Житие архиерейского служки
Шрифт:
– Не вовсе.
Добрынин был слегка разочарован и сказал задумчиво:
– А я, может быть, из дворян переяславских. – И, помолчав, прибавил: – Но нужно нам дворянство добывать и не из суетности: земель плодородных и для конопли удобных много, а крепостных иметь одни дворяне могут. Не оскорбительно ли нам на украинских ярмонках видеть людей и среди них женщин пригожих, враздробь, поодиночке продаваемых и недорого… видеть и не иметь права купить?
– Состояние это оскорбляет человечество.
– Не цветет в нашей стране
– Только дворянство делает у нас воздух для человека легким и как бы парижским, – прибавил Луцевин, – и дает шпагу. Нам чин нужен.
Помолчали оба.
Опять заговорил Луцевин:
– Хорошо быть у богатых подрядчиков или откупщиков конторщиком или письмоводителем.
Колокольчики пристяжные, жестяные колокольчики гремели: «Хорошо бы, хорошо бы».
– Хорошо! – говорил Луцевин. – Они знакомы с большими господами и с генерал-прокурором, через которых не только сами себе выпрашивают чины, но и другим имеют случай выпросить. Особливо при заключении в сенате контрактов.
Бежали вдалеке соломой крытые деревни, черный дым шел, как пар из ртов, из маленьких окошек под крышами.
Деревни были далеко.
Как искры, вдали сверкали кресты церквей, бежала дорога.
«Хорошо бы, хорошо бы», – гремели жестяные колокольчики пристяжных. И басом гремел в ответ им колокольчик под дугой коренника.
– Я желал бы, – сказал Добрынин, не в такт звону, – служить при таможне: там денег, сукон, полотен, материи и разного галантерейного и щепетильного товара пропасть. И тоже чины можно выпрашивать, крестьян покупать.
И тут загремели сразу все колокольчики, пошла телега под гору, и сказал Луцевин вдохновенно:
– Присоединена к империи нашей Белоруссия, и разделена на две половины, и влита в российские губернии без остатка. Теперь образованы две губернии. Псковская – состоит она из пяти провинций: Псковской, Великолуцкой, Двинской, Полоцкой и Витебской. И Могилевская есть губерния, и разделена она на три провинции: Могилевскую, Оршанскую и Рогачевскую. А генерал-губернатором назначен над обеими граф Чернышев. И приказано уравнять жителей новоприсоединенных земель со старинными русскими подданными, дабы пресечь им повод на притязание какого-либо права на вечные привилегии.
Кричал ямщик, бежали кони.
Говорил Луцевин:
– По именному императорскому дозволению там губернаторы сами жалуют в офицерские чины и не спрашивают сената. Там люди нужны. Там сейчас в Рогачевской таможне директором Петр Звягин, а был он, как и я, канцеляристом.
Кричал ямщик, гремели мосты.
Вдали искрами уже краснели кресты, потому что садилось солнце.
Гремели колокольчики: чин, чин, чин, чин…
Новоприобретенный край
Дороги в Белоруссии гладкие, и по обе стороны усажены березками.
Так приказал граф Захар Григорьевич Чернышев.
А
Почтальоны в куртках зеленого сукна, на лбу медный герб, на затылке номер.
Все новое. Хорошо метет новая метла.
И мосты во всю ширину дороги не пляшут, не гремят, только гудят.
А вот город Рогачев непригож.
Серые дома.
Костел, униатская церковь, и синагога, с высокой, крутой крышей.
Пустынные валы замка, поросшие травой, песчаные бугры посредине города, на берегу Днепра старый деревянный костел.
Здесь в Днепр вбегает река Друщь, и на узком мысе, по-белорусски рогом называемом, на узкой отмели живет город Рогачев.
Этот город, когда въехал в него Добрынин, весь состоял на казенном жалованье.
Наши счастьеискатели для начала пошли разыскивать Звягина.
Звягин узнал Луцевина не сразу.
Перебирали многое, вспоминали воеводские канцелярии, знакомых и признали наконец друг друга.
Но приняты наши путешественники были радушно.
За обедом сказал Звягин:
– Сделали вы благоразумно: дома ничего не досидишься, а здесь место, так сказать, пустое и в людях неразборчивое. Есть у меня благодетель Сергей Козьмич Вязмитинов, знал он меня еще повытчиком.
Тут обрадовался Добрынин:
– Не из рыльских ли он помещиков? Я знал подпоручика Ивана Вязмитинова.
– Это брат его младший, – отвечал Звягин. – Но будем говорить по порядку. Наши таможенные должности, как всем известно, могут подкрепить состояние человека осторожного, но для жаждущего разбогатеть должность наша скользка и пагубна. Благодарение богу, я, держась долга службы и важности присяги, не состою ни под судом, ни под ответом и уповаю на будущее.
Разговор счастьеискателям понравился.
Луцевин произнес:
– Мы люди осторожные и служившие. Скажите, полон ли у вас положенный комплект?
– Полон, – отвечал Звягин. – Но будет ли он полон завтра? Тут нужно связаться с человеком одним, господином Хамкиным. Он хорош с правителем канцелярии Алеевцевым, а тот может губернатору поднести любую бумагу.
День следующий прошел в беготне. Приятели познакомились с людьми замечательными.
Например, узнали они таможенного кассира Киселевского, бывшего камердинера севского воеводы.
Теперь он уже получил вольность и шпагу.
Узнали они также некоего человека во фраке серо-светлого камлота.
Человек этот оказался князем Горчаковым, и служил он вместе с бывшим камердинером и давал советы – поступить не по таможенным делам, а по прокурорским.
Старик Хамкин встретил приятелей холодно и показывал пакеты, на его имя присланные.
На пакетах действительно было написано: «Его благородию г-ну Хамкину».
Князь Горчаков принял Добрынина и Луцевина без чинов. Обед был в четыре кушанья.