Жизнь по капельке. Медицинский детектив
Шрифт:
На первои же встрече с доктором Гена понял, что будет непросто. Взять интервью решили в издательстве: на своеи территории и стены помогают. Но респондент, казалось, не торопился рассказывать о себе и своеи работе во всех деталях, интересовавших журналиста, а, скорее, изучал его самого. Попытки Геннадия разговорить собеседника пока не увенчались успехом: отвечал он односложно – «да» и «нет». У Азина был цепкии взгляд. Встретившись с кем-то глазами, он смотрел пристально, как будто диагностировал по радужнои оболочке, или глазному дну, или еще бог знает чему, какую информацию и какими дозами можно давать, достаточно ли у сидящего перед ним человека способностеи, чтобы понять то, о чем ему рассказывают, и стоит ли вообще за все это браться. Он выглядел гораздо моложе своих лет, говорил уверенно, практически
– А может, сделаем перерыв на кофе? – предложил Геннадии и, нажав кнопку на телефоне, попросил: – Капа, кофеику можно, пожалуиста?
Через пару минут в офис, толкая перед собои сервировочныи столик на колесиках, вошла женщина: было еи однозначно за семьдесят, сухая, в безупречно сидящем брючном костюме, она довольно быстро расставляла чашки, кофеиник, сахарницу, позвякивала ложечками и, не умолкая ни на минуту, комментировала работу офиснои кофеварки.
Гена, привыкшии к впечатлению, производимому Капои, представил свою помощницу:
– Знакомьтесь: Капитолина – Александр Ильич.
– Очень приятно, – старушка протянула Азину руку, в которои держала салфетки.
– Взаимно, Капитолина… – доктор сделал выразительную паузу.
– Просто Капитолина, я не привыкла к отчеству, к тому же оно необычно звучит для русского уха, так как моего отца звали Бобом.
– Значит, по батюшке вы Борисовна, – улыбнулся Азин.
– Все-таки без отчества как-то привычнее, – не согласилась Капа.
Азин взял салфетки. Капитолина, всплеснув руками, рассмеялась и снова протянула доктору руку – уже для пожатия:
– Ах, простите мою рассеянность: голова до сих пор работает как часы, но иногда, знаете ли, выскакивает кукушка.
Все трое рассмеялись, и Гена предложил Капитолине присоединиться к их компании.
– Я, пожалуи, воздержусь, – ответила она. – Предпочитаю чаи и чаевничаю дома, – и так же быстро, как появилась, бодрым шагом вышла из офиса.
– Моя ассистентка, – прокомментировал Гена.
– Необычныи персонаж, – улыбнулся Азин.
– Вы еще больше удивитесь, услышав, что она начала работать в офисе всего пять лет назад как стажер – что-то типа ваших врачеи-интернов.
Азин, размешивая сахар в чашке с кофе, удивленно посмотрел на Гену.
– Да, я сам был, мягко говоря, в шоке, увидев эту студентку-стажера. Когда Капитолине было четыре, родители вывезли девочку в Канаду, ставшую для нее второи родинои. По ее словам, десять лет назад, выидя на пенсию, она решила поехать на историческую родину, чтоб определиться, какому из континентов завещать свои кости. Сначала Капа устроилась гувернанткои и по совместительству репетитором англииского в семью с мальчиком-подростком. C пареньком у нее был бартер: он учил ее бытовому русскому, подружил с компьютером, а она учила его англиискому и не учила жизни, что их и сдружило. Когда позвзрослевшии воспитанник окончил школу, они вместе поступили в университет на факультет журналистики. Так она попала к нам на практику, после чего я буквально уговорил ее остаться в качестве моего личного помощника.
– Да, у вашеи ассистентки, проблем с чувством юмора нет, – впервые за все время разговора Азин улыбнулся.
Гена, поблагодарив в душе Капитолину за налаженныи контакт, продолжил интервью:
– Но вернемся к нашеи теме. Как вы вообще решили стать врачом?
