Живучее эхо Эллады
Шрифт:
3
Приплыли в Мизию. К царю явились Лику
С богатыми дарами, как и встарь.
Гостей встречая в почестях великих,
Очаровал мужей радушный царь.
Но вот смешался пир от зычных криков,
Запели трубы, зазвенел металл —
Войною шёл на Лика царь бебриков!
Геракл, как будто он того и ждал,
Поднял отряд хозяину в защиту
И Лика заслонил своей спиной,
Всё царство не желая дать в обиду,
Бебрикам показал блестящий бой,
Разбив их начисто. И стал лицом светлее,
Преподнося их землю Лику в дар,
А Лик назвал подарок Гераклеей —
В честь воина, отведшего удар.
И снова в путь, не предаваясь пиру,
Туда, где волны лижут горизонт.
И наконец явились в Фемискиру,
Оставив за спиной Эвксинский Понт.
4
«Сойду на сушу – упаду на травы,
Взирая синь небес обетованных…»
Забыл Геракл, что взмахи крыльев славы
Проворней взмахов вёсел деревянных.
И потому лишился дара речи,
Когда увидел стан девичий тонкий —
Не ожидал, что удостоят встречей
Его отряд лихие амазонки.
Амазонки (с расписной вазы в Неаполитанском музее).
Так вот она, царица Ипполита
(Герой увидел пояс злополучный)
И вся её воинственная свита…
Колчаны, копья, шлемы, меч двуручный…
– О славный сын царя богов Олимпа,
Что обликом и сам похож на бога!
Ты скалы предпочёл своим оливам
По воле сердца иль по воле рока??
Что привело тебя в наш древний город?
И что принёс ты гордым амазонкам —
Войну, где добрый мир мечами вспорот,
Иль добрый мир, когда война в постромках?
Геракл ответил: – Не своею волей
Пришёл я с войском в город твой, царица,
На море вдоволь нахлебавшись соли,
С врагом случайным не боясь сразиться.
О голове моей не беспокоясь,
Послал меня сюда Микен властитель.
Царь Эврисфей велел добыть твой пояс,
Которым одарил тебя учитель,
Могучий бог войны. Давно Адмета,
Дочь Эврисфея, так отца изводит,
Заполучить желая пояс этот,
Что он уже, как тень, по свету ходит!
Глазами потеплела Ипполита:
Слова Геракла
Отдать готова пояс. Но обида,
Живущая в душе богини Геры,
Зашевелилась: «Что-то я размякла!..»
И вид приняв такой же амазонки,
Желая тут же погубить Геракла,
Вскричала Гера: – Что же вы, девчонки?!
Не слушайте героя – лиходея!
Он заявился с умыслом коварным!
(Молчала Ипполита, холодея,
Окинув Геру взглядом благодарным).
– Замыслил он похитить Ипполиту
И увести её в свой дом рабыней
В далёкую чужую Арголиду,
Чтоб мы её не видели отныне!
«Подруге» не поверив, амазонки
Царицу потерять свою могли бы —
Калёные мечи запели тонко
Под окрики могучей Меланиппы.
Неслась, как ветер, буйная Аэлла,
В желании разить души не чая,
Но натиск отразил Геракл умело,
Воительницу в бегство обращая.
Настиг Аэллу меч, проткнув ей сердце,
И Мелониппа кликнула Протою,
Что семерых героев – ахинейцев
Сразить успела собственной рукою.
Пронзённая стрелою сына бога,
Она упала на горячий камень,
И жажда мести, значащая много,
Брала реванш над умными врагами.
Но семь подруг безжизненной Протои,
Блиставших силой истинной, не мнимой,
Метнули копья острые в героя,
Да только копья пролетели мимо.
Средь этого смертельного угара
Геракл не мог сдержать свою обиду,
И палицы увесистой удары
Всех семерых отправили к Аиду.
Возглавившую войско Меланиппу
Геракл пленил, а с нею – Антиопу,
Хоть амазонки воевать могли бы,
Подальше в скалы направляли стопы.
Лишившись главной боевой подруги,
Преследуемы сильными врагами,
Моля богов, заламывали руки,
Остаток жизни меряя шагами.
Царица Ипполита всё, что было,
Переживала, тщетно пряча всхлипы,
Затем ценою пояса купила
Свободу для могучей Меланиппы.
Р.S
Тела убитых к берегу стащили,
С печалью называя имена,
И тут же мир с Гераклом заключили,
Худой, но всё же лучше, чем война.
