Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2
Шрифт:
Г. Г. Годжелло дал свои свидетельские показания в пользу обвиняемых и обрисовал их очень полезную деятельность для Анилтреста. С цифрами в руках он показал, при каких трудных обстоятельствах им приходилось создавать Анилтрест и строить новые заводы для изготовления красок. Мои и Годжелло показания спасли Козлова и Беркова. Вместо смертной казни, которая полагалась за подобное преступление, они получили очень мягкие наказания. Козлов смог вскоре возвратиться к своей химической деятельности и был послан на Лисичанский завод для постановки там производства нафтола, а Берков был посажен в тюрьму на 5 лет. Он был выпущен на свободу, насколько помнится, ранее срока.
Он сказал мне, что никогда в жизни не забудет моего показания, которое безусловно спасло его жизнь. Интересно здесь отметить, что защитником по этому делу выступал мой хороший знакомый, П. Н. Малянтович, известный
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
СОЗДАНИЕ «ДОБРОХИМА»
С осени 1923 года работа вновь организованного Химического Комитета при Главном Артиллерийском Управлении вполне наладилась, и лаборатории Высших Учебных Заведений в Москве и в Петрограде уже дали ценные результаты, как по ядовитым газам, так и по противогазам. Во время моих ежемесячных приездов в Петроград в Химической Лаборатории Академии Наук были устраиваемы заседания, на которых докладывались полученные результаты.
В первую очередь было обращено внимание на выработку хорошего противогаза. Во главе этого дела был поставлен профессор В. Хлопин и молодой инженер Н. Прокофьев, который работал у меня в Химическом Комитете во время войны и обратил на себя внимание своей изобретательностью. Наша армия не имела хорошего противогаза, и на складах имелись старые военные противогазы, которые далеко не удовлетворяли условиям, пред’являемым к хорошему защитному противогазу. Главное затруднение заключалось в том, что не было найдено вещество, которое, будучи положено в противогаз, было бы способно задержать дым, образующийся от распыления ядовитого газа. В иностранных противогазах для этой цели употреблялись особые сорта ваты, целлюлозы и т. п., но опыты показывали нам, что они были способны пропускать некоторые дыма. Самым трудным для поглощения является обычный табачный дым. Меня очень заинтересовал этот вопрос, и я стал обдумывать, какие еще вещества можно было бы применить для этой цели. Необходимо при этом заметить, что вещество, вложенное в противогаз, не должно затруднять дыхание и, следовательно, должно только не на много увеличивать сопротивление проходящему через противогаз воздуху.
После некоторых поисков мне удалось найти такое вещество, которое я не могу назвать здесь, так как* это является военной тайной. Опыты, сделанные немедленно же Прокофьевым, подтвердили замечательную поглотительную способность этого вещества; даже табачный дым не был в состоянии проходить через небольшой слой этого вещества. После этих удачных опытов Прокофьев стал изобретать новый противогаз, который для задержания ядовитых дымов должен был заключать и это новое вещество, которое было окрещено моими сотрудниками «Ипатит». Исключительно с исторической точки зрения я сделал об этом изобретении заявку во вновь организованное JI. К. Мартенсом Патентное Бюро. Но так как это изобретение представляло военную тайну, то оно было тотчас же засекречено и передано мною в безвозмездное пользование Рев.-Воен. Совету. Е. И. Шпитальский, мой большой друг, очень заинтересовался этим изобретением, когда я делал доклад о нем в Химическом Комитете, и стал придумывать наивыгоднейший способ его приготовления. Это ему удалось, и в скором времени он тоже подал заявку на способ его приготовления. Так как в своем патенте он упоминал о моем изобретении, то его патент также представлял из себя военную тайну и потому должен был быть засекречен. Но Патентное Бюро- по недосмотру поместило его в список общих патентов, и потому он мог быть опубликован. По счастью, я, будучи членом комиссии при Рев.-Воен. Совете по засекречиванию патентов, касающихся военных изобретений, заметил заявку Шпитальского в списке общих патентов и немедленно принял меры для перевода eroi в список секретных патентов. Хорошо, что так случилось, — иначе и мне пришлось бы головой ответить за эту оплошность других лиц.
