Жизнь в моей голове: 31 реальная история из жизни популярных авторов
Шрифт:
Мою депрессию обычно вызывает стресс, и я обычно справляюсь с ним достойно – если не считать периодически вырывающейся из меня отборной брани, но иногда он нарастает и нарастает до тех пор, пока мои мышцы не напрягаются и я не могу вспомнить, когда в последний раз улыбалась. Если дело доходит до такого, моя старая навязчивая подруга вскидывает голову и входит ко мне со всем своим багажом через переднюю дверь без приглашения.
И она крепко вдарила мне в 2016 году во время одной важной конференции книголюбов. Подогреваемая стрессом депрессия собиралась с силами несколько месяцев, а потом со всего размаху обрушилась на меня как наисильнейший ураган. Утром во вторник
Трудно описать словами, каково это – искренне раздумывать над тем, как покончить с собой. Конечно, вы можете сказать, что это какой-то абсурд, но я воспринимала все слишком реально. Я одновременно была и словно окоченевшей, и чрезмерно чувствительной. Все казалось слишком ярким, слишком мрачным, слишком громким и слишком тихим.
Я находилась в таком состоянии, то выходя из него, то снова поддаваясь ему, многие месяцы, и никто, ни одна живая душа не имела понятия об этом.
Но я не хотела стать тем сюрпризом.
Я не хотела прибегать к Запасному варианту, ведь я отказалась от него однажды, когда мне было семнадцать.
Почти двадцать лет спустя я не могла даже припомнить все детали, которые вызвали у меня желание совершить самоубийство. Что бы ни случалось со мной, как бы отвратительно я себя ни чувствовала, теперь, двадцать лет спустя, мои горести кажутся столь незначительными, что я не могу вспомнить, что навело меня на мысль о том, что моя жизнь не стоит того, чтобы ее прожить. Поверьте мне: когда люди говорят об очень серьезных сиюминутных проблемах, а спустя годы понимают, что дело не стоило выеденного яйца, они не лгут. Это очень верно. То, что мне казалось вечностью ранее, нынче обернулось огромным ничем. Но что сопровождало меня все эти годы, как тень, которая не оставляла даже темноте, – это то, что случилось в ту самую секунду, когда я проглотила последнюю таблетку. Это самая первая мысль, пришедшая мне в голову, стоило мне только положить пластиковую упаковку на тумбочку.
Я не хочу умирать.
До сих помню горький вкус таблеток и еще более едкий приступ паники. Что я натворила? Что я натворила? Что я натворила? Этот вопрос снова и снова крутился у меня в голове. О, боже, что я натворила? Я немедленно поняла, что выбрала не тот вариант.
Я до сих пор помню, какое сильнейшее сожаление испытала.
И это сожаление до сих пор со мной.
Какие отличия от того случая были на этот раз? Я не стала молчать. Я сказала своей подруге нечто такое, что было трудно произнести вслух, трудно до сих пор. В пятницу вечером, когда мы сидели у меня в номере, я призналась, что у меня в голове бродят ужасные мысли. Когда же мне было семнадцать, я ничего никому не говорила. До того самого момента, когда стало почти что поздно.
Запасной вариант – это когда уже поздно. Для большинства людей все в жизни поправимо, непоправим только Запасной вариант. Нельзя отменить
Мне невероятно повезло, что моя попытка не удалась. Это не означает, что я до сих пор не сражаюсь с депрессией и теми мрачными, ужасными, коварными мыслями. Это не означает, что мне легко признаться в них, открыться кому-то.
Написание этого эссе стало, возможно, одним из труднейших дел в моей жизни. Я чуть было не поставила под ним псевдоним. Не из-за стыда или чувства вины. Я человек замкнутый, поэтому делиться чем-то подобным для меня не нормально. Но я думаю о семнадцатилетней себе и о всех, кто молча живет с депрессией. Думаю о позорном клейме и невежестве, связанных с депрессией, которые актуальны до сих пор. Я знаю о том, что я не единственная, кто живет с Запасным вариантом в своих потаенных мыслях.
Я не единственная, кто время от времени чувствует себя сломанной.
Вот почему я согласилась на то, чтобы мое имя стояло под чем-то настолько личным, как это эссе. Писать об этом ужасно, но как бы банально это ни звучало, если мой опыт поможет хоть кому-то узнать, что он не один такой, что сотни голосов, кричащих в Твиттере или в реальной жизни, далеко не всегда правы, тогда дело того стоит. Если кто-то откажется от Запасного варианта, опять же, дело того стоит. И будет стоить всегда.
Жизнь постоянно идет вперед и всегда имеет смысл.
Эми Рид
Близнецы
Мои склонность к психоактивным веществам и депрессия – близнецы. Они появились на свет одновременно. У них один и тот же источник, то же самое сплетение эмоциональной травмы, молчания, химии и крови.
Официально это называется «сопутствующее расстройство» или «двойной диагноз». Я бы могла многое поведать вам о научной стороне дела, но я писательница, а не ученый, и потому просто расскажу свою историю.
Год, когда мне исполнилось тринадцать, стал наихудшим годом моей жизни. Я не была готова к своей внешности, не была готова к тому, что на меня уже не смотрели как на маленькую девочку. Не готова к новой школе, наркотикам и травившему меня однокласснику-социопату. Не готова к еще одной новой школе несколько месяцев спустя, к еще большему количеству наркотиков, не готова для секса, на который я не дала полного согласия. И, разумеется, к тому, чтобы существовать среди всего этого в одиночку, а родители мало обращали на меня внимания.
В первый раз, когда я попробовала наркотики, то забыла о том, что надо было бы испугаться. Мне только-только исполнилось тринадцать. Во второй раз я сделала это самостоятельно. Я чувствовала себя в безопасности, обнаружив в себе нечто такое, что дало мне силы контролировать свои чувства.
С самого начала мне понравилось заниматься этим в одиночку. Где-то глубоко внутри я понимала, что для девочки тринадцати лет неестественно так наслаждаться этим. Но мне было наплевать. Секреты давались мне легко. Я, сколько себя помню, всегда держала какие-то стороны моей жизни в тайне.
На следующий год я опять оказалась в новой школе. Предполагалось, что я начну все с начала, но, конечно же, я оставалась тем же человеком. Я присутствовала там наполовину. Я знала, что нужно завести друзей, но не помнила, как улыбаться. Я едва могла говорить. Меня окружали секреты, давила эмоциональная травма, с которой я не умела справляться. Было начало девяностых. В те годы никто не говорил о посттравматических стрессах, особенно по отношению к ученицам средних классов, учащихся на одни пятерки и так хорошо умеющих хранить свои секреты.