Геракл спасает Гесиону, дочь Лаомедонта
1
Здесь надо начинать издалека…
Во Фригии герои состязались,
Сын Троса Ил разил наверняка
Соперников могучих всем на зависть.
Он вышел победителем. И царь
Полсотни дев презентовал герою,
А к ним полсотни юношей – так встарь
Явился повод Илу строить Трою.
И к этой сотне юношей и дев
Прибавив Илу пёструю корову,
Царь молвил, гордо голову воздев:
– Не возвращайся, Ил, к былому крову!
Свой дар героя делом узаконь
(Таков, как ты, судьбу свою стреножит!),
Корова для тебя, как тот огонь,
Что зажигать дела большие может:
Погонишь, где веками целина,
И сам пойдёшь за нею без дороги,
А там, где остановится она,
Построишь город (да помогут боги!).
Ил от волненья ликом заалел,
Вкушая радость от задачи новой,
И сделав так, как царь ему велел,
Всё шёл и шёл за дареной коровой.
Она, остановившись на холме,
Стояла изваянием до ночи,
И храбрый Ил, как будто онемел,
Дивясь тому… Но вот он поднял очи:
– О Зевс, владыка неба и земли!
Будь милостив, воззри мои старанья
И знаменье желанное пошли,
Что ты благословляешь начинанье!
И в лёгкой дымке, розовой с утра,
Когда душа и мир в особом ладе,
Послала Олимпийская гора
Из дерева сработанный палладий.
Ил без труда узнал Афины стать —
Доспехи, меч… Вещала древесина,
Что новый город будет охранять
Воительница гордая – Афина.
И все сочли заслугой – не виной! —
Тот новый город в солнечном окладе,
Где только холм был окружён стеной,
Скрывающей бесценный тот палладий.
Когда же Ила сын Лаомедонт
Продолжил право царствовать и строить,
Воздвигли Аполлон и Посейдон
Стену, что защитила земли Трои.
По строгому велению богов
Они тогда служили сыну Ила,
А новый царь натурой был таков,
Что власть его отцовскую затмила.
Могущественным городом была
Со временем разросшаяся Троя,
Невиданную славу обрела,
Увековечив первого героя.
2
На обратном пути из страны амазонок
Все, кто выжил в сражении, прибыли к Трое.
Ночь укрыла воителей. Утром, спросонок,
Опечалились виденным эти герои:
Подмывая скалу, бурно пенилось море,
А у самой воды дочь царя, Гесиона,
Как в былом Андромеда, познавшая горе,
Тихо смерти ждала вместо царского трона.
Приковали к стене неповинную деву,
Беспокойству отца создавая причину,
Не уйти Гесионе ни вправо, ни влево,
В истязаньях чудовищем встретит кончину.
Скоро выйдет, коварное, с хлопьями пены
У ощеренной пасти и схватит за ноги…
Царь не будет платить за троянские стены,
Что на совесть воздвигли могучие боги!
Он не должен платить! По велению Зевса
Аполлон с Посейдоном свой труд исполняли!
Как-то мало-помалу их спор разгорелся,
Но словам убедительным боги не вняли.
Царь опять призывал их жестокие души,
Чтобы вспомнили стыд, обирая собрата,
И обрезать велел вымогателям уши,
Только хитрые боги ушли от расплаты.
Осерчав, Посейдон о чудовище вспомнил,
Что потом разорило несчастную Трою,
Ну, а бог Аполлон Посейдона дополнил —
Мор наслал на людей, смелых вывел из строя.
Возроптали в мучениях жертвы коварства,
Заспешили с надеждою к царскому трону!..
А провидцы твердили: – Спасёшь своё царство,
Если скормишь чудовищу дочь Гесиону!
Всё разведав, Геракл закричал возмущённо:
«Я верну тебе дочь и спасу твоё царство! —
И сегодня же будет вопрос разрешённым!
(Для Геракла борьба, что больному лекарство).
3
– Нету денег платить тебе, – молвил натужно
Царь, что в горестях выглядел тестом осевшим,
И ответил Геракл: – Денег нет – и не нужно!
Ты отдай мне коней, что подарены Зевсом!
Царь подумал в тот миг: «Что ты знаешь,
невежда?!
Кони – выкуп за сына, не дошедшего к дому [15] !..»
