Жизнь после Жары
Шрифт:
Никки поморщилась.
— Даниила у тебя я не отнимала, он сам сделал свой выбор. А тебя, видимо, это так ничему и не научило… Ведь это всё не случайно… Ты же не любила по-настоящему ни Даниила, ни Салтыкова...
— Откуда тебе знать, любила или нет? — раздражённо перебила Олива.
— Просто когда любишь, думаешь не о себе, а о том, чтобы дорогому тебе человеку было хорошо, — спокойно отвечала Никки.
— Это всё слова, — отмахнулась Олива, — Да, я ненавижу, потому что мне сделали больно, меня предали и растоптали.
— А попытаться понять того же Салтыкова, какие у него были причины оставить тебя, ты не захотела? Может, он просто не смог с тобой жить, ведь когда человеку хорошо, он не уходит, не так ли? А больно сейчас твоему униженному самолюбию… Может, пора просто научиться отдавать любовь, не ждя ничего взамен? Просто ненависть убивает тебя, ты задыхаешься только от неё…
— Тебе легко рассуждать, ведь не тебе же рога наставили, не тебя же обманули и бросили!
— Мне легко? — сказала Никки, — А помнишь, как мы с тобой познакомились? Здесь, вот в этой вот самой моей квартире, когда Даниил, в которого я была влюблена, привёл тебя? Я видела, как он на тебя смотрел, как блестели его глаза. Он провёл с тобой тогда весь тот день летом и все новогодние каникулы зимой, когда ты приезжала потом. Ты думаешь, мне было легко? Но я сказала тогда себе: да, мне плохо, но если ему при этом хорошо, я не имею права ему мешать...
— Ну да, ты хорошая, я плохая, у тебя есть терпение всё это выносить, а у меня нет, ты можешь, а я не могу! — перебила её Олива, — Тогда объясни мне, пожалуйста, если ты такая хорошая, почему же в итоге ты забрала Даниила себе? Раз такая хорошая и правильная — так и была бы такой до конца...
Никки тяжело вздохнула, словно перед ней сидел тупой ученик, который не мог решить, сколько будет дважды два.
— Что значит «забрала Даниила себе»? Он что — вещь, что ли, чтоб его забирать или отбирать? Он сам пришёл, и сам это решение принял.
— Ну и где же он сейчас, этот Даниил? — скептически хмыкнула Олива.
— Мы расстались.
— А почему, можно узнать? Нашёл ещё кого-нибудь в свою коллекцию?
— Нет, не это. Просто отношения зашли в тупик, вот и всё. Это бывает, когда у людей разные цели.
— И тебе нисколько не обидно?
— Представь себе, нисколько. Была любовь, теперь прошла. Как ангина.
— Не понимаю… Была, прошла… — Олива пожала плечами, — Как вообще люди могут так просто к этому относиться?
— Когда-нибудь и ты этому научишься, — спокойно сказала Никки и встала, — Мне надо на учёбу. Еда в холодильнике.
— Нормально так, а я если я тебя обворую или дом подожгу? Ты так спокойно оставляешь чужого человека в квартире одного?
— Не подожжёшь и не обворуешь — у меня есть все твои паспортные данные, — последовал ответ, — Шучу, конечно. Ты ведь тоже пошутила, да?
— В каждой шутке есть
— Раз шутишь, значит, пошла на поправку, — Никки захромала к двери.
Олива заметила, что ходит она вразвалку, очень широко расставив ноги, а одну ногу слегка приволакивает. «И как с таким дефектом можно нравиться парням» — подумала Олива. Вслух же спросила:
— Чего хромаешь? Ногу, что ли, зашибла?
— Нет, — отвечала Никки, — Я такой родилась. В отличие от тебя, каблуки носить не могу.
— Тем не менее, в личном почему-то тебе везёт больше, — с горечью сказала Олива, — Да я бы лучше предпочла быть увечной или хромой как ты, но чтоб меня любили и жалели, чем здоровой, но несчастной и никому не нужной...
— Чушь, — отрезала Никки, — Мне гораздо труднее, чем тебе, привлечь парней — увечных никто не любит. Но главное, это уметь не столько привлечь, сколько удержать. А этому надо учиться.
— Ерунда это всё — уметь, не уметь… — махнула рукой Олива, — Если парень любит, значит любит со всеми недостатками. А если нет, будь ты хоть золотая-серебряная — всё равно уйдёт, как от меня Салтыков ушёл и Даниил в своё время...
Никки вздохнула, поняв, что Оливу переубеждать бесполезно и, ни слова более не говоря, вышла.
Глава 5
Яна, высказав Оливе всё, что о ней думает, и уехав в Москву, поняла задним числом, что погорячилась и что этого не надо было делать. Её стало мучить раскаяние; но позвонить Оливе она не решалась, да и что она теперь могла ей сказать после всего? Однако на душе у неё было неспокойно. Поэтому, когда на следующий день после её отъезда ей на мобильник позвонил Салтыков, трубку она схватила почти сразу.
— Чего тебе? — не слишком-то любезно проворчала Яна, ожидая от Салтыкова града упрёков по поводу Оливы.
— Слушай, Янго, я всё устроил, — с ходу начал он, — Щас я еду в Питер, у Майкла остановлюсь. Давай и ты подгребай.
— Ага. Счаз! — нараспев произнесла она, — Сейчас прям всё брошу и помчусь.
— Ну Я-анго!
— Ты лучше скажи, ты с Оливой поговорил?
— Блин, Олива эта ещё… — скривился Салтыков, — Истеричка. Ну её на хуй.
— А она щас где?
— Хуй её знает, где. На съёмной квартире осталась. Устроила мне вчера ночью концерт по заявкам. Ты ей всё рассказала...
— А что, не надо было?
— Да нет, ты всё правильно сделала. Как-то же нужно было выходить из ситуации, а сам бы я не смог.
— Так что, я могу тебя поздравить с официальным расторжением брака? — съязвила Яна.
— Ы-ы-ы. Ну, наверное, — неуверенно прогудел Салтыков, — Дак чё о ней говорить-то, Янго! Давай лучше, приезжай в Питер, потусуемся тут, отдохнём, боулинг-хуёулинг, всё такое. Хочешь, Юльку тоже бери, вчетвером погудим, Юльку у Москаля оставим, ну а нам с тобой я сниму номер в гостинице...