В то время в СССР произвела большое впечатление книга американского полковника Фриса относительно газовой войны. В ней были описаны свойства всех удушающих газов, которые употреблялись в последней мировой войне и которые готовились в Эджвудском арсенале в Америке. Большое внимание было посвящено льюизиту, которое автор
Химический Комитет распределил задачи по выработке методов получения удушающих веществ таким образом. Лаборатория органической химии, возглавляемая А. Е. Фаворским, получила задачу изучения льюизита; Е. И. Шпитальский получил задачу разработки иприта и фосгена и приступил к опытам в специально оборудованной лаборатории, которая помещалась на бывшем заводе бр. Шустовых в Москве. Другие лаборатории в Москве и Петрограде получили задачи по изготовлению других химических продуктов, необходимых для газовой войны. В Москве основалась особая школа для подготовки военных газовых химиков; начальником ее был назначен очень деловой человек, Я. Авиновицкий. В Москве была образована особая комиссия по противогазам, в которую вошли все лучшие работники по этой специальности, которые работали во время войны. Во главе этой комиссии стал профессор Шатерников, который работал по противогазам также и во время войны. Что касается испытания удушающих средств на животных, то для этого была организована особая комиссия под председательством профессора А. И. Лихачева. В женском Медицинском Университете была оборудована особая физиологическая лаборатория, снабжаемая собаками, кошками и др. животными для исследования действия наших различных ядовитых газов при различном их содержании в воздухе.
Военный комиссар Л. Д. Троцкий, возглавлявший в то время Реввоенсовет, пожелал узнать, в каком положении находится дело снабжения армии противогазами и ядовитыми веществами. С этой целью он устроил особое заседание Рев.-
Воен. Совета, где мне было поручено сделать доклад об этом вопросе, а также сообщить, какие сведения имеются у нас относительно положения этих вопросов заграницей. На это заседание были приглашены члены Президиума ВСНХ, члены моего Химического Комитета и Артиллерийского Комитета и другие профессора, которые были привлечены мною для разработки указанных вопросов. На собрании присутствовало около 40—50 человек, и мне было предоставлено неограниченное время.
Я подробно рассказал, в каком состоянии находится разработка этого дела у нас в Химическом Комитете, упомянув при этом, что мы получаем ничтожные суммы, и указал, что при таком положении едва ли можно ожидать быстрого разрешения многих очень важных проблем. Я нарисовал дальнейшую программу деятельности комитета и указал на необходимость немедленного создания хорошо оборудованного химического полигона, где можно было бы производить в большом масштабе опыты стрельбы снарядами, начиненными ядовитыми веществами. Собрание с громадным вниманием выслушало мой доклад, после чего мне был задан целый ряд вопросов о положении этого дела заграницей. Председатель противогазовой комиссии, проф. Шатерников, сделал дополнение, подтвердив, что снабжение нашей армии противогазами является первостепенной задачей и всякое промедление в выработке нового противогаза является совершенно недопустимым. Начальник Гл. Арт. Управления указал, что год тому назад они выдвинули этот вопрос и просили меня, хотя и не состоящего на службе в Главном Арт. Управлении, взять на себя разработку этого важного для армии дела. Что касается химического полигона, то уже принимаются меры для приведения в порядок бывших во время войны помещений для снаряжения снарядов, а также создания надлежащего химического полигона.
Это заседание Рев.-Воен. Совета имело большое значение для дальнейшего развития газового и противогазового дела, и оно двинулось бы гораздо быстрее в своем развитии, если бы Троцкий оставался бы на посту председателя РВС. Но за свою политическую пропаганду он попал у партии большевиков в немилость, должен был дипломатически захворать и уехать на время лечиться на Кавказ в Абхазию. Тогда говорили: «Троцкий очень болен, у него совсем белый язык». Заместителем Троцкого был назначен М. В. Фрунзе, которому было очень трудно войти во все дела Военного Комиссариата и потому дальнейшее развитие нашего дела пошло медленным темпом.