Но согласно кивнул, видно, мало надежды
Он оставил себе, дочь ссудив Посейдону.
И великий герой, не желая провала,
Вал насыпать велел невысокий и ровный,
И едва он укрылся за созданным валом,
Как явилось чудовище с пастью огромной.
Всё случилось мгновенно: узрев Гесиону,
Тело бросило чудище в сторону девы —
Зычно вскрикнул Геракл, меч вгоняя с разгона
В не желаемой гостьи ненасытное чрево!
Всё свершилось!.. Ликуют от счастья троянцы,
Веселясь, ничего не оставив от вала…
Царь велит им немедля прогнать чужестранца:
Жалко стало коней, коль беда миновала!..
Вышел в море Геракл без воды и без пищи,
В сердце гнев затаил в лютой жажде отмщенья:
«Всё равно отомщу! Тот находит, кто ищет…
Будет месть! А когда – не имеет значенья».
Коровы Гериона (десятый подвиг)
Знал Зевса сын, что, правду говоря,
Копрей его обрадовать не сможет,
Как знал и то, что прихоти царя
Не вытравить, хоть вылезь вон из кожи.
Любой из нас таким произрастал,
Каким его задумала природа,
И потому Геракл добра не ждал
От этого поспешного прихода.
Царь посылал героя не на рать,
Где жертвуют собой в угоду трону,
А на далёкий остров – отобрать
Коров у великана Гериона,
Затем пригнать в Микены, как всегда,
Не получив ни слова в одобренье
Такого чрезвычайного труда,
Что явно заслужил благодаренье.
Далёк тот путь на самый край земли,
Где Гелиос нисходит на закате,
Свершив дела небесные свои,
На лоно волн, что вечно камень гладят.
Геракл один отправился туда.
Шёл Африкой, в лучах сжигая тело,
По странам варваров… И вот вскричал: – Во-да-а!..
Я всё-таки достиг земли предела!
Где узок, но глубок морской пролив,
Поставил вехи, укротив гордыню,
Два каменных столпа [16] соорудив,
Что с двух сторон возносятся и ныне.
Ещё не мало прошагать пришлось
До берегов седого океана —
Пылил дорогой, как усталый лось,
И спать ложился посреди бурьяна.
Коснувшись долгожданных берегов,
В раздумье сел у вод, шумящих вечно:
«Где остров Эрифейя?.. И каков
Ближайший путь, чтобы идти беспечно?..»
В былое уходил за часом час,
А он сидел, беспомощный воитель,
Не достигая острова, где пас
Свои стада ужасный их властитель.
…День к вечеру клонился. Нисходил
Бог Гелиос на воды Океана,
Палящий зной Геракла охватил,
И ослепил!.. Он, гневом обуянный,
Вскочив, схватился за надёжный лук,
Но Гелиос, не гневаясь, уселся
И мило улыбнулся: – Я твой друг…
Ты смел, как подобает сыну Зевса!
Немилостив к тебе гнетущий рок,
А ты могуч и скоро будешь вольным…
– Но к острову по суше нет дорог,
А я не бог, чтобы ходить по волнам!
Нелеп конец у моего пути —
Свою печаль я никуда не дену!
– Там остров Эрифейя – погляди! —
Где бьёт баклан крылом густую пену.
Бери скорее золотой мой чёлн
(Я в нём вожу коней и колесницу —
Ночь на восток скольжу по лону волн,
Чтоб на рассвете в небе появиться),
Есть время всё успеть!
Геракл вскочил,
В порыве счастья ликом багровея,
И чёлн его, как пёрышко, тащил
На берега зелёной Эрифейи.
Гелиос – бог солнца – взлетает в небо на колеснице, запряженной крылатыми конями (рисунок на вазе).
Тот находит, говорят, кто ищет,
И Геракл искомое нашёл:
Застучали камешки о днище —
И уткнулся в берег лёгкий чёлн.
Наконец герой дождался дела,
О котором думал на бегу,
Заждались в его колчане стрелы,
Палица скучает по врагу.
И воитель, собранный и строгий,
Наторевший в истинах простых,
Зашагал нетоптаной дорогой,
Пробираясь в зарослях густых.
Подальше от воды
пониже были травы,
Мычание коров
послышалось вдали.
Геракл прибавил шаг,
но Орфо, пёс двуглавый,
Явился перед ним.
как вырос из земли.
Такого не проймёшь
ни ласкою, ни криком,
Лишь ловкостью своей
да силою руки.
