютерами? Конструкциями или программами?
— Он читает курс сигналов и систем на электротехническом факультете университета, но занимается и чем-то по внедрению.
Благодаря студентам, которые так огорчали папу, я могла хоть что-то сказать об этом. Немного, потому что о навигационной системе «Омега» я знала лишь то, что речь идет о каком-то ящике, который определяет местоположение самолета. Но я рассказала и об этом, потому что столь доверительных бесед с Томашем у нас раньше не было и будут ли еще — неизвестно. Когда я обо всем этом (собственно говоря, ни о чем, потому что мы пошли в луга за перекрестком — они были теперь пустые и разрытые мелиоративными машинами, — болтали о школе, преподавателях, родителях его и моих, речь зашла даже о нашей Милуш) рассказала Еве, она очень удивилась.
— Смотри-ка, а мне Томаш всегда казался ужасным сухарем. Надо же, как ты его сделала! Только не забывай, что ты еще во втором классе.
— Не бойся, у меня есть голова на плечах. Но все-таки очень хорошо иметь парня.
Ева возвела очи горе, а я расхохоталась.
Глава 15
— Нечего и думать, можешь мне поверить, Ленда! Для девочки с твоими интеллектуальными возможностями одолеть школьную премудрость ничего не стоит. А потом что? Раньше три раза в неделю ты ходила на тренировки, по субботам и воскресеньям соревнования, то есть сплошной баскетбол. А за оставшиеся два дня ты успевала
— Ничего подобного, я играла на флейте! — возмутилась я.
На нее мои возражения не произвели никакого впечатления.
— Это несущественно. Какая разница: фортепиано, скрипка или флейта… На музыку ты ходила, да еще, наверное, на немецкий, раз у тебя в школе был английский…
— На немецкий я всего год ходила.
— И этого достаточно. Ты что, не понимаешь, о чем я? Тут дело принципа. У тебя была сложная программа, и была заполнена фактически каждая минута. А теперь? Флейту ты забросила, немецкий тоже, ни тренировок, ни соревнований, ты ведь скучаешь, а с этим надо что-то делать: скука разлагает.
— Я люблю скучать.
Богунка вздохнула. Ева, которая вела себя как хозяйка в этом бело-голубом помещении, посмотрела на нее с упреком. Кроме нас в помещении были многочисленные посетители, пришедшие навестить пациентов остальных одиннадцати железных коек. На двенадцатой лежала Богунка, левая нога ее была в гипсе и прикреплена к какой-то металлической конструкции.
— Одним словом, ты обязана взять это на себя.
— Ну конечно, я должна взять на себя подготовку к спартакиаде. — В эти слова я вложила все отвращение, которое была способна выразить. — А ты что, сломала ногу или голову? Хотя я не удивляюсь ни единому твоему слову.
Я и не удивлялась. Богунка еще раньше решила, что нужно использовать мои пропадающие втуне возможности. Правда, она мне еще ничего не говорила. Просто заставляла читать сказки младшим школьникам в библиотеке, которой она заведовала, пока не освободится место учителя чешского языка. Я даже думала, что в будущем можно будет создать какой-нибудь литературный кружок. В моей пражской школе был очень хороший кружок, и я жалела, что на него у меня не хватало времени.
Потом она заставила меня готовить выступления для школьного радио. Разве мало того, что там работает Ева?
— Не собираюсь я быть журналисткой! — защищалась я. Защищалась, конечно, слабо, потому что я уже стала думать, что сумею сделать что-нибудь интересное, как при подготовке выставки «Хобби на прищепках», когда мне удалось заставить Романа выступить, а не устраивать прослушивание кассет.
Однако работа на радио оказалась намного труднее, чем я предполагала, потому что темы, которые предложила Ева, были, конечно, нужными и требовали обсуждения, но не по радио же! Например, «Возможны ли браки в средней школе», «Проблемы коллективного досуга», «Планирование семьи», «Что важнее: человек или его одежда?», «Не призывай к тому, во что сам не веришь», «Свое и чужое мнение», «Кого можно считать джентльменом». Были и более конкретные темы: «Разбитые окна в нижнем этаже», «Плохое состояние раздевалок для мальчиков» и тому подобное.
Так как даже Ева пока не знала, принимать или не принимать эти материалы для чтения по радио и кто их будет читать перед микрофоном, меня на время от этого освободили, но я не строила никаких иллюзий. Я достаточно знала своих замечательных подруг Еву и Богунку, чтобы понять, что они меня в покое не оставят, — до такой степени чувство реальности у меня все-таки развито.
Скоро мне представилась возможность доказать Еве, что она ошибается, считая меня не искушенной в жизни. Во всяком случае, внешне удалось сохранить спокойствие. Но в душе — в душе я себя чувствовала ужасно. Однако Ева ничего не должна знать.