Живущие на ветрах
Шрифт:
Nu - вниз, причем и вниз, которое «во тьму», и которое просто «к земле», ниже, с небес.
Первая жизнь. Ji-Khere. Последняя Смерть
Ji-Khere. Последняя Смерть
Это был неправильный обряд Йи-Кхере. Если по-настоящему, нужно было медитировать столько, сколько подскажет Богиня, пить чистую воду из высоких горных источников, омываться в ледяных озерах пограничных земель, глотать пламя серебряных игл и выжигать на теле древние руны. Если по-настоящему, нужно было спать на земле
Она нужна была для того, чтобы умереть тысячу раз, купаясь в любви Богини и уважении старших Храма. Нужна была для того, чтобы очистить дух, тело и сознание от всего лишнего, избавиться от бахвальства, насытиться истинной гордостью народа, живущего на ветрах. И умереть.
Народ Скашь убивал правильно. Желая дать силу. Отпуская даже души тех, кто попался для обряда Темной Ночи, в круговорот жизни, к своим духам, в свои пути. Чужаки убивали иначе. С ненавистью, а не с любовью. Желая уничтожить, а не дать силу. И у них получалось. Чужаки шли землями народов Скашь, и великая птица спешила убраться с их пути.
У них было очень мало времени. Холмы у гор уже пылали черным дымом, и народы, забыв о вечере Темной Ночи, приходили. Они шутили, что предпочтут умереть на алтаре, чем под клинками чужаков. Скаши злились, и отправляли их дальше. Не в другую жизнь. А за свои спины. Народ скашей был воинственным народом, и все наивные лани и лисы сейчас казались им маленькими несмышлеными птенцами, бегущими огня.
Их было жаль.
Ашк осмотрела тех, кто стоял сейчас перед ней. Суишь, рыжая лисица, впереди. Йинк смотрел исподлобья. Они знали. Знали о ее планах. Ашк смотрела на тех, кто стоял за спинами старших из младших. Горящие глаза, тонкие руки, кривые леи. Дети.
– Вы хотите сражаться?
– глухо сказала жрица. Все как один,
– Да, нейэ йанг.
– Сражение с белоглазыми не даст вам силы, когда они убьют вас, - сказала Ашк.
– Ты хочешь отправить нас к Богине, - негромко произнес один из младших. Совсем юный. Ашк кивнула. Скривившись мысленно страху на дне его глаз. Впрочем, пусть боятся. Это совсем не плохо. Главное, не упасть под гнетом этого страха.
– Мы хотим сражаться, - зло сказала девчонка из дальнего племени сов, - И не боимся плохой смерти.
– Хорошо, - Ашк заглянула ей в глаза. И кивнула. Потом всмотрелась в каждого. Крылатые - совы, ястребы, скаши. Лани и белки. Маленькие и большие. Высокие и нескладные.
Все старшие храмовники уже сражались там, в густых лесах. Вместе с мужчинами и женщинами всех племен. Мало кто уходил на север, некуда было идти. Просто некуда. Сейчас за их спинами были те, кто не мог и не хотел поднимать оружие.
– Ты, - палец Ашк указал на мальчишку, дальнего родича Йинка. Мальчишка боялся. Очень. Слишком боялся. Он мотнул головой - нет, не надо. Бедолага...
Плохая смерть будет для него концом пути. Он не найдет выхода, заплутает в тенях, испугается гибели. Плохо. Темные глаза Ашк наполнились ветром и ночной яростью. Бросок, и ядовитый зарргхарт, вычерненный соком девяти трав, ударил в самое
– Он ушел к Богине. Остальные выбрали плохую смерть. Она будет тут через час. Готовьтесь... нейат йана...
Дети. Птенцы. Смешная Ашк. Сама старше их всего на пару лет. Не воин, не защитник - проводница и вестница Богини. А туда же - йана! Какие они ей йана... Но йанг погиб, и теперь лишь она могла. Могла все, что положено. Даже это.
Когда она вернулась, Суишь, подрагивая, стояла над телом еще одного мальчишки.
– Прости... прости, Ашк!
– бросилась она к старшей, - Ченн сломался. Он испугался гибели Йамга, и хотел бежать, тень его стала пугливой курицей... Я не должна была... без тебя. Это была плохая смерть, да?
Ашк склонилась к мертвому ребенку. Ашк была бледная и тяжкая.
– Это была хорошая смерть, - солгала она, доставая из груди убитого боевой игхарт, - Но лучше бы удержала его, и дождалась меня. Не дело убивать своих братьев таким оружием.
– Прости!
– чуть не плакала девочка, заламывая руки, - Но он мог унести с собой храбрость и силу! Он не должен был уйти...
Ашк выпрямилась, оставив глаза мертвого открытыми. Пусть ищет свой путь. И да хранит его Богиня. Может, в тенях и туманах пограничья он найдет дорогу в иные миры, все же он имел на то право.
– Все в порядке. Ты права, йан. Унеси свою добычу, Суишь. Туда, где уже лежит тело Йамга. И возвращайся. Мы выходим...
Они были красивы. Блистающий металл на груди и на голове, прямые клинки, длинные, опасные, злые. Они мчали верхом на огромных страшных зверях, которые издавали громкие звуки. Они стреляли белыми стрелами, и над ними вились бело-золотые знамена. Они умирали, и близилась Темная ночь, и Богиня не принимала пустые жертвы плохих смертей. За их спинами были косые кресты, и костры, в которых они сжигали пленников. Они были жестоки и правы в своей одержимости. Скаши могли понять их. Они понимали их. И сражались до последнего. Смерть в огне не была позором - но пленники не хотели слушать чужаков, их страшного золотоволосого бога. Никто не сдался. Никто не склонился. Никто не принял чужую силу.
О, как сражались скаши... нет, не осталось того ни в сказаниях, ни в легендах победителей. Только кошмарные тени дрожат на дне их глаз, когда они, и потомки, и потомки потомков вспоминают яростных храмовников. Чужаки ужаснулись, видя детей, которые прыгают подобно зверям с веток деревьев, девочек, которые режут глотки и сминают металл голыми руками. Детей, которые кажутся крылатыми - столь легко они движутся, столь высоко взлетают в своей ярости.
«Учись. Это тебе скоро пригодится» - говорила жрица Ашк юной Суишь. Огненная лисица вышла, и в руках ее было пламя. Ядовитый огонь взлетал и падал на чужаков, и они загорались вместе со своим металлом, со своими тварями, клинками и плохими смертями. Они умирали в огне, и деревья кругом занимались, и смеялись храмовники, не пуская врага дальше. О, как счастлива была в тот момент Ашк. Счастлива была, опуская зарргхарт в горло хрипящему Йинку, в груди которого торчала белая стрела.