Собака пастуха
рычала страшным рыком,
Готовясь разорвать
Геракла на куски.
Но не таких врагов
разил в единоборстве
Могучий Зевса сын,
похожий на отца,
Победу добывал
в неистовом упорстве
И битву доводил
до полного конца.
Не ведая в бою
ни жалости, ни страха,
Не потчуя других
потоком лишних слов,
Он палицу вознёс
и со всего размаха
Обрушил на врага,
лишая двух голов,
И дальше заспешил.
Но тут же объявился
Огромный великан —
пастух Эвритион —
Геракл и с пастухом
отчаянно сразился,
Затем погнал коров
на Гелиоса чёлн.
Хозяин Герион,
разбуженный мычаньем
Породистых коров,
ночующих в логу,
Найдя своих друзей,
почтив тела молчаньем,
Виновника настиг
на самом берегу.
Был грозный Герион
чудовищным и страшным:
Три
три торса вознесли,
Шесть мускулистых рук,
готовых драться с каждым,
И шесть толстенных ног,
что шерстью поросли.
Над каждой головой
белёсый пар вздымался,
Во вздутых жилах кровь
струилась, как змея.
Сражаясь, он тремя
щитами прикрывался
И сразу мог метнуть
три кованых копья.
Когда его с небес
увидела Афина,
Опасность поняла
без всяких лишних слов:
«Стыд потеряла мать,
во всём она повинна:
Дитю Алкмены мстит
за Зевсову любовь.
Придётся мне помочь,
чтоб не было урона…
Зеницу поразить
сумеет остриё…»
Пустил Геракл стрелу,
прицелясь в Гериона,
Афина прямо в глаз
направила её.
Две новые стрелы
отправил, целясь рьяно
(Победы над врагом
желал всегда и он!),
А палицей забил
до смерти великана —
И бездыханным пал
трёхтелый Герион.
И вот понёсся чёлн
резвее и резвее,
В сиянье золотом
бежал по лону волн.
И перевёз герой
добычу с Эрифейи,
Хозяину вернув
его бесценный чёлн.
Под крыльями удач
и мысли дерзновенны:
Звучанием побед
на свете стоит жить!..
Теперь бы поскорей
коров пригнать в Микены,
Душой возликовав,
свой подвиг завершить.
Желанием пустым
душа сыта не будет,
А пищу для души —
не хочешь, но добудь!
Не прогневишь богов,
и люди не осудят…
И двинулся Геракл
в обратный трудный путь.
Испанию прошёл
и горы Пиренеи,
И Галлию, и Альп
нелёгкий перевал,
Италия звала,
водой своей синея,
К босым его ногам
гнала за валом вал.
Почти её прошёл,
но возле Региума
Одна из всех коров
явила нрав и прыть:
В тот миг, когда Геракл
своим предался думам,
Смогла через пролив
в Сицилию уплыть.
Царь, Посейдона сын,
не слишком скромный Эрикс,
Корову увидав,
забрал в свои стада.
Сын Зевса, обойдя
глухой скалистый берег,
Расстроился, что вновь
пришла к нему беда.
– Услышь меня, Гефест!.. —
вскричал, взывая к богу. —
Приди, постереги
мной пригнанных коров!..
Немилостив мой рок —
беспутный и жестокий… —
И к морю побежал,
сбивая ноги в кровь.
В Сицилию придя,
нашёл-таки скотину,
Да Эрикс не желал
добром её отдать:
– Попробуй, низложи, —
сказал, – меня на спину —
Корова для тебя
наградой может стать!
Царь Эрикс возомнил,
что он сильней героя.
– Давай! – сказал Геракл, —
не надорвать бы жил…
Ты, видимо, силён,
но я сильней, не скрою.
Царя в объятьях сжал —
и тут же задушил.
А Гера, зная всё
(она ли не богиня?!),
Чертога своего
не покидая кров,
Решила навредить
Гераклу и скотине,
И в бешенство ввела
ухоженных коров.
Ужасной явь была,
а Гере – как награда,
Осилит ли беду —
Геракл уже не знал.
И, наконец, собрав
во Фракии всё стадо,
Измученных коров
в Микены отогнал.
А нерадивый царь
на них не глянул толком,
Героя не спросил
о каверзном пути,
Над участью коров
раздумывал недолго —
Велел скорей их в жертву
Гере принести.
Подвиги Геракла: немейский лев; Кербер; кони Диомеда.
