Живущий
Шрифт:
Показания к участию в эксперименте:
— в связи с фактическим отсутствием инистории исправляемого попытка инкарнационной ретроспекции в его случае — дерзкий и отчаянный шаг, который, однако же, представляется нам уместным и единственно правильным. Направленный луч Лео-Лота — единственная на сегодняшний день возможность пролить свет на «проблему Зеро». Мы до сих пор не представляем себе генезис этого исправляемого, механизм появления «дополнительного физического лица» нам совершенно не ясен. Мы не знаем, является ли исправляемый Зеро частью Живущего и насколько серьезную угрозу для гармонии Живущего он представляет. Если опыт
— исправляемый не подключен к социо,поэтому, чтобы визуализировать для него погружение, необходимо задействовать дополнительную аппаратуру. Однако эта мера представляется нам излишней и даже потенциально опасной. Результаты ретроспекции в данном случае совершенно непредсказуемы. Во избежание психологических травм подопытного, а также в целях секретности в связи с угрозой, которую, возможно, представляет подопытный, мы планируем произвести «закрытое погружение» без демонстрации исправляемому. Во избежание недоразумений и технических накладок на время проведения эксперимента исправляемый будет погружен в медицинский сон,
P.S. Бедняга Лот очень нервничает перед экспериментом. Играли с ним в чудо-шахматы. Он отказался от форы, само собой, проиграл, а мне наговорил кучу гадостей. Чуть было не рассорились. Пришлось предложить ему матч-реванш и поддаться.
Лот иногда ведет себя как ребенок.
Зеро
Там было что-то вроде томографов с цилиндрическими кабинами-сотами. Я хорошо знал этот агрегат: в детстве мне часто делали томографию мозга. Надеялись найти во мне какой-то изъян, органическое отличие от всех остальных…
Нам сказали раздеться и лечь на спину на каталки.
Я довольно плохо запомнил эксперимент.
Кажется, поверхность каталок была холодной и гладкой. Кажется, нас пристегнули ремнями и ввели в вену какие-то препараты. Дальше — только обрывки воспоминаний.
Профессор Лео, он говорит нам, что луч — это совершенно не больно.
Мой друг Крэкер, его шея в пунцовых пятнах, он шепчет что-то про Пять Секунд Тьмы.
Зеркальное лицо Эфа, его монотонный голос срывается на оглушительный лязг. Он хочет остаться, но ученые возражают, и у них есть ка— кое-то преимущество в этом споре.
Сын Мясника, он скулит, он не хочет голым лежать на каталке.
Профессор Лот благодарит нас за вклад в науку и говорит «смерти нет».
Наши каталки въезжают в темные жерла томографов…
Я как будто в контейнере…
я слепой рабочий термит…
темнота…
Ученый
документ № 25 (личная запись арендатора) — чтение через гостевой вход ПСП
б сентября 451 г. от р. ж.
Кросспост в Сообщество Лабораторных Работников
Мы только что завершили первый эксперимент с направленным лучом Лео-Лота. Мы не получили тех результатов, на которые рассчитывали. Этот эксперимент — ошибка, поэтому мы отменяем все остальные запланированные сеансы. Направленный луч не функционален. В дальнейшем для инкарнационной ретроспекции следует изыскать другие, более оптимальные методики. Наша методика представляется нам вредоносной. Ее требуется запретить.
Зеро
Потом,
— И что потом? — спросил Эф.
— Ничего. Я проснулся и понял, что ее больше нет.
— Она есть, — прогудел Эф. — Но это не относится к делу. И твой сон не относится к делу. Когда ты проснулся, пока вы там одевались и все такое… Исправляемые и эти Лео и Лот — что они говорили?
— Ничего. Только Крэкер сказал, что ошибся.
— Что он имел в виду?
— Он считал, что во время эксперимента нас поставят на паузу. А этого не случилось.
Крэкер ошибся. Он считал, что во время эксперимента нас поставят на паузу, но этого не случилось.
Случилось другое. Я навсегда его потерял.
Нас разделили сразу после эксперимента. Не дали даже перекинуться парой слов, попрощаться. Я был спокоен. В тот момент я еще не понял, почему планетарник собирается везти Крэкера в отдельном фургоне. На эксперимент нас привезли всех вместе, и я мог бы заподозрить неладное, когда Крэкера уводили по белому коридору, но предпаузника, который все не мог поделить КПУ на два, тоже сразу куда-то забрали, и того, который из средней группы (кажется, его звали Джокер), — опять-таки увозили отдельно; так что в исправительный Дом меня везли в компании Сына Мясника, и я подумал: ну мало ли какие у них правила и инструкции.
На обратном пути Сын Мясника уже не играл со своими цепями и выглядел каким-то подавленным. Я пару раз попытался показать ему «свинку», придавив пальцем нос, как это делал Крэкер, но он никак не отреагировал, и я оставил его в покое.
Только вернувшись в группу, на дневной перекличке я понял, что с Крэкером что-то не так. Куратор группы не назвала его имя, я испугался, что она на него разозлилась за нарушение дисциплины, и объяснил, что Крэкера просто еще не привезли из лаборатории. Она посмотрела на меня так, словно я прилюдно описался. И вся группа — они тоже уставились на меня как на идиота. Потом кое-кто захихикал.
— Исправляемый Крэкер больше не числится в нашей группе. — Глядя на меня, куратор слегка улыбалась уголком рта, будто хотела посмеяться со всеми, но все-таки сдерживалась. — Ну что же вы? — она обвела взглядом присутствующих. — Почему не объяснили вашему другу, в чем дело?
Вероятно, они что-то ответили ей во втором слое, потому что лицо ее вдруг стало суровым.
— Он не подключен к социо, — сказала она. — Но это вовсе не значит, что он вам не друг. И что он неполноценный. Он просто другой. И ваш долг проявлять по отношению к нему внимание и доброту. В противном случае я могу счесть ваше поведение жестоким.