Жизнь, смерть и прочие неприятности
Шрифт:
– В конце концов, это становится скучным. Хватит болтовни, Принстон!
С этими словами Мордред пинком открыл дверь и вошел внутрь, нисколько не заботясь о том, последую ли я за ним. Полагаю, он и так прекрасно знал ответ. Мне было слишком любопытно...
Но это не отменяло того прискорбного факта, что невыносимость этого черта с каждым днем открывалась мне своими новыми гранями. И не сказать, чтобы меня так уж сильно радовало...
***
На входе в музей обреталась некая оригинальная конструкция из бинтов, гипса и костылей, которая
Впрочем, когда конструкция поморгала глазами и замахала костылями, пытаясь привлечь наше внимание (с грохотом при этом упав), стало понятно, что тут кроется нечто большее. Примерно попытки с третьей, внутри странного сооружения мною был опознан дриад.
– Джентльмены!
– Радостно приветствовал нас он.
– Мы счастливы видеть вас на нашей уникальной выставке и настоятельно просим купить билетики и добровольно пожертвовать на уход и содержание наших милых обитателей. А если вы откажетесь, то им же на корм и пойдете, да...
– Вы - отказались?
– Прямолинейно спросил Хамский. Загипсованный дриад как-то странно скукожился.
– Я очень быстро осознал свою ошибку и проникся исключительно аллигаторолюбивыми мыслями! Ведь они - братья наши страшн... эээ... старшие!
Хамский издевательски расхохотался.
– Это настолько бездарное вранье, что почти даже искусство! Милейший, я прекрасно знаю правду и без вас. Просто должность ваша настолько, мягко говоря, непривлекательна, что желающих на неё не найдешь. А вы работаете здесь исключительно потому, что точно знаете: на костылях вам далеко не убежать. А если подобное чудо и случится, то ваши 'старшие братцы' быстро найдут вас по запаху и с радостью довершат начатое. В любом случае, глупость должна быть наказуема. Принстон, пойдемте, у нас много дел.
Заплатить, правда, Мордред не забыл. Он вообще очень щепетильно относился к финансовым вопросам. Правда, сделал он это в своей манере. Приподнявшись на цыпочки, Хамский, с добродушнейшей улыбочкой, запихал деньги за косяк над входной дверью. Издевательски похлопав застывшего столбиком дриада по плечу, Мордред, насвистывая какой-то фривольный мотивчик, направился в главный зал музея.
***
Главный зал встретил нас градом револьверных пуль. Похоже, заявленный на афише крокодил Вилли развлекался вовсю, наглядно демонстрируя свои навыки обращения с оружием. Как учили преподаватели медакадемии, а потом и бурная жизнь рядом с Хамским - я залег и спешно отполз обратно за угол.
Но мой друг был не из тех чертей, что пасуют перед обстоятельствами. Сняв шляпу (как самую ценную вещь в своем организме) и лишь слегка наклонившись, Мордред бесстрашно пошел под пули. Уж не знаю, то ли стрелял Вилли хуже, чем сонный дикобраз с перепоя, то ли его интересовал не результат, а процесс. Впрочем, могло статься и так, что пальто моего друга действительно обладало всевозможными отталкивающими свойствами. Тем не менее, невозбранно преодолев зону обстрела, мой друг скрылся из поля зрения.
Скажу честно, я не обладал ни подобными психическими расстройствами, ни подобной храбростью, ни даже подобной наглостью, а потому пристроился тут же, за углом, искренне считая, что если коллеге и понадобится моя помощь,
Следом за воем, в зале раздались оглушающий треск, ужасающий грохот и совсем уж подозрительная тишина. Я даже успел ощутить некоторое беспокойство, но в ту же минуту мой друг вылетел из зала, на ходу прилаживая неизменную шляпу на её законное место. Что произошло, не объявят ли нам кровавую вендетту все крокодилы мира и директор выставки лично, интересоваться я не рискнул.
Не сбавляя шага, Хамский стремительно вышел на улицу, доломав по пути единственную не сломанную ногу дриада, пытавшегося загородить нам проход. Оказавшись на улице, Мордред глубоко вздохнул, посмотрел на аляповатую афишу и сорвал её одним движением. Обратная сторона листка была испещрена загадочными символами и черточками, сделанными явно женской рукой. Алый отпечаток губ в левом нижнем углу яснее ясного говорил о том, какая имена особа женского пола являлась автором авангардной живописи.
– Женщины, - с мрачным удовлетворением произнес Хамский.
– Никакой логики - зато с ними интересно.
***
Сестра погибшего - Агнесса Клоп и её муж Игнасио - проживали в таком месте, что, даже не зная фамилии владельцев этого дома, вы бы все равно назвали его 'клоповником'. Здание, спроектированное, похоже, на следующий день после праздника Люцифера Упившегося, являло собой нечто совершенно противоестественное. Состоящее из сплошных углов и кривых линий, оно походило, скорее, на ежа в стиле кубизм, нежели на жилое помещение. Впрочем, рядом с ним обретались и еще более жуткие архитектурные извраты, так что общий сюрреалистический дух трущоб казался предельно насыщенным.
Перед домом бегала стайка детишек - настолько быстрых, одинаковых и чумазых, что ни сосчитать, ни даже определить их расу и пол не представлялось возможным. Равнодушно перешагнув копошащуюся мелюзгу, Хамский постучал в дверь. Ногой. Ибо торчащая проводка вырванного с мясом звонка навевала почему-то мысли о хорошо прожаренном бифштексе.
– Джентльмены?
Мы с Мордредом одновременно вздрогнули. Открывшая дверь женщина являла собой весьма оригинальную пародию на тему снеговика. Агнесса Клоп обладала столь внушительными достоинствами, что внушали они ужас, а не восхищение. Впрочем, засаленные волосы, обрюзгшее недовольное лицо и, грозно встопорщившаяся двумя волосками, бородавка на носу так же шарма ей не добавляли.
– Мордред Хамский и Джозеф Принстон - детективы. Расследуем смерть вашего брата. Хамский явно старался, чтобы улыбка его была как можно менее обаятельна. Похоже, интерес со стороны этой конкретной женщины казался ему если не пугающим (в случае с моим другом это вообще в высшей степени сомнительно), то, по крайней мере, неподъемным.
Агнесса скривилась, став удивительно похожей на шарпея, собирающегося чихнуть.
– Зачем это вы сюда пришли?
– Подозрительно осведомилась она.
– Я уже копам все сказала. Не было тут моего братца, несколько дней как, и все тут. Знать ничего о нем не знаю.