Живая душа
Шрифт:
Он недалеко пробежал от края поля, когда услышал тугой отдаленный рокот и сразу остановился. Страх лишил лисенка силы и движения. Он накатывался откуда-то сверху вместе с приближавшимся густым гулом. Воздух задрожал от близкого неведомого рева, мeлкo забились в сотрясении только-только набиравшие силу колосья, земля вздрогнула, что-то огромное закрыло небо.
Лисенок, весь сжавшись, упал пластом и закатил глаза. Резкий отвратительный запах заслонил дневной свет, солнце и едва не удушил звереныша. Подавляющий волю гул стал удаляться, и еще сумрачнее сделалось в онемевших хлебах, еще резче жег и раздирал ноздри неизвестный запах. Лисенок почувствовал в нем острую угрозу и неимоверным усилием приподнялся на полусогнутых, дрожащих
В чувство лисенка привел сильный удар в нос, до того остро-болезненный, что слезы брызнули из глаз щенка. Он заскулил, заюлил на траве, пытаясь подняться. Злое и подлое карканье раздалось вблизи. Лисенок увидел двух ворон, внимательно следивших за ним. Ярость охватила звереныша. Он кинулся на ближнюю обидчицу с такой прытью, что едва не ухватил ее за хвост. Вороны взлетели с испуганным криком и стали кружить над лисенком.
Небо светилось, ослепленное солнцем, и страшный рев едва-едва доносился откуда-то, но запах въедливо тек со стороны хлебов, и лисенок, чувствуя слабость, побежал к тальникам, густо зеленеющим вдали. Вновь горячо и судорожно заныл желудок, прося пищи, но даже кузнечиков не было видно. Ядовитый запах забивал ноздри, сжигал обоняние. Только в кустах лисенок остановился и огляделся. Здесь все было как прежде. Даже злого яда не ощущалось. Он стал ловить в траве прытких зеленых кузнечиков, но чувство голода не проходило, и звереныш убегал все дальше и дальше по кустам, пока не вышел на другую их сторону. Вдали он увидел деревню, из которой когда-то убежал, и повернул навстречу солнцу. Возле старой пустоши лисенок наткнулся на целый мышиный выводок и долго охотился на них, пока мало-мальски не утолил голод.
Зной пузырился над степью дрожащим маревом, гнул друг к другу тонкую жесткую, как проволока, травку, выпивал из земли последние соки. Огибая все еще вонючее поле, лисенок уловил знакомый сладкий запах куропаток и резко свернул на него. Снова крался он, дрожал в охотничьем азарте, стелился по траве, выжидая момента, но не ударили трепетным всплеском крыльев ошалевшие от ужаса куропатчата, не охмелили жарким запахом живого тела. Вразброс лежали они на пожухлой траве, растопырив крылья, вывернув в агонии головки, холодные, недвижимые. Лисенок цапанул ближнего зубами, но что-то насторожило его. Дурной запах брызнул из внутренностей подохшего от яда куропатчонка. Лисенок отпрянул в сторону, зацепил еще одного – и опять пахнуло на него тленом, злом. И еще, и еще… Прижав уши, звереныш попятился и скачками ринулся в спасительные тальники. Туда не дошел ядовитый туман, там было еще прохладно и свежо.
На другой день лисенок услышал у тальников людские голоса и встревожился. Что-то рокотало и гудело там, на краю, едкие запахи натягивало оттуда. Выскользнув из своего укромного места под валежиной, лисенок стал красться к противоположной стороне ивняков и едва не натолкнулся на людей. Молча и дружно махали они чем-то, сваливая траву. Звереныш шарахнулся назад, но и там были люди.
Пометавшись по ивнякам с края на край, он вновь спрятался в свое логово и весь жаркий день таился там, страшась людских голосов, рокота моторов, пугающих запахов. Да и голод донимал щенка. Растущий его организм требовал много добротной пищи.
