Жизнь на двоих

Шнайдер Анна

Нежность. Очень много нежности. Сочувствие, досада, стыд, жалость… и что-то светлое, искреннее, похожее на сожаление.

– Я завтра останусь, – сказал Арен так мягко, как мог, и Виктория подняла голову, радостно, ликующе вспыхнув. – Завтра обязательно останусь. Не плачь, я тебя прошу.

– Я вроде… – Жена растерянно улыбнулась. – Не плачу…

– Ты на грани, я чувствую. Не надо, Вик. Все хорошо.

Она кивнула, и Арен, легко погладив ее по плечу, отвернулся и зашел в камин.

Было настолько мерзко и тошно от себя

и собственной лжи, что император несколько мгновений стоял в огне, пытаясь успокоиться. Не надо нести эту гадость Софии, не надо.

До конца успокоиться так и не удалось, но тошнота ушла, и только после этого Арен начал строить пространственный лифт.

София заканчивала портрет Эн, когда огонь в камине вспыхнул, заискрился, и девушка, бросив кисточку на стол, вскочила и метнулась навстречу императору, обняла и прижалась изо всех сил, шепча:

– Защитница… Арен, наконец-то, как же я соскучилась…

– Я тоже, – сказал он глухо, и София сразу ощутила его тревогу и горечь. Столько их было, что она задохнулась – сердце словно в ведро со льдом опустили – и, погладив Арена по плечам, потянулась к губам.

Он целовал ее долго и отчаянно, будто прощался.

– Давай сегодня перенесемся куда-нибудь, – произнесла София, безумно желая помочь Арену, вынуть из души боль, но не зная, как это сделать. – Куда-нибудь на природу. Хочешь?

– Хочу. – Он улыбнулся и потерся носом о ее щеку. – Я очень устал от дворца. И кажется, я знаю, что может тебе понравиться.

– Мне понравится все, лишь бы с тобой.

Арен вздохнул, и София поняла, что ему стало чуть лучше, словно помогало само ее присутствие рядом.

Император взял девушку на руки, зашел в камин, поставил на пол, и София сразу обняла его и начала осыпать поцелуями лицо. Губы, подбородок, щеки, лоб…

– Как же я хочу забрать из тебя то, что мучает, – говорила она между поцелуями, прислушиваясь к эмоциям Арена – они то горчили, то делались сладкими, терпко-чувственными. – Чтобы ты никогда не грустил, никогда. Чтобы всегда был счастлив…

– Ты и есть мое счастье, Софи, – сказал император, опустив голову ей на плечо. – Погоди немного. Дай мне построить лифт, а то так я напутаю с формулой, и мы останемся без каких-нибудь важных частей тела.

– Хорошо. – Она улыбнулась. – Но потом ведь я смогу продолжить?

– Обязательно.

Через полминуты стены пространственного лифта истаяли, но сразу продолжить София не смогла – восхищенно оглядывалась по сторонам, не в силах вымолвить ни слова.

Они оказались на широкой деревянной смотровой площадке где-то в горах. Площадка была освещена немагическими светильниками, а в воздухе перед ней парили светильники магические, освещая полукруглое пространство горного ущелья – красноватый камень с потеками темно-зеленого мха расступался, раскалывался на две части, и между этих частей падал вниз широкий водный поток.

Водопад…

–

Это Ольха – наш восточный водопад. Помнишь, где он находится?

София неуверенно кивнула, глубоко вздыхая и замирая от ощущения влажного и теплого воздуха, вошедшего в легкие и заполнившего их до краев.

– Рудеальские горы… вроде.

– Все-то ты знаешь, – посетовал Арен, обнимая ее сзади и целуя в шею. – И рассказать нечего.

– Есть чего. – София погладила его ладони на своей талии. – Я хотела бы знать, что случилось, по какой причине… тебе плохо. Я хотела бы разделить неприятности с тобой.

Император вздохнул.

– Это ужасно, Софи.

– Почему? – не поняла она.

– Потому что я, с одной стороны, не желаю тебя расстраивать, а с другой… желаю делиться с тобой всем. Меня сейчас на части разрывает.

Она засмеялась:

– Не разрывайся. Просто поделись.

Арен начал говорить, и София чувствовала, что с каждым словом он все больше и больше раздражается, походя на сосуд, в который долго наливали воду, но теперь она достигла края и начала стремительно переливаться, заливая окружающее пространство, и не было ей конца.

Так и император – он слишком долго держал все в себе, слишком долго справлялся со всем один, ни с кем не делясь – да и с кем ему было делиться? – а теперь говорил и говорил, вспоминая про расследование покушения на Агату, про начальника дворцовой охраны Виго Вамиуса и его выловленный в реке труп, про неисправные амулеты-нейтрализаторы и, наконец, про жену брата, которую в этот момент должен допрашивать Гектор Дайд.

София слушала, забыв про водопад – никакие виды ее больше не волновали. Ее волновал только Арен, и она обнимала его, целовала, и сердце у нее разрывалось от печали и сочувствия.

– Наверное, прав Гектор, – говорил император, горько кривя губы. – Надо было их всех отправить куда-нибудь подальше и забыть. А я… пожалел. Виноватым себя чувствовал, что испепелил Аарона, да еще у них на глазах.

– Ты ни в чем не виноват, – сказала София твердо и уверенно, поглаживая Арена ладонями по груди, где билось сердце. – Аарон сам себя убил, когда предал тебя. А насчет остального… не ругай себя за милосердие. Ты все сделал правильно.

– Если бы я изначально убрал из дворца Ванессу, не погибли бы двести шесть человек, – возразил император, и София произнесла еще резче, решительнее:

– Не ты их убил. Не ты! И неужели ты думаешь, что люди, поддерживающие твоего брата, не нашли бы другого информатора, кроме Ванессы? Да, с ней было проще всего, но я уверена – не будь ее, нашелся бы кто-нибудь еще. Они заинтересованы в том, чтобы достать тебя, и нашли бы лазейку.

– Да. – Он поморщился и, наклонившись, вновь положил голову Софии на плечо. Эмоции перестали горчить, и она невольно улыбнулась, вспомнив… – Что такое, Софи? – спросил Арен, сжимая ладонями ее талию. – Ты словно вспыхнула.