Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2
Шрифт:
Далее Троцкий приводил выдержки из недавно появившейся в Польше брошюры, в которой указывалось, что СССР сильно готовится к войне и что Польше угрожает опасность подвергнуться нападению со стороны России; в брошюре говорилось, что знаменитый химик Ипатьев поставлен большевиками во главе особого Химического Комитета, которому поручено в кратчайший срок наладить в большом масштабе производство различных удушающих газов и выработать наилучший противогаз, как для войск, так и мирного населения в городах, подвергнутых газовой атаке. Кроме того, русские и немцы после Раппальского договора решили совместно работать для снабжения обоих армий наилучшим вооружением, и так как по Версальскому договору Германия не может строить военные заводы, то все заказы для германской армии будут выполняться на специально построенных в СССР военных заводах. Часть таких заводов уже построена на Урале, »и дальнейшее строительство продолжается. Троцкий заявил, что все это выдумка польских политиков, которые хотят дискредитировать советское правительство
г
Мое выступление было встречено апплодисментами, что меня сильно подбодрило для произнесения речи в таких непривычных для меня условиях. Я говорил, а не читал по рукописи и скоро овладел собою и под конец совершенно не волновался и с большим под’емом призывал всех, кому дорога наша страна, оказать моральную и материальную поддержку в деле развития химии и химической промышленности. В своей речи я, между прочим, высказал ту мысль, что войны являются побудителями в развитии мирной промышленности. Так, например, развитие стальной промышленности в значительной степени зависело от тех требований, которые военная техника ставила необходимым качеством стали, которая должна была идти на изготовление дальнобойных орудий, долженствующих выдерживать большое давление. Я напомнил, что изобретения русского инженера и профессора Артиллерийской Академии Д. 'К. Чернова на Обуховском Сталелитейном заводе по изготовлению высоких сортов стали для орудий сделали переворот во всей стальной промышленности, как военной, так и мирной. Последняя война, с другой стороны, выдвинула новое оружие: ядовитые газы. Вследствие этого возникла новая отрасль военной техники, — химия удушающих, слезоточивых газов, дымовых завес и т. п., что, конечно, заставляет делать новые изыскания в соответствующих отделах химии. Я также получил дружные одобрения моей речи, после чего несколько слов сказал Уншлихт, который перечислил имена лиц, включенных в Организационный Комитет «Доброхима». Заключительное слово было предоставлено Троцкому, который вполне согласился с моей мыслью, что требования военной техники влияют на развитие науки, но, конечно, об этом надо сожалеть, так как все это делает войны очень жестокими и в борьбе приходится принимать участие не только армии, но и всему народу.
В скором времени Троцкий, как председатель Организационного Комитета, собрал совещание для выборов делового президиума и для организации отделов. Партийные товарищи на особом совещании выработали список лиц, которые должны были войти в Президиум, и предложили его на утверждение Организационного Комитета. Моя марка стояла тогда очень высоко: коммунисты выбрали меня заместителем Троцкого, который был выбран председателем Президиума; другим его заместителем был выбран Фрунзе. Насколько я помню, в Президиум, кроме указанных лиц, вошли Уншлихт, Пятаков, председатель Торгово-Промышленного Банка Ксандров и др. На этом же заседании в общих чертах были намечены и отделы «Доброхима». Последующие заседания под председательством Троцкого наметили главные вопросы, которые должны быть проработаны в отделах и преведены в жизнь. Один из таких вопросов, имеющих очень большое значение для развития химических знаний, заключался в обеспечении высших учебных заведений необходимыми средствами для правильной постановки практических и исследовательских работ в химических лабораториях.
Как только Организационным Комитетом был разрешен сбор денег для «Доброхима» в виде членских взносов, пожертвований трестов и частных лиц, а также устройство лекций, концертов и пр., то из разных высших учебных заведений стали поступать просьбы о денежной помощи для нужд химических лабораторий, которые после войны находились в очень печальном состоянии, так как комиссариат народного просвещения отпускал на содержание лабораторий ничтожные средства и совершенно отказывал в отпуске иностранной валюты для покупки химических реактивов и приборов, которых было невозможно достать в СССР. Первым обратился ко мне Ленинградский Университет, который прислал в «Доброхим» особую делегацию, состоявшую из проф. А. Е. Фаворского, одного преподавателя и одного студента. Они обрисовали мне то
ужасное положение, в котором находилась химическая лаборатория Университета и просили меня, чтобы я устроил им аудиенцию с Троцким. Я созвонился с Лев Давидовичем, и вместе с делегацией явились к нему в Реввоенсовет. Троцкий был поражен той картиной, которая была нарисована делега-* цией, и очень любезно обещал с своей стороны сделать все возможное для того, чтобы помочь славной лаборатории, где были произведены классические работы Менделеева, Бутлерова и их учеников, возвеличивших значение работ русских химиков во всем мире. Он обещал также поговорить где надо о незамедлительном отпуске денег из сумм комиссариата. Насколько я помню, и «Доброхим», и Троцкий выполнили свои обещания и оказали посильную помощь.