К вечеру, когда все стихло, лисенок пробрался на край тальников и долго с удивлением разглядывал, обслушивал и обнюхивал зеленые валы скошенных трав. Тревога не покидала его ни на минуту с той самой поры, как вокруг ивняков
Обогнув хлебное поле, лисенок выскочил на солонцовый бугор и остановился. Новые запахи и новые звуки долетели до него, а далеко внизу что-то искрилось на солнце. Не ведая, что это, страшась нового и все же подгоняемый любопытством, щенок вскоре достиг озерных зарослей. Густо пахло тиной, теплой водой и новыми травами. Лисенок увидел прыгнувшую перед ним лягушку и без осторожности сразу поймал ее. И еще один тревожный запах долетел до него, напоминающий сладкий дух куропатчонка. Лисенок потянулся в сырость, в рогозник, но сидевшие там в тени утята шустро зашлепали перепончатыми лапами по мелководью и скрылись в камышах. Далеко в воду звереныш лезть побоялся.
Озеро со своим обилием запахов, густыми зарослями ошеломило его и привлекло. Для лисенка начиналась новая жизнь.
Весь август, теплый и тихий, лисенок жил удивительно сытой и спокойной жизнью. В густых тростниках у него не было врагов и даже соперников. Люди появлялись на озере редко, а обилие лягушек, насекомых и водяных крыс облегчало охоту. Нередко зверенышу удавалось поймать ослабевшего или отставшего утенка, и тогда он вовсе целыми днями спал в своем новом логове, находившемся в старых ломких камышах, нависших козырьком над мягкой болотной травой и защищающих лёжку даже от дождя…
Страшный грохот подбросил лисенка в сухом логове. Он высунулся из-под камыша и стал усиленно приглядываться и принюхиваться. Вновь оглушительно треснуло где-то не так далеко: раз, другой… Звереныш, всем телом колотясь от страха, забился еще глубже в свое убежище, под самые гнилые корни старого камыша, и сидел там, дрожа и лязгая зубами. Он не мог понять, что это охотники стреляют на озере уток: начался охотничий сезон и пришел конец тихой жизни.
С темнотой утихла охота, успокоилось озеро, и людские голоса поутихли. Лисенок выбрался из своего убежища и с величайшей осторожностью стал уходить от опасного места. Он не узнал знакомого пшеничного поля. Оно было скошено. Пахло хлебом и мышами, и, забыв про грохот, про озеро, лисенок начал охотиться на грызунов. Молочные зубы у него стали выпадать, и десны болезненно саднили, но звереныш уже сильно и ловко управлялся со своими жертвами.
Степь светилась вспыхивающими по всему пространству огнями, глухо рокотала от уборочных машин, но лисенок теперь не так боялся этого гула, чувствуя свою силу, свой опыт. Спать он ушел в знакомые, изученные до каждой кочки ивняки, тихие, сухие, остро пахнущие увядающими листьями и сеном.
Потемнели, похолодали ночи. Свежее и прозрачнее стал воздух. Мыши, готовясь к осенним невзгодам, к недалекой зиме, ушли в своих хлопотах глубоко в норы, и ловить их становилось труднее и труднее, а суслики и вовсе почти не показывались наружу: у них началась спячка.
У лисенка окрепли настоящие зубы, и он стал чаще и чаще наведываться к озеру. Нередко находил он там подранков, ушедших от охотников, битых и потерянных в густых тростниках уток и вдоволь насыщался.
Здоровая еда и время делали свое дело: из поджарого всклокоченного щенка лисенок превращался в пушистого крупного лиса. По хребту и лопаткам пролегла у него красная, почти алая, полоса, бока порыжели, потемнели лапы, грудь украсилась белым пятном. Хитрым, осторожным и сильным вырос красный лис. Но он не знал про эти превращения, не знал, что шелковистая его шкурка высоко ценится у людей.