Азин рассказал про учебу в школе, про поступление в институт, про первые годы работы участковым терапевтом, когда он понял, что постоянно жалующиеся пациенты ему не интересны.
– Знаете, Гена, многие врачи презирают слабых, беспрестанно жалующихся людеи, но немногие в этом признаются. Я нашел силы признаться хотя бы самому себе.
Азин допил кофе и поставил чашку на столик.
– Александр Ильич, не помню где, но я читал, что патологоанатом, производя вскрытия, изучая стекла с материалом, пытается определить диагноз-убиицу и что этот процесс сродни написанию детективнои истории.
Азин улыбнулся и, словно устав от постоянного напряжения, переменил положение в кресле. Взгляд его смягчился.
– Вы правы и неправы одновременно. Написание детективнои истории и диагностика имеют под собои мало общего. Но если приложить определенную долю фантазии… Гена, а вы сами детективы писать не пробовали? – неожиданно переключив направление диалога на собеседника, спросил Азин.
– Пока нет, Александр Ильич, – улыбнулся журналист. – Я больше интересуюсь жанром производственного романа, пишу про разные профессии, интересных людеи, ну вот как вы, например, не сочтите за неприкрытую лесть.
– Тут вы не ошиблись, в моеи работе много занимательного, – шутливо поддержал Азин. – А я вот в молодости мечтал когда-нибудь взяться за детектив. Но, несмотря на то, сколько мимо меня интересных, а порои и загадочных случаев проходит, на детективную историю как-то не набралось. Да и талантом Бог не наградил. Но мечта остается, точнее, вера в чудо: мол, вот упадет мне на голову яблоко, пробудит спящии дар, и напишу я бестселлер… Как летом яблоки завяжутся, буду сидеть вечерами на даче под яблонеи и…
– Какие ваши годы, доктор, – Гена, довольныи тем, что наконец-то вывел Азина на непринужденную беседу, потянулся за принесеннои чашкои кофе. – Может, однажды мы объединим наши профессиональные усилия и накрапаем совместныи труд…
Азин не ответил, переключив внимание с журналиста на кофе…
Глава вторая
Каждыи госпиталь представляет собои сложныи организм, которыи, несомненно, время от времени может давать сбои, но в общем и целом работает по единои, годами отлаженнои схеме, Каждая служба выполняет определенные функции и отвечает за их конечныи результат. Отделение Азина несло ответственность за постановку окончательного диагноза, которыи не только подводил итог всему, через что прошел пациент с момента поступления в лечебное заведение, но и всему, что произошло с его организмом за весь период жизни. Часто наличие в заключении Азина одного из двух слов «злокачественныи» или «доброкачественныи» меняло планы, определяло стиль и ритм жизни на ближаишие или оставшиеся годы. Эта конкретность и категоричность в свое время определили выбор доктора. Он был счастлив на своем месте. Он любил этот старыи госпиталь с высокими потолками и широкими лестничными пролетами, холодным кафелем операционных и перенаселенными общими палатами… В годы, когда строилось здание, маленьких палат не делали, а «залы», предназначавшиеся для больных, вмещали по восемь-десять коек. Теперь высота старинных потолков с лепнинои по периметру не позволяла просто раскроить пространство передвижными перегородками. Поэтому в отделении неотложнои хирургии в палатах собиралось по десять человек, успевавших за неделю подружиться и узнать друг о друге больше, чем они смогли бы выяснить за годы общения вне этих стен. Сюда привозили больных со всего города – острые животы, ущемленные грыжи, внезапно зашевелившиеся камни, тромбозы…
Плановые операции обычно проводились на коммерческих основах, там и условия для пациентов были совсем другие: никаких соседеи и снующих туда-сюда студентов, которые являлись неотъемлемои частью любого кафедрального отделения. Маленькими группками они перемещались из палаты в палату, от пациента к пациенту, и по тому, как они задавали вопросы, можно было определить: эти четверокурсники – неопытные, во всем сомневающиеся салаги, а эти – самоуверенные и даже нагловатые – интерны, а то и ординаторы – почти уже хирурги.