Жизнь, продиктованная Говорящей Шляпой
Шрифт:
«Просто скажи что-нибудь, чёрт возьми! Тупой зельевар. А вообще-то, какое тебе дело, придурок?»
Хоть что-то должно было произойти, но Мастер зелий не сдвинулся с места.
— Это же просто история магии. Этот тупой призрак не умеет учить, и вообще, что толку знать о дурацких гоблинских войнах? Какое мне до них дело?
— Ну, для начала, я напомню вам, что вы обязаны поддерживать свои оценки на должном уровне. — Хотя Мастер зелий не повышал голоса, тот прозвучал весьма недовольно, и Гарри пришлось напрячь
Северус заметил, как мальчишка напрягся, и обнаружил, что, заметив страх Поттера, перестал испытывать гнев.
«Чёрт. И что мне теперь делать? Я же не могу просто не сердиться каждый раз, потому что это пугает его… и он должен привыкнуть к мысли, что я могу выразить недовольство, не причиняя вреда».
Однако, когда мальчишка заговорил, не было слышно и следа страха.
«Похоже, свой голос он контролирует лучше, чем выражение лица».
— Ну ладно, мне не всё равно, потому что у вас есть чёртова власть, и вам почему-то не плевать. Только какое вам до этого дело?
— Следите за языком, Поттер, это последнее предупреждение. Как ни маловероятно, что вы в это поверите, я хочу как лучше для вас. Я хочу, чтобы вы хорошо учились, и отчасти это связано с вашими оценками.
Хотя тон (и речь) Поттера всё ещё немного раздражали, гнев Северуса полностью испарился. Мальчишка, очевидно, заметил это, так как злости в его голосе стало заметно меньше, и Поттер теперь больше походил на обычного дерзкого подростка.
— Подождите, значит, я должен волноваться, потому что вы волнуетесь, чтобы было лучше для меня? Разве это не тап… тат… хмм? — Гарри как-то вычитал это слово в книге, но никогда не пытался его употребить.
— Тавтология? Возможно, но вам придётся с этим смириться. Независимо от того, почему меня это волнует, я это делаю, и когда я говорю вам, что вы должны получать хорошие оценки, то ожидаю, что вы это сделаете, и не только на тех уроках, которые вам нравятся или легко даются.
«О, тебе же было всё равно, ты даже не хотел этим заниматься. А теперь просто помешался на контроле».
С Гарри было достаточно. Такими темпами его никогда не выпустят на улицу, у него никогда не будет свободного времени. Что дало этому человеку право указывать ему, что делать? Почему, во имя Мерлина, Гарри должно волновать, чего хочет Снейп?
«Если я не подчинялся дяде Вернону, какого чёрта я должен слушаться тебя? Тебе не нравятся мои оценки, мой язык? Что ж, прекрасно! Найди себе другого, кому «поможешь», если тебе это на самом деле надо».
— Тебя это волнует?! Чушь! — внезапно взорвавшись, почти выкрикнул Гарри. — Ты просто хочешь контролировать меня. Ну отвали уже на хрен. Меня тошнит от твоих правил. Запри меня под арестом до конца света — мне всё равно! Понял? Мне, блядь, всё равно!
Северус только вздохнул.
«Я
Закончив свою короткую тираду, Гарри тут же пожалел об этом.
«Я покойник. Точно покойник. Меня просто ещё не закопали».
Кроме того, он понимал, что врал, и это встревожило его.
«Чёрт, он меня угробит».
Гарри действительно не хотел больше отработок или домашних арестов. Ему отчаянно хотелось выйти на улицу, сбежать подальше от Снейпа. Он не хотел, чтобы этот человек был ближе, чем нужно, и отработки этому не способствовали.
«Как, по-видимому, и дурацкие неконтролируемые вспышки злости».
Увидев, как Мастер зелий молча встал из-за стола и, обойдя его, направился к мальчику, Гарри напрягся, но не сдвинулся с места. Подойдя вплотную, профессор медленно протянул руку к шее Гарри. Тот вобрал голову в плечи, замерев, когда ладонь легла ему на затылок.
«Всё в порядке. Он просто держит, как и раньше. Ничего страшного».
Из глубин памяти Гарри донёсся голос сварливого старика из какого-то дурацкого фильма, громко протестующего «Я ещё не умер!», но было не до смеха.
Не говоря ни слова, Мастер зелий решительно повёл Гарри к другой двери рядом с той, что вела в лабораторию, и не отпускал, пока они не вошли в комнату с душевой кабинкой и небольшой ванной. Гарри, однако, проигнорировал обстановку, во все глаза наблюдая, как декан Слизерина, вытащив из шкафчика под раковиной бутылку, откупорил её и вылил немного содержимого в извлечённую из того же шкафчика ложку.
— Откройте рот.
Гарри уставился на него.
«Ты рехнулся?»
Эта штука выглядела ужасно: жирная, пурпурно-чёрная и грязная, как масло, вытекшее из машины.
«Я не буду это пить!!!»
— Хорошо, позвольте мне объяснить, что произойдёт дальше: либо мы сделаем это, и всё закончится через три минуты, либо вы будете писать двести строчек: «Я буду практиковать образцовый язык, подобающий хорошо образованному и культурному юному волшебнику, свободный от всякой непристойности, поскольку грубая речь и поведение оскорбительны для всех, кто должен взаимодействовать со мной». Три минуты или три часа. Вам выбирать.
«О, здорово. Мне выбирать… а третий вариант не предусмотрен? Отрава, строчки или… наверное, исключение. Блестящий ход, Гарри. Время поработать своим великим интеллектом: зачем останавливаться на полпути? Напоить этой дрянью, а потом покромсать в лаборатории».
За исключением того, что декан по-прежнему не выглядел по-настоящему сердитым, скорее… непреклонным. Похоже, Гарри не отвертеться.
«Но… может, он и не собирался меня бить. Не в этот раз».