Лернейская гидра; керинейская лань.
Стимфалийские птицы; критский бык; Авгиевы конюшни.
Тройственный Герион; дерево Гесперид; битва с кентаврами.
Кербер (одиннадцатый подвиг)
Не охладел в борьбе Гераклов пыл,
Что был кипучим, ярким, многолетним,
Одиннадцатым подвиг этот был,
Одиннадцатым – значит, предпоследним…
– —
Богов Олимпа возблагодарив,
Геракл в душе надеялся на отдых.
Едва вернулся в мирный свой Тиринф,
Как снова царь послал его на подвиг.
Испорченное властью существо
Страдало часто от больного тела,
Но разгулялись вымыслы его,
Не ведая разумного предела.
Пожалуй, зависть разум превзошла,
Царя лишая совести и такта,
Но главною причиною была
Уверенность в несбыточности факта:
Тут не поможет боевая рать!..
Тот не родился, кто, нутром черствея,
Сойдёт к Аиду – Кербера забрать,
Чтоб он стерёг покои Эврисфея.
Не забоялся ужасов герой —
В ответ на это новое коварство,
Придя к Тэнару [17] утренней порой,
Спустился в пропасть – вечной тени царство.
Он постоял – глаза привыкли к мгле.
У самых врат, не занятых толпою,
Вдруг увидал приросшими к скале
Друзей своих, Тесея с Пейрифоем.
Пленённые навечно без оков,
В беде своей не подавая вида,
Влачили наказание богов
За дерзость в отношении Аида,
Когда владыке не подав руки,
Не преклоняя головы у трона,
Явились в царство мёртвых смельчаки
Жену его похитить, Персефону.
– О Зевса сын!.. Я знаю, ты мне друг —
Не зря опять пересеклись дороги!.. —
Освободи меня от этих мук,
Вину мою давно простили боги!
Геракл Тесею руку протянул
И без труда освободил героя,
Но дрогнул камень, издавая гул,
Когда хотел спасти и Пейрифоя.
Ещё сильней сгустился липкий мрак,
Подчёркивая силу наважденья,
И понимал по знаменьям Геракл,
Что боги против этого прощенья.
И не зачислил в стан своих врагов
Тех сильных, кто Олимп ему пророчил,
Он, устранившись волею богов,
Искал свой путь во мраке вечной ночи.
И сам себе сказал: – Приободрись!
Нелёгок путь, во мраке шаг не спорый…
Толкнул врата – и тут же поддались
Его ручищам кованые створы.
Без солнца мир сгустился и зачах,
Бесплотных душ туманились одежды,
Лишь жизни свет в Геракловых очах
На стылом фоне теплился надеждой.
Теперь он оказался не один:
Гермес явился за труды наградой,
А спутницей с эгидой на груди
Была Афина, прозвана Палладой.
Умерших тени разлетелись прочь,
Напуганные обликом Геракла,
И лишь одна с тоской глядела в ночь,
Что оказалась тенью Мелеагра.
Увидев шедших, ринулась вперёд,
Прошелестела стылыми губами:
– Ты жив, Геракл?!. А я теперь, как крот,
Всё под землёй… чуть шевелю стопами…
И, глядя на героя снизу вверх,
Уставилась пустым и страшным взглядом.
– О, если бы не Калидонский вепрь,
И я бы ныне шёл с тобою рядом!
Привыкнуть к мраку не могу никак…
Всё помню – мне не помогает Лета!
Лишь об одном прошу тебя, Геракл,
И дружбой заклинаю: сделай это!..
Моя осиротевшая сестра,
Прекрасная, как утро, Деянира,
И весела, и на язык остра —
Женись на ней!.. Яви сердечность миру!
Будь мужем ей, люби и защити,
Она в беде моей не виновата.
А если ты не сможешь… Что ж, прости
И Деянире будь хорошим братом.
– О Мелеагр! Я дам тебе ответ:
Не знаю, быть ли свадебному пиру,
Но, если только выберусь на свет,
Я назову женою Деяниру!
Тень уплыла. Но в десяти шагах
Навстречу шедшим поднялась горгона.
Её привычка – всех повергнуть в страх —
Была и здесь неписаным законом.
Холодный блеск ужасных медных рук
И шелест крыльев щекотали нервы,
А голова с шипением гадюк
Будила мысль – скорей ударить первым!