Организационный Комитет утвердил членский взнос в размере 50 копеек, и утвердил специальный значек для членов «Доброхима». С фабрикацией значка произошла неприятная история. Приближенные к Уншлихту лица рекомендовали
Деятельность отделов «Доброхима» заставляла желать много лучшего. Первые заседания отделов посещались удовлетворительно, но затем многие, видя бюрократизм, воцарившийся в правлении «Доброхима», потеряли охоту отдавать свое время на бесполезные разговоры, из которых ничего не выходит. Чтобы собрать финансовый отдел «Доброхима», где председателем был Ксандров, мне приходилось по несколько раз звонить к нему. Проходили недели, пока мне удавалось собрать отдел, — а без него нельзя было расходовать ни одной копейки денег.
Осенью 1924 года Троцкий не всегда мог присутствовать на заседаниях Организационного Комитета, и председатель-
ствовать приходилось или Фрунзе, или, большею частью, мне. Собрания происходили в здании Реввоенсовета (бывшее Александровское Военное Училище) и делались все реже и реже, так как члены Реввоенсовета не проявляли особого интереса.
Осенью 1924 года было решено создать отдел «Доброхима», —* «Москвохим»; командующий войсками Московского района Ворошилов вызвал меня к себе для обсуждения этого вопроса и предложил мне выступить на организационном собрании Московского «Доброхима», которое было решено устроить в Экспериментальном театре; кроме меня, должны были выступить и другие лица. Я указал, что' желательно было бы выступление профессора Московского Университета Е. И. Шпитальского, как хорошего оратора и как принимающего большое участие в изготовлении ядовитых газов. В назначенный день (конец октября) состоялось многочисленное собрание лиц, пожелавших принять участие в организации «Москво-хима». Театр был переполнен. В Президиуме, под председательством Уншлихта, были морской комиссар Зоф, Буденный, Ворошилов, я и другие. После краткой речи Уншлихта, разъяснивший цель этой организации, я произнес речь на тему: «Химическая Промышленность — база химической обороны». Так как громадное число слушателей были студенты Высших Учебных Заведений, то я в своей речи обрисовал условия учебы студентов до войны 1914 года. Я указал им, что громадное число студентов уроками и различными способами должны были зарабатывать деньги для своей жизни и потому не были оранжерейными растениями, находящимися на попечении своих родителей. Они с большим энтузиазмом вели научные химические исследования для получения степени кандидата Университета и в то же время работали на стороне, чтобы добыть средства для своего существования. Мои речи, — «Задачи Доброхима» и о «Химической Промышленности, —* были напечатаны в двух изданиях по десять тысяч экземпляров и были все распроданы. Замечательно красивую речь сказал Шпитальский; аудитория слушала его с особым вниманием и и с громадным удовольствием принимала его остроумные сравнения. Но одна из его фраз, в сущности совершенно невинная, была поставлена ему на вид, когда он был арестован в 1928 году: он показал аудитории маленький пузырек, наполненный водой, и сказал, что если бы жидкость, наполняющая этот пузырек, была бы тем ядовитым газом, который употребляется ныне в газовой войне, то разбрызгивая такую жидкость, мы получили бы такую концентрацию ее паров в этом театре, которая была бы достаточной, чтобы отравить всех здесь присутствующих. Деятельность Москвохима не отличалась также какими либо существенными результатами; мне приходилось иногда посещать заседания Президиума, куда я был выбран в качестве его члена, но я видел, что большой пользы это учреждение не принесет.
Доброхим просуществовал около года, и на верхах было решено слить его с другой общественной организацией, заботившейся о развитии авиации. Новая организация получила название Авиохим. Я был выбран членом ее Президиума и должен был написать большую статью. «Химия, химическая промышленность, Авиохим» (1925), но мое участие ограничилось сравнительно редким посещением заседаний Президиума, а также участием в некоторых комиссиях, — например, по присуждению химических премий за лучшие экспериментальные работы по военной химии и пр. Позднее я уже не был переизбран в Президиум и только в день празднования 35-летнеего юбилея моей научной деятельности (в 1927 г.) Союз «Осовиохима» СССР наградил меня званием «активиста Осовиохима» и преподнес мне очень красивый значек, присвоенный этому учреждению. Эта награда мотивировалась тем, что я был одним из организаторов «Доброхима» и принимал участие в общественных организациях и способствовал привлечению внимания рабоче-крестьянского населения к вопросам химической обороны и промышленности Союза ССР.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
ОРГАНИЗАЦИЯ ДОБЫЧИ АММИАКА ИЗ ВОЗДУХА
Жизнь моя протекала на половину в Ленинграде, на половину в Москве. Я должен заметить, что вскоре после смерти Ленина, по предложению Зиновьева, Петроград был переименован в Ленинград. Говорят, что позднее приготовляя издание сочинений Ленина, в них нашли одно замечание, показывающее, как отнесся бы сам Ленин к такому переименованию: «люди — писал он, — предлагающие дать Петрограду другое название, несомненно, идиоты». Эти слова большевики из сочинения Ленина из’яли, — но «Ленинград» оставили...