Живы, пока не взойдет солнце
Шрифт:
— Отпустите его! — крикнула Юля, но старшакам было наплевать.
“Коробочник” приготовился прыгнуть на кота, а “хоккеист” уже замахнулся для удара, на случай, если животное улизнет, но тут…
Бац!
Стекло громко зазвенело, выплюнув осколки в палисадник. Оба хулигана обернулись, но увидели лишь разбитое окно, да спину Ким улепетывавшей в детдом. Перепуганный кот рванул к воротам.
— Бежим! Ща наседки налетят, — шикнул коробочник.
— А кот?
Ответом “хоккеисту” послужил крепкий подзатыльник, и оба хулигана дали деру.
Юля
Сологубов ее вызвал, да еще те двое видели, кто разбил стекло, так что теперь она влипла по самые уши.
“Полосатик, лысый хвост иль зверек другой -
Ты неси его в подвал, ночью под луной”.
Прозвучал в голове глупый стишок, который знал здесь каждый. Те мальчишки, охотившиеся за котом… Наверняка они хотели выменять его на подарок у “дядюшки за дверью”. Вот только куда бы пропало животное?
“Пропало…”
Эта мысль показалась Юле спасительной.
Точно! Без разницы куда исчезнет зверек, главное, что он покинет эти стены. Юля, наконец, нашла способ, отмыться от грязи и никого при этом не испачкать.
Ким сбежала по лестнице в темноту подвала, чуть не упав, когда перемахнула через ступеньку. Здесь, внизу, кожа зябла от холода, а вокруг воняло плесенью и пролитой белизной.
Юля нащупала выключатель. Когда свет разогнал тараканов, Ким увидела повсюду завалы хлама: ящики со сломанными игрушками, старые дидактические плакаты, новогодние украшения и кучу коробок из-под техники. Всю дальнюю стену закрывал старинный гобелен с покосившейся избой на нем.
Боясь, что ее отыщут даже здесь, Юля впопыхах расчистила место перед избушкой, а затем, поставила у гобелена коробку из-под стиральной машинки. Не веря, что делает это, Ким залезла внутрь.
Юля отчетливо слышала, как скандалили наверху, она слышала Сологубова, срывающегося на уборщицу. Слышала доклады ябед и топот ног. А потом все стихло. Осталось лишь дыхание и быстрое биение сердца Ким.
“Пожалуйста, Боженька, пусть я исчезну навсегда”.
Наступила ночь.
Девочка до крови расковыряла заусенцы на больших пальцах, но все же, усталость взяла верх над истерзанными нервами, и Ким уснула, уткнувшись носом в соленые от слез коленки.
…
Юлю разбудил шепот, исходивший от стены. Ким услышала, как кто-то скребся по бревнам нарисованного сруба.
— Чую-чую кровь младую, — проскрипел мужской голос, и вместе с ним, коробку обдул сквозняк.
— Ты не пахнешь ни кошкой, не крысой, что ты такое? — тот, что обитал за нарисованной дверью, умолк, оставляя лишь тишину, которую должна была заполнить Юля.
Ким сжала кулаки, и набравшись смелости, ответила:
— Я п-просто девочка.
Тот, кто жил в избе тихо рассмеялся.
—
— Ю-юля.
— Юля, — повторил шепот, словно пробуя имя на вкус, — Зачем же ты залезла в коробку, Юля? Разве не знаешь, что надлежит нести мне для обмена малых божьих тварей?
— Мне не нужны подарки! — не выдержала Ким, — Ни платья, ни побрякушки, ни косметика. Я все это ненавижу!
— Тогда чего ты хочешь?
Сквозняк пробрался в коробку сквозь щели. Холод змеей скользнул по плечам и шее, покрывая кожу мурашками. У Ким потекли сопли, а зубы застучали. Она сунула руки подмышки, пытаясь хоть как-то согреться. Ей захотелось вылезти и убежать, но отчего-то Юля знала, что если сделает это, то случится беда.
— Отвечай! — потребовало существо.
— Я хочу исчезнуть.
Голос за стеной рассмеялся.
— Похоже, ты не “просто девочка”, а “обыкновенная врунья”. Твое счастье, что у меня сегодня хорошее настроение, так что, дарую тебе второй шанс. Ответь, чего ты жаждешь?
Ким призадумалась. Она вспомнила песню по радио. В памяти всплыли фотографии, сохранившиеся у бабушки — на них папа и мама были счастливы. Как жаль, что отец вернулся на родину, так и не узнав, что мама беременна.
— Я хочу к папе, — призналась Юля, утирая слезы. Она чувствовала себя испорченной, сломанной, никому не нужной, но ей просто хотелось увидеть отца.
— Да будет так. А теперь, подставь милое ушко к замочной скважине, и я расскажу, что делать дальше.
Глава 4. Самая прекрасная женщина в мире
Юля не заметила, как день подобрался к вечеру, а с ним приближалось и назначенное Сологубовым время. Проснувшись на огромной двухспальной кровати, певица никак не могла выбросить из головы те отвратительные снимки. Ким сожгла фото в раковине, но они будто отпечатались на сетчатке.
Менеджер группы срывал телефон. Вчера Юля не хотела разговаривать с господином Тё, сегодня же, у нее не осталось на это сил. Дотошный кореец поймет по голосу, что у “чужачки” проблемы, и доложит наверх ее отцу. В мыслях, Ким уже видела эти гадкие заголовки в журналах: “Падшая звезда — вся правда о дешевке Джулии”, “Шлюха”, “Артистка по-дешевке”.
Юля понимала — Сологубов просто так не отцепится. Сейчас она должна усыпить его мнимой покорностью, чтобы он не опубликовал компромат, а потом, когда директор детдома утратит бдительность, Ким нанесет ответный удар. И видит Бог, после него, этот козел уже не поднимется. Юля выросла — она уже не та запуганная сиротка.
Ведь так?
…
Ким металась по номеру, как запертый в клетке тигр, по крайне мере, ей хотелось так о себе думать. В конце концов, девушка села по-турецки на ковер, подтянув коробку с вещами бабушки. Юля порылась внутри, выкладывая на пол несколько мотков пряжи, длинные спицы; парочку книжек в мягком переплете; старый портсигар; кипу черно-белых фотокарточек и, наконец, брошь из почерневшего серебра. Ее Ким тут же приколола на воротник.