И не желая этим пренебречь,
Бесстрашный воин грозно вскинул руку…
Гермес шепнул:
– Оставь, Геракл, свой меч!
Ведь это тень… Не обречёт на муку.
Пришлось всего немало претерпеть
В пути нелёгком, от людей сокрытом,
Что ужасами вспомнится и впредь…
Но вот герой предстал перед Аидом.
Аид. С античной статуи.
Восторгом оживив печальный взгляд,
Властитель царства тьмы поднялся с трона:
– Такому гостю я безмерно рад,
Как и моя супруга Персефона!
Мы с ней уже давно настороже —
Я знал, что ты придёшь сюда, не скрою.
Аиду было явно по душе
Спокойное величие героя.
Я слышал, что силён, что лик твой мил —
Таким и вижу громовержца сына!
И если ты спустился в мёртвых мир,
То, видимо, была на то причина.
Геракл одёрнул плащ из шкуры льва,
Поправил меч и палицу приставил
К ноге своей – и потекли слова
Спокойным руслом:
– Я не знаю, в праве ль
Был появиться, где меня не ждут,
Покой теней безжизненных нарушив,
Но не по воле собственной я тут
Признаньем этим очищаю душу.
Прости меня, могучий царь Аид!..
Не гневайся, с другими несравненный!
Царь Эврисфей настойчиво велит
Вести скорее Кербера в Микены.
Я понимаю, труден мой вопрос
(Увы, законы общества жестоки!),
А Эврисфей, что твой трёхглавый пёс,
Пасёт меня, как повелели боги.
Позволишь ли мне стража увести??? —
В его лице решительность сквозила, —
Отдашь – возьму! А не отдашь – прости,
Сойдёмся и померяемся силой.
– Не торопись мечом решать вопрос,
Реши добром! Зачем нам быть врагами?!
Давно мне опротивел этот пёс,
Бери! Но только голыми руками.
Я не хочу ломать покой теней,
Несчастных, мёртвых, всё отдавших Лете,
Что платят за ошибки прошлых дней,
Где не ценили жизнь на белом свете.
Яви судьбе упрямство, силу, прыть,
И те прозренья, что всегда мгновенны…
Как только пса сумеешь укротить,
Так сразу и веди его в Микены!
– Что ж, по рукам!
И поиск начался…
Он труден был и слишком долго длился —
А пёс и глаз Гераклу не казал,
Как будто в бездну Тартар провалился.
И хоть Геракл был вымотан и зол,
Всё шёл и шёл, не видя горизонта,
И наконец-то Кербера нашёл
На берегах немого Ахеронта.
Был пёс ужасен!.. Воин в первый раз
Услышал рык, что уподоблен грому.
Три пары жёлтых выпученных глаз
Пылали злобой лютою к живому.
На шее, что топорщилась, как жесть,
Живым воротником кишели змеи,
Пёс жался в ком, на холке вздыбив шерсть
(Геракл дивился, злить его не смея),
Вазописец Андокид. Церетанская гидрия с изображением Геракла и Цербера. 530–525 г.г. до н. э.
И вдруг – прыжок, превосходящий рост!
И в довершенье – перед незнакомым
Страж вверх поднял свой необычный хвост
С драконом на конце, и снова – комом!
– Ну, ты силён! Хоть я и сам Геракл,
А всё-таки завидую немного!
Но как-то ты ведёшь себя не так…
Как будто от меня уносишь ноги.
Из-за тебя не первый день без сна!..
Сбежал, как трус!.. Боишься стать мишенью?..
Три головы, а шея-то одна! —
Вскричал герой, сдавив собачью шею.
– Дай поглядеть, силён ты или слаб,
На что годится в драке хвост твой длинный…
Взбешён был Кербер! Из-под сильных лап
Со свистом полетели комья глины.
Раздался вой, потрясший мир теней,
И тишина привычная иссякла:
Страж силою и хитростью своей
Спешил сломать объятия Геракла.
– Тебе ли сына Зевса одолеть,
Живущего без страха и тревоги?!
И тут же хвост, висевший будто плеть,
Взлетел, обвив петлёй Гераклу ноги.
Ощерилась драконья голова,
Испробовав на вкус героя тело.
– По мне такие штучки – трын-трава!
У моего терпенья нет предела!
Он пса вознёс, встряхнул и опустил,
Почувствовав, что плоть врага обмякла.
Поднялся Кербер из последних сил
И сел у ног великого Геракла.