Жить и сгореть в Калифорнии
Шрифт:
— ОСР не занимается этим делом.
— Брось!
— Я ничего такого тебе не говорила и вообще с тобой не разговаривала.
Голосом, каким зачитывают приговор.
— И по претензии заплатишь!
— Я устал от того, что чуть ли не каждая собака здесь требует от меня выплаты по этой претензии! — орет Джек. — Агентство, Отдел андеррайтинга, а теперь еще и ОСР! Что происходит? Да кто он такой, этот Вэйл? Король, вице-губернатор?
— Заплати, и точка!
— Была убита женщина!
— Здесь вещи посерьезнее
Джек, оторопев, глядит на нее во все глаза.
— Ты с ума сошла! — говорит он.
— Если ты вынудишь нас…
— Совсем рехнулась!
— Если ты вынудишь нас отобрать у тебя это дело и самим разбираться с ним, — говорит Хансен, — то я тебе обещаю очень большие неприятности. Твоя и без того не слишком впечатляющая карьера резко покатится вниз и быстро придет к своему финалу.
Она и не на такое способна, думает Джек. Все, что ей для этого требуется, это признание какого-нибудь подрядчика, что он дал мне взятку; одно только слово — и я сижу в глубокой заднице. Она это может сделать и сделает, потому что она тот еще крепкий орешек, эта Сандра Хансен. Стоит перед ним в своем строгом белом костюме, и шапка светлых волос, как шалаш, на ее голове. Ей лет тридцать пять, а она уже исполняющая обязанности заведующей. Ее карьерный взлет стремителен, как выстрел, а я стою у нее на пути.
— Подумай об этом, Джек, — говорит она.
— А ты не лезь в мое дело, Сандра.
Хансен решает сделать еще один заход:
— Давай будем действовать сообща, в одной упряжке, Джек.
— Что еще за упряжка?
— Ты хочешь горбатиться в претензиях всю свою жизнь? — спрашивает Сандра. — С твоим послужным списком ты можешь работать в ОСР. В конце года Мэйхью выходит на пенсию, появится вакансия.
— Ты предлагаешь мне сделку, Сандра?
— Называй как хочешь.
— Но я в сделки не вступаю.
От этих слов Хансен впадает в ярость.
— Ты либо с нами, — бросает она, — либо против нас!
Джек кладет руки ей на плечи. Заглядывает в глаза.
— Если ты хочешь, чтобы я заплатил по этому иску, — говорит он, — значит, я против тебя.
И, выпустив ее плечи, уходит.
— Это плохо кончится для тебя, Джек! — бросает она ему вслед. — Очень плохо кончится!
Но Джек не замедляет шага и, отмахнувшись от нее, уходит.
Заставляя Сандру Хансен размышлять о том, какой безмозглый болван этот Джек Уэйд. Доской для сёрфинга его стукнуло, что ли, голову ушибло разок-другой, что он кретином сделался?
И теперь ей ничего не остается, как, нагадив ему, его уничтожить.
Три года.
Три года и бог знает сколько денег угрохала она на длительное и постепенное распутывание дела об организованной русской преступности, и она не допустит, чтоб какой-нибудь упрямец, мелкая сошка из Отдела исковых претензий, спустил в унитаз все, ею наработанное.
Есть ли там убитая женщина или
Конечно, ей это неприятно.
Страшно подумать, что Вэйлу сойдет с рук убийство жены. Но ничего не поделаешь.
70
Памела.
Самое большое разногласие Ники с матерью, нарушение ее предписаний. И нарушение того, что предписывал старый Закон, но Ники провозгласил новый закон, согласно которому члены организации стали жениться.
Но не на калифорнийках — на русских женщинах.
Носительницах той же культуры и языка, обычно связанных родственными узами с членами мафии. Выходя замуж, эти женщины, понимая, что к чему, не препятствовали связям мужей с бандой, наоборот — связи эти становились еще теснее, так как, если мужчина внезапно обнаруживал желание в чем-то преступить Закон и выступить против собратьев, оставшиеся в России родные могли стать заложниками.
Но к женам-американкам, калифорнийским девушкам, все это не относится.
Такие женщины не знают требований Закона, они задают вопросы, предъявляют претензии, не умеют держать язык за зубами; они носят в себе недовольство и, когда оно достигает критической точки, подают на развод.
«Женись на русской», — говорит ему Даня, не раз и не два увидев его под ручку с Памелой.
— Я хочу детей, — спорит Ники.
— Так пусть это будут русские дети, — советует Даня. И раскрывает перед ним страницы сводного каталога русских девушек, желающих выйти замуж в Америке. — Выбирай! Выбирай любую — и дело в шляпе. Здесь есть такие, что просто загляденье.
Это правда, ничего не скажешь. Некоторые из них просто красавицы, настоящие русские красавицы. Но в этом-то и загвоздка — не желает Ники русскую жену. Он хочет американку, и не крепить связь с прошлым он желает, а разорвать эту связь.
А они этого не понимают.
Мать, та понимает.
Она смотрит в корень.
— Это пощечина мне, — говорит она.
— Ничего подобного.
— Ты же русский!
— Я американец.
Ники Вэйл.
Ловкий фокус, метаморфоза протяженностью всего лишь в одно поколение, но чтобы это стало реальностью, Ники должен родиться заново. И иметь детей.
Американских детей.
А кроме всего прочего, должен иметь ее. Она сводит его с ума. Нарочно надевает такие платья, чтобы дразнить его. С глубоким декольте, обнажающим часть белых грудей, платья короткие, в которых так хорошо обрисовываются бедра. Она душится такими духами, что у него возникает желание, едва она входит в комнату. Целует его своими полными теплыми губами, проникает ему в рот языком, и этот ее язык словно обжигает ему все внутри, а она вдруг отстраняется, и ее улыбка говорит ему, что она понимает все то, что он сейчас чувствует, и смеетсянад ним.